Ева

Звонкий истерический хохот отразился от обшарпанных стен потайной комнаты. Тусклый экран смартфона освещал лицо парня, искривленное дикой ухмылкой. Происходящее на экране забавляло его, чего нельзя было сказать о девушке, отстраненно сидящей рядом. Еву трясло от промозглой всепроникающей сырости: от обвалившегося потолка до прогнившего пола. Боль в воспаленной шее заглушила все посторонние мысли и не давала сомкнуть веки.

— Как тебе, а? — Максим отвлекся от просмотра и толкнул ногу девушки плечом. — Ты опять все просмотрела, да?

Ева перевела безжизненный взгляд на экран телефона и на лице ее застыла каменная маска. Ей уже не хотелось выдавливать из себя наигранные улыбки и поддакивать словам парня, у нее просто не осталось сил для этого.

— Тебе холодно? — заботливо произнес Максим и взглянул на дрожащую девушку, оперевшись локтями на тощий матрас. — Да, крыша немного протекает, но это не критично. Завтра обязательно починю!

Сказав это, парень уткнулся в мерцающий разбитый экран и на лице его снова появилась та самая животная ухмылка. Но удовольствие продлилось недолго. Перебинтованное запястье внезапно свело судорогой от резкого приступа боли и смартфон выскочил из рук.

— Твой мать, почему же так больно?! — Максим крепко обхватил место укуса и скорчился в непереносимой агонии.

Через какое-то время боль отступила и парень расслабил мышцы. Ртутный градусник выскользнул из-под влажного плеча и бесшумно упал на грязное одеяло. В порыве безудержного веселья парень совсем забыл про него. Нащупав корпус телефона, Максим склонился над градуированной шкалой и увеличил яркость. Глаза без остановки слезились, не позволяя рассмотреть показания ртутного столбика. Невероятным усилием воли парень навел фокус и, не в силах вытерпеть больше, отшвырнул телефон в сторону.

— Сука! — градусник полетел следом и, разлетевшись на мелкие кусочки, оставил на полу свинцовые бусинки. — Этого еще не хватало!

Ева безучастно ютилась в углу, натянув на колени край плотной толстовки и отрешенно смотрела на парня.  Ослепленный ярким светом экрана, Максим сидел спиной к девушке и судорожно растирал воспаленные веки.

— Знаешь... — произнес парень, немного успокоившись, — Я вспомнил один забавный случай! Как-то раз мы с дедом и бабкой собрались в гости к их дальним родственникам, живущим во всеми забытой дыре. Дорога пролегала через лес. Как сейчас помню: куда ни глянь, повсюду эти чертовы сосны!

Максим сжал кулаки, но быстро подавил внезапный порыв ярости.

— Сосны... Прям как здесь, да? Так вот, ехали мы долго и, когда терпеть стало невмоготу, дед резко затормозил и выскочил из машины. Ему срочно нужно было сходить по нужде, а отпроситься он не решался, представляешь? Лютая была бабка!

Резко обхватив голову руками, парень сцепил зубы, но через минуту продолжил уже более спокойным голосом:

— Я помню, как он возвращался из леса, опустив голову, словно провинившийся ребенок и неуклюже шаркал ногой по разбитому асфальту. Пошел отлить, а наступил в дерьмо, представляешь?

Лицо Максима искривила какая-то гротескная нечеловеческая улыбка.

— Тысячи гекаторов леса, что вглубь бесконечно малую, что ввысь бесконечно большую, а он умудрился отыскать в них единственную кучу дерьма, ты поняла? Огромную вонючую кучу человеческого дерьма!

* * *

Проснувшись на заднем сиденье внедорожника, Стас посмотрел на часы. Мужчина провалялся в отключке двенадцать часов и никак не мог сообразить где он находится и что вообще здесь делает. Долгие ночи без сна бросили мозги в пучину краткосрочной амнезии, но память понемногу начала возвращаться.

Подскочив с кресла, Стас уставился в окно слипающимися сонными глазами. Автомобиль стоял все на той же невидимой развилке, ведущей в покинутое селение. Мужчина открыл дверь, спешно обошел машину и сел на место водителя. Трясущиеся пальцы увеличили красную отметку на экране. Следующая деревня располагалась в десяти километрах от текущего местоположения. Стал повернул ключ зажигания и, спешно прогрев двигатель, тронулся с места.

Не смотря на то, что прогалина раскинулась на несколько километров вокруг центральной дороги, земля в этом месте обильно поросла борщевиком и непроходимыми зарослями ясенелистого клена-убийцы. Первый раз в жизни Стас пожалел, что не взял с собой подарочный мачете из кованой стали, пылившийся на стене возле кровати. Внезапно густые джунгли расступились и мужчина оказался у порога почерневшего сруба.

Внутри дом представлял собой удручающее зрелище: поперечные балки давно прогнили и уперлись в кирпичную лежанку печи. Две небольшие печурки вместе с черным арочным горнилом напоминали лицо мима, утомленного непосильным грузом. Пол был усеян запревшей соломой и птичьим пометом. Обросший плесенью угол над потолком украшала почерневшая икона в золотистой оправе.

Следующая комната не сильно отличалась от предыдущей: в центре ее лежал перевернутый зеленый диван, испещренный следами голодных мышей, на стене застыл старый электрический счетчик, а рядом с ним висел черно-белый портрет пожилой женщины. Стас подошел ближе и всмотрелся в угрюмое, покрытое морщинами лицо, обрамленное каким-то несуразным траурным платком. Женщина едва заметно улыбалась, не смотря на то, что на щеке ее сидела большая черная муха.

— Господи... — презрительно буркнул мужчина и, шмыгнув носом, отвернулся.

