Когда кругом обман

Муж­чи­на на­чал раз­ма­тывать длин­ные це­пи на сво­ём ра­бочем сто­ле в под­ва­ле. Сна­ружи уже стем­не­ло, но звенья яр­ко блес­те­ли под све­том го­лой лам­почки.

Он пол­ностью раз­мо­тал од­ну из це­пей. Её брен­ча­ние вско­лых­ну­ло ужас­ные вос­по­мина­ния о том, как его за­кова­ли, по­сади­ли в клет­ку и му­чали це­пями ти­па этих. Но он как буд­то го­ворил се­бе: «Я дол­жен встре­тить свои стра­хи ли­цом».

А для это­го ему нуж­но до­казать свою власть над це­пями, ведь в прош­лом це­пи слиш­ком час­то по­казы­вали свою власть над ним.

Жаль, что кто-то дол­жен стра­дать из-за это­го. На пять лет он ду­мал, что за­был обо всём. Ему очень по­мог­ло, ког­да его при­няли на ра­боту ноч­ным сто­рожем в цер­ковь. Ему нра­вилась его ра­бота, он гор­дился сво­ей зна­чимостью. Ему нра­вилось ощу­щать се­бя силь­ным и по­лез­ным.

Но в прош­лом ме­сяце его уво­лили. Им по­надо­бил­ся кто-то с опы­том в служ­бе ох­ра­ны, так они ска­зали, и с луч­ши­ми ха­рак­те­рис­ти­ками — бо­лее креп­кий и силь­ный. Они обе­щали ос­та­вить его ра­ботать в са­ду. Он всё ещё мог за­раба­тывать дос­та­точ­но де­нег, что­бы пла­тить рен­ту за свой кро­шеч­ный до­миш­ко.

И всё же по­теря ра­боты, по­теря ав­то­рите­та, ко­торый она ему да­вала, пот­рясли его, он стал чувс­тво­вать се­бя бес­по­мощ­ным. И сно­ва по­яви­лось же­лание — от­ча­ян­ное стрем­ле­ние до­казать свою си­лу, не­ис­то­вая пот­ребность ут­вердить власть над це­пями, что­бы они не смог­ли зах­ва­тить его сно­ва. Он пы­тал­ся убе­жать от сво­его же­лания, пы­тал­ся ос­та­вить свою внут­реннюю ть­му здесь, в под­ва­ле. В прош­лый раз он про­ехал весь путь до Рид­спор­та в на­деж­де, что оно ос­та­вит его. Но оно не прош­ло.

Он не знал, по­чему. Он был хо­рошим че­лове­ком с доб­рым сер­дцем и ему нра­вилось ока­зывать ус­лу­ги. Но ра­но или поз­дно его доб­ро­та все­го обо­рачи­валась про­тив не­го. Ког­да он по­мог жен­щи­не, той мед­сес­тре, до­нес­ти по­куп­ки до ма­шины в Рид­спор­те, она улыб­ну­лась и ска­зала: «Ка­кой хо­роший маль­чик!»

Он вздрог­нул, вспом­нив её улыб­ку и эти сло­ва.

«Ка­кой хо­роший маль­чик!»

Его мать улы­балась и го­вори­ла ему так да­же тог­да, ког­да цепь на его но­ге бы­ла слиш­ком ко­рот­ка, что­бы он мог до­тянуть­ся до еды или выг­ля­нуть на­ружу. И мо­наш­ки то­же улы­бались и го­вори­ли по­доб­ные ве­щи, че­рез ма­лень­кое квад­ратное ок­но заг­ля­дывая в его ма­лень­кую тюрь­му.

«Ка­кой хо­роший маль­чик!»

Не все бы­ли жес­то­ки, он это знал. Боль­шинс­тво лю­дей дей­стви­тель­но же­лало ему доб­ра, осо­бен­но в этом ма­лень­ком го­род­ке, где он по­селил­ся уже дав­но. Он да­же нра­вил­ся им. Но по­чему все от­но­сят­ся к не­му, как к ре­бён­ку, при­чём не­пол­но­цен­но­му ре­бён­ку? Ему двад­цать семь лет и он ис­клю­читель­но умён, он это зна­ет. В его го­лове ро­ят­ся прек­расные мыс­ли, и он ед­ва ли ког­да-то встре­чал за­дачу, ко­торую не смог бы ре­шить.

Но он, ко­неч­но же, знал, по­чему все от­но­сят­ся к не­му так, как от­но­сят­ся: по­тому, что он с тру­дом мог го­ворить. Всю свою соз­на­тель­ную жизнь он ужас­но за­икал­ся, так что да­же не пы­тал­ся раз­го­вари­вать, хо­тя и прек­расно по­нимал всё, что го­вори­ли ос­таль­ные.

