17. Роковая ошибка
— Ты омерзителен. — прошипела Мари.
Вампир лишь усмехнулся:
— Думаешь, Марк или Дэн лучше?
— Хуже тебя никого нет.
Зря...
Эта фраза стала роковой ошибкой.
Не став ждать больше ни минуты, ни мгновения, девушка собрала все силы, что у неё оставалось и резко подскочила, бросилась в сторону, вот только вампир был быстрее. Он схватил девушку за руку, неуловимо быстрым движением оказавшись рядом с ней, и повалил её на пол, прижимая собой к кривым, шершавым доскам.
Она потерялась на безумно короткое мгновение, у неё потемнело в глазах от боли. Девушка вновь ощутила, почувствовала чужие ненавистные губы, короткими, обжигающими укусами-поцелуями прошедшиеся по шее от ключицы вверх.
— Нет, отпусти... — прошипела Мари, продолжая вырываться, — Отпусти! Не смей!
Но он не собирался. Было слишком поздно.
— Какого это понимать, что друзья, те, кому ты доверяла, так нагло врали тебе в лицо? — ехидничал Грегори.
Девушка терялась в мыслях и пыталась найти им оправдание. Но не получилось.
Почему она вообще ему верит?
Мари мечтая провалиться в беспамятство, забыться в сладостном, таком желанном забвении, но, увы, оставаясь в столь ненавистном сейчас сознании. Мужчина одним рывком сорвал с девушки рубашку, разрывая ткань, туго перетягивая ею запястья.
Нет, он не собирался её убивать. Он, как казалось девушке, собирался сделать нечто хуже.
И Мари закричала, забилась в истерике, не оставляя безуспешных попыток освободиться, пытаясь пнуть его в живот, оттолкнуть от себя, но безуспешно.
— Можешь кричать, сколько хочешь. В школе уже никого нет. — Грегори легко поднял девушку и кинул её на рядом стоящий диван.
— Пожалуйста, не нужно... — прошептала девушка.
Мужчина делал всё медленно, мучительно медленно, будто наслаждаясь каждым моментом и всем происходящим. Неспешно, почти невесомо коснулся скулы, проходясь губами по щеке Мари, замирая на уголке губ, тут же жадно припадая к ним. Он сминал их в грубом, властном поцелуе, удерживая голову за подбородок, не давая отвернуться. Невыносимо мягко, нежно очертил языком контур её губ, убивая, уничтожая девушку нежностью, которая сейчас была как никогда не к месту.
Она укусила его за губу, прокусывая её до крови, но вместо боли и недовольства, видела в его глазах лишь ненормальное удовлетворение, будто доставила ему этим ещё больше удовольствия.
Эта пытка казалась почти бесконечной, лицо болело от его мертвой хватки, он гладил ноги второй рукой, сжимал грудь, царапал ногтями живот... Мужчина сел между разведенных ног, пробегаясь взглядом по телу, задерживая взгляд на юбке, на скрытой бюстгальтером груди.
— Пожалуйста... Отпусти...
Недовольно сморщившись, он просто порвал тонкую ткань юбки и снял лифчик.
Он ласково целовал шею, вылизывал кожу, покусывал ключицы и плечи, сжимал в стальной хватке талию, сводя её с ума безумным контрастом из нежности и жестокости.
Грегори прижался лбом ко лбу Мари, с каким-то странным отчаянием всматриваясь в глаза, будто ища в ней согласие на то, на что она никогда не согласится.
Он видел беззвучную мольбу отпустить, но лишь прикрыл глаза, рвано выдыхая, будто не замечая, не понимая, о чем она его молчаливо просит.
— Отпусти меня, Грегори, — тихим, мягким шепотом попросила девушка, предпринимая последнюю попытку его образумить. Формальности были ни к чему, не сейчас. — Отпусти, пока не поздно...
Мужчина вздрогнул, резко дернулся в сторону от её голоса, еле заметно мотая головой, закрывая глаза, словно не желая видеть её сейчас, смотреть на её.
Почему он это делает?
— Слишком поздно... — хрипло ответил он. — Я не могу отпустить тебя...
Мари рассыпалась на кусочки, умирая. Мечтая, чтобы это прекратилось, чтобы он быстрее закончил, вот только он не спешил, будто нарочно растягивая эту адскую пытку.
— Я ненавижу тебя... — просипела Мари, плача. Не находя в себе сил на очередные бесполезные попытки сопротивляться.
Смиряясь.
И он вошел. Быстро. Грегори будто сорвался, перестал себя контролировать, грубо вбиваясь, полностью выходя из неё и сразу же вновь входя на всю длину. Он жадно кусал её шею, убивая, полностью уничтожая её сознание.
Её оказавшийся хрупким мир будто погиб без возможности вновь возродиться... Она не могла сказать, сколько прошло времени — минуты, часы, века?.. Девушка отрешилась от всего происходящего, замкнулась в себе, сходя с ума от оглушающей, звенящей пустоты в мыслях. Мари страстно желала, отчаянно жаждая уснуть и никогда больше не просыпаться.
