Кукловод

Теперь весь колледж Лейк точно лежит у ног Патрика Гордона. Девчонки из группы поддержки давно уже сходят по нему с ума, — Лесли Тиссен не в счет, она все равно что еще один парень из футбольной команды — преподаватели в рот заглядывают его родителям, давно засевшим в попечительском совете, а теперь и сама Снежная Королева снизошла до него. Кто бы знал, чего ему стоило склонить на свою сторону эту строптивую девчонку.

Кто не знает Эрику Торндайк со второго курса? Настоящая конфетка, только о такую зубы сломаешь быстрее, чем успеешь распробовать. Но Патрик не из тех, кто сдается: он надкусывал ее до тех пор, пока та наконец не поддалась. Впрочем, ребята сказали бы, что он рано радуется. Всего одно свидание, и то не имело ничего общего с настоящим, — они с Эрикой посидели в кафе в Олд Милл Крик, поболтали о том о сем, она вечно оборачивалась по сторонам, будто ждала, что сейчас из-за соседнего столика покажутся его фанатки и поднимут ее на вилы — но надо же с чего-то начинать. И в случае Снежной Королевы это просто оглушительный успех.

Лучше будет, только если через недельку-другую она окажется в его постели. Не очередная мелкая медаль, но настоящий трофей — почти как студенческий кубок штата по футболу. Почти. Как ни крути, футбол Патрик любит намного больше, чем девчонок, какими бы шикарными те ни были. Снежной Королеве не откажешь в красоте, но связать с ней жизнь... Нет, на такое Патрик не пошел бы ни за что. Это был бы такой же обреченный брак, как у его старшей сестры. Не проходит и пары дней, когда они с мужем не скандалят, да так, что Патрик узнает об этом даже в колледже. Сесилия звонит ему, рыдает в трубку и сыплет такими ругательствами, что у него — у главного после Лесли Тиссен сквернослова в Лейке — уши в трубочку сворачиваются. А уже на следующий день они счастливы и довольны друг другом. Зато мирятся наверняка всегда через постель, хоть какой-то плюс от этих ненормальных отношений.

Сегодняшнюю тренировку отменили, — у тренера нарисовались дела в городе — так что Патрик гордо вышагивает по Олд Милл Крик, любуясь невзрачными видами: вот старый как его жизнь продуктовый магазинчик, вокруг него высажены клумбы с промерзшими по осени цветами; а вот пару месяцев как отключенный каменный фонтан. Тоже, небось, стоит здесь уже который год. Судя по черному налету так точно. Дома здесь все как на подбор одинаковые, отличаются друг от друга только припаркованными рядом машинами. Может, летом соседи соревнуются между собой в яркости клумб или густоте высаженных во дворе деревьев, но сейчас никакими цветами и не пахнет, а деревья и кусты облетели и пожухли. Кое-где еще виднеются листья, местами даже зеленые, будто не октябрь на дворе, но с каждым днем их все меньше.

— Добрый вечер, Патрик! — кричит ему с одного из одинаковых дворов пожилой мужчина. Кто это вообще? В городе Патрика знают все, спасибо родителям и футболу, но сам он помнит только тучную продавщицу из магазина и ту милую официантку из местной забегаловки. Кажется, Оливию.

— Здравствуйте! — Он машет рукой и спешит поскорее пройти мимо. Не хватало еще завязать беседу неизвестно с кем.

У него ведь были совсем другие планы. Заглянуть в кафе, подмигнуть и улыбнуться той самой Оливии и подождать ребят. Фред как раз недавно скинул сообщение, предложил собраться за пиццей, а может, и пригубить чего-нибудь. Пятница все-таки, завтра свободный день. Жаль, Снежная Королева не изволила покинуть свое ледяное царство — скучную комнату в кампусе, заваленную бесполезными девчачьими побрякушками, но пусть подумает немного, что он уважает ее желания и никуда не торопится. К таким девчонкам нужен особый подход. Прямо как к мячу, когда ведешь его один через пару защитников — нужно грамотно оценить обстановку, выбрать момент, найти подходящий угол и садануть по мячу так, чтобы у вратаря не было и шанса остановить удар. И в этом Патрику равных нет.

Но в городском кафе с гордым названием «У Мелоди» сегодня на удивление тихо. Патрик замечает парочку ботаников, склонившихся над меню, как над учебником, закатывает глаза и проходит внутрь. Ни шумных компаний старшекурсников, ни местных дедков — уж те-то постоянно сидят за столиками у кухни, часто постукивают по подлокотникам и гнусно хихикают, шлепая официанток в коротких юбках по задницам. Есть еще порох-то в пороховницах! Патрик ухмыляется про себя и падает за столик в самом углу помещения, расслабленно разваливается на жестковатом диване и к меню даже не прикасается.