И он был не­велик рос­том, слаб, а ли­цо у не­го бы­ло ту­пова­тое и дет­ское, как у лю­дей с врож­дённы­ми па­толо­ги­ями. В его нем­но­го урод­ли­вом че­репе был за­перт вы­да­ющий­ся ум, стре­мящий­ся со­вер­шать ге­ни­аль­ные пос­тупки. Но ник­то это­го не знал. Во­об­ще ник­то. Да­же док­то­ра в пси­хи­ат­ри­чес­кой кли­нике.

Ка­кая иро­ния.

Лю­ди да­же не зна­ли, что он зна­ет сло­во иро­ния. Но он знал.

Он осоз­нал, что нер­вно те­ребит в ру­ке пу­гови­цу. Он отор­вал её с ру­баш­ки мед­сес­тры, ког­да под­ве­шивал её. Вспом­нив о ней, он ог­ля­нул­ся на кой­ку, на ко­торой он боль­ше не­дели дер­жал её свя­зан­ной. Он хо­тел с ней по­гово­рить, объ­яс­нить, что не хо­чет быть жес­то­ким, прос­то она слиш­ком по­хожа на его мать и мо­нашек, осо­бен­но в сво­ём ха­лате мед­сес­тры.

Её вид в ха­лате сму­тил его. Пять лет на­зад с жен­щи­ной из тю­рем­ной ох­ра­ны бы­ло так же. Обе жен­щи­ны ка­ким-то об­ра­зом ас­со­ци­иро­вались с его ма­терью, мо­нахи­нями и ра­бот­ни­ками боль­ни­цы. Он прос­то не мог их от­ли­чить друг от дру­га.

Он по­чувс­тво­вал об­легче­ние, ког­да по­кон­чил с ней. Дер­жать её здесь свя­зан­ной, да­вать во­ду, слу­шать её сте­нания сквозь цепь, ко­торой он зат­кнул ей рот, бы­ла ужас­ная от­ветс­твен­ность. Он раз­вя­зывал цепь толь­ко для то­го, что­бы су­нуть ей в рот тру­боч­ку для во­ды, а она по­пыта­лась зак­ри­чать.

Ес­ли бы он толь­ко мог объ­яс­нить ей, что она не дол­жна кри­чать, что че­рез ули­цу жи­вут со­седи, ко­торые не дол­жны её ус­лы­шать. Ес­ли толь­ко он мог бы ска­зать ей, воз­можно, она по­няла бы. Но он не мог объ­яс­нить, без­на­дёж­но за­ика­ясь. Вмес­то это­го он приг­ро­зил ей опас­ной брит­вой. Но в кон­це кон­цов не по­мог­ла и уг­ро­за. И тог­да ему приш­лось пе­рере­зать ей гор­ло.

Он от­вёз её об­ратно в Рид­спорт и по­весил так, что­бы все ви­дели. Он не знал, за­чем это сде­лал. Воз­можно, как пре­дуп­режде­ние. Ес­ли бы толь­ко кто-то мог его по­нять, тог­да он не был бы так жес­ток.

Воз­можно, это был единс­твен­ный спо­соб, ко­торым он мог до­нес­ти ми­ру, как со­жале­ет.

А ему дей­стви­тель­но жаль. Зав­тра он пой­дёт к тор­говцу цве­тами и ку­пит цве­тов — де­шёвый ма­лень­кий бу­кетик для её семьи. Он не бу­дет раз­го­вари­вать с фло­рис­том, но он мо­жет крат­ко на­писать свои по­жела­ния. По­дарок бу­дет ано­ним­ным. И ес­ли он най­дёт под­хо­дящее мес­то, что­бы скрыть­ся, он при­дёт на клад­би­ще, ког­да её бу­дут хо­ронить, и бу­дет сто­ять, опус­тив го­лову, как и ос­таль­ные скор­бя­щие.

Он под­тя­нул ещё од­но зве­но и сжал его кон­цы со всей си­лой, ка­кой толь­ко мог, зас­тавляя стих­нуть его брен­ча­ние. Но глу­боко в ду­ше он по­нимал, что это­го не­дос­та­точ­но, что­бы он стал хо­зя­ином це­пей. Для это­го ему при­дёт­ся ис­поль­зо­вать их сно­ва. Их и ещё од­ну сми­ритель­ную ру­баш­ку из тех, что всё ещё ос­та­вались у не­го. Кто-то бу­дет свя­зан так, как он был свя­зан.

Кто-то бу­дет стра­дать и ум­рёт.