Но, увы, её мечтам не суждено было сбыться.
***
Мари дрожала, сидя на краю дивана, сжимая в пальцах мягкую ткань рубашки, которую Грегори протянул ей, даже не глядя в её сторону. В комнате было душно, хотя на улице стояла прохлада, и воздух казался слишком тяжелым, словно пропитанный чем-то липким, от чего хотелось немедленно сбежать. Но она не могла двинуться.
Каждая клеточка ее тела кричала о том, что нужно немедленно встать, выскочить за дверь, но что-то останавливало ее. Внутренний ступор, словно её загнали в ловушку не только физически, но и морально. Сердце бешено колотилось, дыхание сбивалось, а мысли метались в голове, сталкиваясь друг с другом, не находя выхода.
Она бросила быстрый взгляд на Грегори. Он сидел в кресле у стола, сцепив пальцы в замок и смотрел в пустоту. Его лицо не выражало ничего — ни ехидничества, ни удовлетворения, ни даже привычной усмешки. Только усталость, словно он сам не понимал, что сделал, или не хотел осознавать.
— Одевайся, — глухо произнес он, даже не взглянув на нее.
Его голос звучал низко, безразлично, но Мари почувствовала, что это не совсем так. В его тоне проскользнуло что-то... странное. Сожаление? Вина? Или, может быть, разочарование?
Она сжала губы, медленно натягивая на себя рубашку, которая оказалась на пару размеров больше и пахла чем-то терпким — древесиной, дымом и чем-то еще, неуловимым. Ей хотелось закричать, хотелось выбежать из комнаты, но она не могла – страх парализовал, удерживал на месте, не давая даже просто вдохнуть полной грудью.
Грегори наконец повернулся к ней, его глаза прищурились, словно он пытался что-то сказать, но в последний момент передумал. Встал, провел рукой по волосам, а затем тихо усмехнулся, но без привычного сарказма.
— Ты ведь знаешь, что теперь все изменится? — его голос был холодным, но в нем скользнула странная мягкость.
Мари не ответила. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, пытаясь понять, что именно изменилось. Но ответ она и так знала.
Всё.
Мари чувствовала себя так, будто внутри нее что-то сломалось. Не физически — тело все еще ей подчинялось, хотя и дрожало от напряжения, — но в душе зияла пустота, холодная и обжигающая одновременно.
Она не могла осознать до конца, что именно произошло, и, возможно, не хотела. Казалось, будто разум упорно отказывался принимать реальность, заслоняя ее серой пеленой отрешенности.
Грегори стоял фотографий на стене, отвернувшись, но Мари не нужно было видеть его лица, чтобы почувствовать, что он напряжен. Он был хищником, привыкшим контролировать ситуацию, но сейчас что-то в его позе выдавалось... неправильным.
— Я пойду, — хрипло выдохнула она, чувствуя, как предательски дрожит голос.
Грегори молчал.
Она сделала шаг к двери, но замерла, когда услышала его тихий, почти безжизненный голос:
— Я не должен был...
Мари сжала кулаки. В ней что-то зашевелилось — гнев, злость, ярость? Или, может быть, отчаянная попытка защититься от этого хаоса внутри себя?
— Но ты сделал, — прошептала она, не поворачиваясь.
Повисла долгая тишина. Она слышала только собственное прерывистое дыхание и медленные шаги Грегори, приближающиеся к ней.
— Посмотри на меня, — его голос стал мягче, но в нем все еще звучала властность, к которой он, кажется, сам привык.
Мари не пошевелилась.
— Посмотри на меня, — повторил он чуть жестче.
Она подняла голову, встретившись с его взглядом.
В его глазах больше не было прежней насмешки, не было хищного удовольствия от её страха. Там была тьма.
И сожаление.
— Я отпущу тебя, если ты так хочешь, — произнес он.
Это прозвучало не как разрешение, а как констатация факта.
Мари стиснула зубы, разрываясь между желанием немедленно сбежать и страхом, что этот разговор еще не закончен. Но больше всего ее пугало не то, что он сделал, а то, что он не казался ей монстром в этот момент.
Она ожидала от него жестокости, злорадства, угроз, но видела перед собой человека, который... жалел.
А этого она не могла понять.
— Я ухожу, — повторила она, и на этот раз ее голос звучал тверже.
Грегори молча кивнул и отступил в сторону.
Она больше не смотрела на него, не оборачивалась. Просто вышла, прикрыла за собой дверь и, когда оказалась в коридоре, наконец сделала глубокий вдох, чувствуя, как ледяной ужас снова окутывает её со всех сторон.
Ей казалось, что стоит шагнуть — и ноги подкосится. Стоит моргнуть — и она окажется в ловушке собственных мыслей.
Но она заставила себя идти. Вперед.
Подальше от него. И от той части себя, которая все еще дрожала не только от страха, но и от чего-то другого.