Пролог.
– Главное не оглядываться! Главное не оглядываться! Главное не оглядываться, Яра! – словно мантру, бормотала девочка, из последних сил мчась по пустынной, погружённой во мрак улице. Слова, врывающиеся хриплым шепотом, тут же срывались в судорожные, беззвучные рыдания, застревая комом в пересохшем горле.
Каждый вдох обжигал лёгкие, ноги немели и едва слушались, подгибаясь от долгого, быстрого бега. Мерзкий, липкий страх скручивал внутренности в тугой узел, сжимал горло, заставляя сердце то неистово колотиться, то замирать в грудной клетке. Но девочка не могла себе позволить остановиться и перевести дух. Только не сейчас, не здесь, не в этой жуткой, давящей со всех сторон, тишине! Сперва нужно добраться до безопасного места!
Улица, по которой она неслась, казалась не просто спящей. Она была мертвой. Застывшей. Деревня вовсе не казалась заброшенной, напротив, то тут, то там пестрели яркие, словно выкрашенные вчера, заборы, а за ними виднелись аккуратные, уютные домики, ухоженные палисадники с яблоневыми, грушевыми и сливовыми деревьями, в окружении маленьких клумб и кустов смородины, жимолости и вишни.
Вот в одном из дворов колышется забытое на верёвке бельё. У ворот соседнего, вполне современного дома, притулилась такая же современная, припорошенная дорожной пылью машина. Но во всей этой, вроде бы, знакомой картине не было ни капли жизни.
Первое, на что Яра обратила внимание, как только оказалась в деревне – густая, плотная тьма. Нигде – ни в одном окне – не мерцал уютный, мягкий свет домашних ламп. Ни над одним крыльцом не горела тусклая лампочка, привлекающая множество насекомых в летнюю, тёплую ночь. Редкие фонари, что должны были рассекать темноту узкой дороги, стояли глухими, безжизненными столбами.
И тишина... Гнетущая, всепоглощающая, давящая тишина! Она была не просто отсутствием звука. Она была чем-то большим, ощутимым, практически материальным. Не было слышно абсолютно ничего. Ни тихих вечерних разговоров, доносящихся со дворов, ни стрекотания сверчков в траве, ни даже привычного кваканья лягушек из ближнего пруда. Даже собаки, обычно чуткие к малейшему шороху, молчали, будто не слышали бег и рыдания за забором.
Казалось, что вся деревня в один миг застыла, как кадр из фильма о живописной глубинке, поставленного на паузу кем-то невидимым и всемогущим. И этот холодный, мёртвый покой, накрывший всё вокруг, был страшнее любого воя, любого крика. Он обволакивал, проникал под кожу липкими щупальцами, сгущал воздух до состояния желе, парализуя волю, рождая одно-единственное, животное желание – спрятаться. Забиться в самую глухую щель, едва дыша, чтобы ничем не выдать своё местоположение, свернуться калачиком, слиться с темнотой и ждать, ждать, когда же это всё, наконец, закончится.
Вот из темноты выступил знакомый ярко-жёлтый забор. Надежда, острая и сладкая, ударила в виски, придавая загнанной девочке новые силы. Вот оно! Спасение совсем рядом! Только бы хватило сил добежать, влететь в спасительные ворота, рухнуть на знакомую землю двора, и тогда.... Тогда можно будет остановиться. Отдышаться. Плакать. Потому что там, за этим забором, она будет в безопасности. Всё это, наконец, закончится.
Но едва мелькнула эта мысль, как внутри, сквозь толщу страха и изнеможения, ярко, болезненно вспыхнуло другое: «Ничего не закончится, пока Мира там! Я должна! Должна вернуться за ней! Нельзя бросать её с этими чудовищами!» И слёзы вдруг разом кончились. Их место заняла волна ярости – слепой, всесокрушающей, белой от накала. Она обожгла изнутри, выжигая остатки страха и беспомощности, наполняя жилы нечеловеческой силой.
Яра закричала – нечеловечески, разрывающим душу воплем, в котором сплелись и боль, и бессилие, и эта новая, жгучая злоба. Она сделала последнее усилие, отчаянный рывок, толкнула вытянутыми руками деревянную калитку и... Яра вбежала в такой знакомый, спасительный двор. Пробежав по инерции еще несколько шагов по знакомой каменной дорожке, ведущей к разноцветному, когда-то веселому крыльцу, она остановилась.