В углу за диваном были разбросаны стопки книг и пожелтевших журналов. Стас согнулся в коленях, подобрал первый попавшийся томик и открыл его на случайной странице. Криво отпечатанные строки гласили:

«Истинно храбр тот, кто боится — боится, но все-таки идет наперекор страху». 

Мужчина фыркнул и, посмотрев на обложку, аккуратно положил книгу на место. Отмахнувшись от назойливой мошки, Стас поднялся на ноги и вышел прочь из холодного дома.

Старушка продолжала улыбаться с потускневшего портрета, не смотря на то, что мухи на ее щеке уже не было.

* * *

Три последующих сруба сложились вовнутрь. Заостренные балки кровли устремились в серое небо и застыли, словно пальцы утопающего в предсмертной мольбе о помощи.

Стас остановился и, смахнув муху с разгаряченного лба, сверился с навигатором. Последний дом был где-то рядом, но рассмотреть его в густых зарослях никак не удавалось. Внезапно к голени мужчины что-то прислонилось. От неожиданности Стас подпрыгнул на месте и посмотрел под ноги. Блестящая гладкошерстная кошка испуганно отскочила в кусты и настороженно уставилась на гостя.

— Моя ты радость! Ну зачем же так пугать?  — облегченно произнес мужчина, затем опустился на корточки и медленно протянул руку к недоверчивому животному. — Ну, куся, иди ко мне! Кс-кс-кс.

Кошка обнюхала землю под собой и, вытянув изящный хвост, подбежала к руке. Черная мордочка изучила согнутые пальцы, затем издала жалобный крик и, отбежав в сторону, приглашающе уставилась на мужчину.

— Только не говори, чтобы я следовал за тобой. Ты так не умеешь, ты же кошка!

Та лишь настойчиво промурчала и надменно скрылась за смертоносными побегами крапивы. Стас, не долго раздумывая, отправился следом.

* * *

В густом сумраке прихожей мужчина разглядел массивные костыли ручной работы. "Интересно, — подумал он, — жив ли еще тот человек, который оставил их здесь в последний раз, сам того не осознавая?" Кошка крутилась под ногами и неустанно терлась о промокшую штанину.

Прямо по узкому коридору располагались еще три комнаты: две по бокам и одна в дальнем конце. Пройдя через дверь слева, Стас очутился в просторном зале. Большую часть площади здесь занимала массивная резная мебель: шкафы, комоды, трельяжи и антресоли — все было компактно составлено вместе. "Вот ирония! — подумал мужчина, — Кем бы ты ни стал в этой жизни, неминуем тот день, та минута, тот крошечный миг, когда все, что ты нажил вдруг перестанет быть нужным и навсегда останется гнить под равнодушным свинцовым небом."

Стены же были сплошь залеплены черно-белыми фотографиями. Вереницы снимков, словно немые кадры из хроники давно минувших дней, пригвоздили мужчину к скрипящему полу.

В центре красовался парный портрет супругов. Из-под щегольской фуражки на голове мужчины ненавязчиво выглядывал светлый курчавый локон, а длинные усы делали грубое лицо еще более решительным. Плотная женщина серьезно смотрела в объектив камеры, словно из него должна была вылететь пуля. Вот сын пошел в первый класс, а здесь отец заботливо придерживает дочь на ее первом трехколесном велосипеде. А тут девочка уже повзрослела, волосы стали длиннее, а в ушах блестят сережки в форме звездочек. На следующем фото общий армейский снимок — столько усов в одном месте! Дальше следовало изображение группы молодых людей у мотоцикла на фоне заката — у всех длинные густые волосы, а на ногах широкий клеш. И тут же свадьба! Новорожденный широко улыбается в пеленках на столе. А вот, как раз, эта самая комната: за ломящимся от угощений столом собрались многочисленные родственники — все улыбаются. Только последнее фото, казалось, было совсем не к месту: старушка, прикрыв лицо краем платка, горько рыдала у креста на свежей насыпи земли.

Протяжный крик из-за спины вырвал мужчину из теплых рук ностальгии и сопроводил в соседнюю комнату. Та оказалась совсем пустой, видимо, мебель отсюда как раз и стояла напротив.

Дверь в конце коридора была прикрыта засаленной парусиной. Кошка грациозно вытянулась и, запрыгнув на шаткое кресло у входа, свернулась уютным клубочком.

Стас медленно отодвинул занавес и нервно сглотнул: в ядовитом сумраке спальной, под почерневшей тонкой простыней, отчетливо вырисовывались заостренные контуры покойника. Стас отдернул руку и медленно опустился на кресло. "Что ж, такое тоже случается", — подумал он и погладил спящую кошку.

За окном усиливался ветер и дождь мог накрыть ветхую крышу в любую минуту. Стас впал в глубокую задумчивость. Конечно, смерть человека это всегда горе. Но люди пожилые, как ему казалось, чувствовали, когда за ними придет старуха с косой и в большинстве случаев были готовы, бесстрашно протягивая руку навстречу. Другое дело дети...

Мужчина вдруг вспомнил, как присутствовал на похоронах мальчика лет пяти. Он, почему-то, сидел рядом с маленьким гробиком и непонимающе смотрел на мирно спящего ребенка, сложившего руки на груди. Тишину в комнате нарушало лишь ритмичное тикание настенных часов и редкие всхлипывания прощающихся. Сколько лет прошло с той минуты, а он до сих пор помнил.

Оттолкнувшись от шатких подлокотников, Стас собрался покинуть этот затхлый разрушенный склеп и обернулся, чтобы погладить своего преданного поводыря. Пальцы коснулись холодной шерсти и мужчина вздрогнул. Кошки уже не было на месте. Вместо нее на потертой обивке кресла лежала черная меховая шапка.