Надо же, а Оливии-то сегодня и не видно. Неужели у нее выходной? Это же придется весь вечер улыбаться какой-нибудь сорокалетней тетушке-официантке, чтобы она простила им скромные чаевые. Что ж, иногда приходится чем-то жертвовать. Хотя Патрик уверен, что в последние полтора месяца только и делал, что жертвовал направо и налево. И вселенная не спешит возвращать ему должок.

— Добрый день, Патрик, — слышит он незнакомый мужской голос по правую руку от себя и неторопливо, лениво оборачивается. Понятия не имеет, кто этот хрен, но вид у него такой, словно еще пара мгновений, и он потянется за чашкой чая, оттопырит мизинец и жеманно улыбнется, как стереотипный англичанин. — Развлекаешься?

— Вы кто? — усмехается Патрик, оглядывая блеклую кожаную куртку парня — ну никак ни она, ни простенький свитер под ней не сочетаются с его надменной рожей и длинными, как у девчонки, волосами. — Не помню что-то, чтобы я разрешал вам со мной за столик садиться.

— Я и не спрашивал разрешения. — Незнакомец пожимает плечами и облокачивается на столешницу, заглядывает Патрику в глаза. Взгляд у него неприятный, будто бы липкий, цепкий — сейчас вонзится, как заноза, и вытаскивай его потом. — Не переживай, я не отниму у тебя много времени. Выйдем на пару минут? Есть разговор, и мне не хочется, чтобы какая-нибудь любопытная официантка нас подслушивала.

Когда к тебе подходит незнакомый парень и говорит, что у него есть разговор, — жди беды, и кому, как не Патрику, об этом знать. Столько раз его выводили на разговор недовольные парни подружек, а иногда даже и их отцы. С папашами, конечно, было раз в десять легче — хватало скромно потупленного взгляда, пылкого (неискреннего, конечно же) желания связать жизнь с их дочерью или пары сотен. С парнями дело часто доходило до драки, но этот дохляк и в подметки Патрику не годится. Худой, — ну ладно, может, и поджарый, под этой курткой разве что разглядишь — скуластый, надменный. Да он разве что стаканчиком с кофе или смузи от него отмахнуться сможет. И то — в лучшем случае.

— Ну пошли, раз такое дело, — бросив бомбер на диван, чтобы место не занял кто-нибудь другой, Патрик поднимается на ноги и широким шагом идет к дверям, даже не глядя, тащится ли за ним этот парень.

На улице к этому времени поднимается ветер — срывает оставшиеся листья с лысеющих деревьев, бросает в лицо дорожную пыль. Патрик прикрывает глаза ладонью и заворачивает за угол кафе. Тут обычно и проходят все серьезные разговоры, будь то ссора с девчонкой или разборка с каким-нибудь зарвавшимся пареньком, вроде того, что подсел к нему сегодня. Дело давно к вечеру, солнце уже село, и переулок освещает лишь тусклый, засиженный мухами фонарь да цветные отблески вывески «У Мелоди».

И Патрику хочется уже спросить, что за серьезный разговор к нему был у чопорного пацана с лицом англичанина из рекламы чая, но он не успевает и слово вставить. Чувствует жгучую боль в затылке и под лопаткой, сжимает собственное горло широкими ладонями и жадно хватает ртом воздух. Что за хрень? Но мысли путаются, в голове стелется туман, мешая соображать, и он медленно оседает на пыльную тротуарную плитку. Мир перед глазами вращается, будто кто-то усадил Патрика на карусель и включил максимальную скорость. Боже, еще немного, и его вырвет.

Но тошнота к горлу так и не подступает. В последний раз мигает над головой старая неоновая вывеска, буквы «л» и «о» там давно не работают, и сейчас выглядит это особенно забавно. «У Меди». Патрик глупо хихикает, ощущая противный привкус меди во рту.

В себя он приходит то ли в старом сарае, то ли в заброшенном доме. Сквозь щели в обшарпанных деревянных стенах с трудом пробивается холодный лунный свет, вокруг стоит отвратительный запах сырости, плесени и дерьма. Мать его, как он здесь очутился-то? Голова чугунная, и соображает Патрик с трудом. Вечером он оставил Снежную Королеву наслаждаться одиночеством в кампусе, а сам взял ноги в руки и двинул в кафе с ребятами. Точно, они должны были встретиться в Олд Милл Крик, а там...

— Не помню, чтобы я разрешал тебе дергаться, — доносится голос откуда-то сверху, и Патрик сгибается пополам от боли — его со всей силы бьют ногой в живот, и удар это далеко не первый, судя по всему. — Животное вроде тебя должно сидеть тихо.

Кашляя, он едва собирается с силами, чтобы взглянуть наверх. Точно. Тот самый парень, с которым они должны были выйти поговорить. Только сейчас его длинные волосы собраны в тугой хвост, поверх толстого свитера накинут плотный кожаный фартук, да и выглядит он далеко не таким чопорным и слабым, каким Патрик его запомнил. И смотрит еще так злобно, сверкает желтоватыми глазами в полумраке.