Тяжело, с хрипом и свистом втягивая в себя обжигающий воздух, Яра опустилась на землю, а затем обессиленно завалилась набок. И тогда рыдания нахлынули с новой силой – громкие, истеричные, сотрясающие все её хрупкое тело. Рыдания облегчения, ужаса и леденящего душу осознания того, что побег – только начало.
Страх, сковывавший её всё это время, начал медленно отступать, выпуская из своих ледяных объятий. Но на смену ему пришла другая, не менее сильная эмоция – чувство вины, острое, как нож. Оно пульсировало в висках, заставляя поднимать голову, озираться, впиваться взглядом в тёмный силуэт дома. «Вставай! – кричал внутренний голос. – Нет времени ныть и жалеть себя! Ты не одна! Мира... Мира осталась ТАМ!» Мысль о подруге, которая была сейчас совсем одна в этом жутком лесу, была сильнее любой усталости. Сильнее страха возвращения.
Зачем? Ну зачем они полезли на этот проклятый шабаш? Дуры! Любопытные, наивные идиотки! Дем ведь предупреждал! Отговаривал! Но они – Яра и Мира – ослеплённые романтическими образами из книг, жаждой прикоснуться к тайне, почувствовать себя настоящими героинями, лишь отмахнулись. В ведьмочек решили поиграть! Как в тех захватывающих историях, где всё заканчивалось победой добра и обретением волшебной силы. Идиотки! Доигрались. Вляпались по самые уши в самую гущу «приключений».
И эти приключения оказались далеки от книжных фантазий. Не было здесь места романтике и лёгкому волшебству. Девочки попали в самые настоящие, реальные проблемы. И самое обидное – не сработал главный закон жанра. Не явилось внезапное спасение. Не помогли им их Силы. Не появился могущественный наставник. Не было волшебного меча или заклинания, способного развеять кошмар. Они остались одни. Две обычные, перепуганные до смерти девчонки, лицом к лицу с настоящим магическим миром, о котором они по-настоящему то и не знают ничего.
Всё, что Яра с таким упоением читала о ведьмах, обрядах, фольклорных существах, о магических битвах – всё это рассыпалось в прах при столкновении с реальностью. Её знания оказались бесполезным хламом, детскими картинками. А ведь она так мечтала! Так хотела оказаться на месте отважных героинь, чьи приключения заставляли её сердце биться чаще. Ну вот, оказалась. Исполнила мечту. И теперь стояла на пороге родного дома, разбитая, в слезах, и единственный вопрос, сверливший мозг, был: «А дальше-то что?» Когда сказка обернулась кромешным адом, когда магия предстала не сияющим потоком добра, а тёмной, извивающейся, опасной субстанцией, пахнущей страданием, когда за каждым углом таились не мифические существа для победы над ними, а настоящие черти, смотрящие на тебя жуткими, бездонными глазами...
Открытие этого настоящего, подлинного магического мира больше не вызывало восторга. Оно принесло с собой лишь леденящий ужас и одно-единственное, страстное желание: чтобы всё это оказалось кошмарным сном. Чтобы можно было проснуться в своей кровати, в тепле и безопасности, стряхнуть остатки дурного сна и навсегда забыть о нём, как о страшной, но нереальной сказке.
Колдовство потеряло ореол таинственности и привлекательности. Оно стало синонимом опасности. Приключения – путём в бездну. Но, к великому сожалению, это была жестокая реальность. И Яре предстояло пройти этот путь до конца, нравилось ей это или нет. Даже относительная безопасность родного двора не приносила успокоения. Она была лишь короткой передышкой. Потому что ей, силой воли подавившей дрожь в коленях, предстояло самое страшное – вернуться. Вернуться в это чёртово логово. Туда, откуда она только что чудом вырвалась.
Яра судорожно, со всхлипом, втянула воздух. Глаза невыносимо горели и чесались, будто в них насыпали песка. Губы пересохли, во рту стоял привкус металла и пыли. Она с трудом поднялась с земли, ощущая, как каждая мышца ноет и протестует. Её пальцы, цепляясь за шершавую кору ближайшей яблони, дрожали. Но она выпрямилась. Сейчас она не имела права быть слабой. Не имела права поддаться панике или жалости к себе. Позже. Если... Когда... они с Мирой вдвоём окажутся в безопасности, за крепкими стенами дома, тогда она выплачется. Выкричится. Отдаст волю чувствам и сможет прорыдать хоть целый день. Но сейчас она должна пойти в дом. Найти эту чёртову книгу и вернуться за подругой. До рассвета. Только бы успеть до рассвета. Тиканье невидимых часов в её голове звучало громче собственного сердца.