Нужно подняться и как следует ему двинуть, но Патрик валится обратно на пол, едва встав на четвереньки. Слабость пробивает такая, будто он пробежал марафон, послужил кому-то боксерской грушей, а после еще пару футбольных матчей отыграл. Но ведь они буквально пару минут назад болтали за старым кафе в городе.

— Не дергайся, я сказал, — произносит парень с откровенной неприязнью и пинает Патрика еще сильнее. Во рту чувствуется отчетливый вкус крови. Твою мать.

— Какого черта?.. — только и хрипит Патрик, но и эти слова срываются с пересохших губ с огромным трудом. Наверное, этот ненормальный накачал его чем-нибудь, вот он и не может прийти в себя. Транквилизаторами или чем посерьезнее. Состояние хуже, чем при похмелье от дешевого пива, которое покупают ребята по выходным. А ведь когда-то казалось, что хуже быть попросту не может.

— Какого черта, — гнусаво передразнивает его псих в фартуке. — Кто бы сомневался, что у тебя мозгов как у пятилетки.

Никогда Патрик не позволял так с собой обращаться. Патрик Гордон — звезда школы, а потом и колледжа, капитан футбольной команды, любимец девчонок и драгоценный сын своих родителей. Никто не унижал его, а если и пытался, то быстро получал — от самого Патрика или от его отца. Чего проще, когда денег хватает и руки длинные настолько, что дотянуться можно даже до администрации штата. До этого дело не доходило, конечно, но вот сейчас было бы в самый раз прижать ненормального хрена и пригрозить тому тюрьмой.

Соображать бы для этого получше, но в голову будто мокрого песка вместо мозгов напихали. Патрик сдавленно стонет, хватаясь за живот, и с трудом, но вытирает выступившую на губах кровь. Сколько его тут уже лупят? Все бока огнем горят, пальцы на руках едва чувствуются.

— Слушай, я не знаю, что там у тебя в голове, но...

Подошва тяжелого ботинка упирается Патрику в щеку, прижимает его к грязному полу и давит сильнее. Еще немного, и треснет череп. А ведь выглядел этот пацан откровенно слабым.

— Заткнись, — слышно, что говорить парень пытается спокойно, только голос у него дрожит от злости. С самоконтролем проблемы, да? — Тебе, кусок мяса с футбольного поля, нужно понять только одно: у тебя не было никакого права прикасаться к Эрике. Да ты даже смотреть на нее не должен.

Чего? Снежная Королева вылетела у Патрика из головы в тот же момент, когда он почувствовал тупой удар по затылку и жжение под лопаткой, и уж тем более он не думал вспоминать о ней сейчас. Какие девчонки, когда его здоровье висит на волоске. Любая мало-мальски серьезная травма, и конец его футбольной карьере. Хорошо если не всей жизни.

Но не успевает Патрик сложить одно с другим, как в его правое плечо вонзается длинный охотничий нож. Насквозь — половицы под ним хрустят, когда лезвие входит между старыми досками. Его крик, должно быть, слышен даже в колледже, но отчего-то никто не спешит на помощь. Только парень с желтыми глазами нависает над ним и улыбается. Противно, как улыбаются банкиры, когда собираются повесить на тебя самый невыгодный в жизни кредит, выдав его за манну небесную.

— Эрика принадлежит мне. — Ненормальный с трудом, но вытаскивает нож и замахивается им вновь. Руки Патрик поднять не успевает, только хрипло вопит от силы нового удара — на этот раз во второе плечо. — И только мне.

— Да больно она мне нужна, боже мой... — бормочет он в надежде остаться в живых. Черт с ними, с плечами — как-нибудь переживет, справится. Лишь бы этот псих просто остыл.

Только Патрик просчитался. В глазах ненормального вспыхивает неподдельный гнев, и ножом он замахивается с таким остервенением, что уже не понять, где заканчивается один удар и начинается другой. Под аккомпанемент слабых, сдавленных криков в воздух взмывают капли крови. Одна за другой летят вниз, разбиваясь на сотни мелких капель, точно как сознание Патрика. Он зовет на помощь, умоляет ненормального остановиться и, кажется, даже предлагает тому денег.

Ответом ему становится новая волна боли и медленно угасающий мир. Перед глазами стоит перекошенное от ярости лицо парня в фартуке, его заляпанные кровью светлые волосы и затянутый паутиной серый от грязи потолок. Разве это не старый сарай в нескольких десятках миль от Олд Милл Крик? И мысль об этом становится одной из последних в голове Патрика.

Жаль, что он так и не прорвался в молодежную лигу. Ему ведь до жути хотелось стать настоящим футболистом.