8 глава
- Что там звенит в коробке? – выпаливаю я. И тут же слышу неодобрительное шиканье мальчишек. Будто раскрыла их только что.
- В смысле, звенит? – резко поворачивается к ним муж. - Ребята, вы серьезно? Решили и эти игрушки добить?
- Мы случайно, Пап Мороз, - прищуривается Коля и криво улыбается.
- Мы поймали. Вот, - тычет пальцем в коробку Митя.
Недоуменно смотрю на ребят, перевожу внимание на Даню.
- А-а что случилось? - сипло уточняю.
- Мы разгрохали елку у папы Мороза на работе, - с тяжелым вздохом признается Коля.
- И иглушки какие-то советские, - добавляет Митя. - Вдле-без-ги! - по слогам произносит, видимо, за Даней повторяя.
- Все равно они старые, - отмахивается брат.
- Разгрохали? – хмуро свожу брови, посылая недобрый взгляд Дане, и головой укоризненно качаю. Ну, что за слово грубое? Явно мальчишки у него научились.
- Это я еще мягко выразился, - оправдывается муж. - А игрушки не старые, а раритетные, - обращается к ребятам через зеркало заднего вида. - С трудом нашел в интернете, у кого такие купить можно. Взамен разбитым в агентстве, - бубнит себе под нос, выезжая с парковки. – На днях Марье Тимофеевне отдам. В качестве возмещения материального и морального ущерба, - усмехается, заметив, как съёжились Коля и Митя, почувствовав свою вину.
- Хм, весело у вас без меня, - тяну я строго и к окну отворачиваюсь, чтобы мои мужчины не заметили, что на самом деле я ни капли не злюсь. Их перепалки выглядят так... мило.
- Нет. Без тебя нам плохо, - спорит Коля.
- Ага, - вторит ему Митя.
И моя улыбка становится еще шире, хоть третий главный мужчина в моей жизни по-прежнему молчит. Но сегодня я позволяю себе помечтать, что и он тоже скучал. Не зря же везет меня домой. Еще и машиной управляет так аккуратно, чтобы меня не трясло по дороге.
- Мне без вас тоже очень плохо, - выдыхаю тихо и боковым зрением слежу за Даней.
Сидит напряженный, уставившись на трассу. Молчит.
Пусть так…
Удобнее устраиваюсь в кресле и обхватываю себя руками. Все еще ослабленная болезнью, постепенно засыпаю под монотонный бубнеж радио и возбужденные перешептывания мальчишек. Впервые за последние дни чувствую нечто, похожее на счастье. И боюсь спугнуть момент.
***
Очнувшись, не понимаю, где я и с кем. Жар распространяется по всему телу, тошнота подступает к горлу. Хочу сделать вдох, но вместо этого кашляю надрывно. Широко распахиваю глаза, фокусируясь.
- Ты как? – лицо Дани напротив моего. Его ладони сжимают мои щеки. – Бубнила что-то во сне, - хмуро произносит и импульсивно проводит большим пальцем по губам, которые я испуганно приоткрываю.
- Н-нормально. Приехали уже? – оглядываюсь, но не узнаю район. – Где мы?
- Дома, - отрезает муж и отстраняется.
- Идем, мам, там торт и пицца, - выскакивает Коля из машины.
Помогает Мите выйти. И вдвоем они направляются к подъезду.
- Пицца? – фыркаю я. – Совсем не новогоднее блюдо.
- Ну, прости. В эти дни доставка работает отвратительно, - защищается муж и даже усмехается при этом. – А я ничего, кроме пельменей замороженных, готовить не умею.
Подает мне руку, помогая покинуть салон. Хихикаю и ладонью в плечо его упираюсь, чтобы не потерять равновесие.
- Блюдо холостяка, - выпалив неосознанно, закусываю губу.
И между нами с Даней мгновенно возникает напряжение. Мы так близко друг к другу, но отступать мне некуда. Осознаю, какую глупость сказала и чуть приподнимаю уголки губ. Виновато и смущенно.
Тону во взгляде цвета зимнего неба. Судорожно вдыхаю, и в нос проникает приятный мужской аромат. Свежий и мятный, с нотками бергамота и грейпфрута. Вкусный запах, хоть и… совершенно незнакомый. Как? Он пробуждает спутанные чувства. Как и его хозяин. Тянусь к нему и в то же время опасаюсь.
Тем временем мои мальчишки останавливаются на полпути, будто вдруг вспомнив о чем-то. Коля разворачивается, зовет Даню, заставляя его отвлечься от меня. Сняв варежку, ладошку протягивает – и ловит ключи, которые ему бросает папа.
- Не потеряй, - рявкает Даня без тени гнева, скорее, шутливо.
Из-за плеча мужа вижу, как Коля и Митя уверенно набирают код и распахивают дверь подъезда, по ступенькам поднимаются. Привычно, по-свойски. Будто действительно долго живут здесь.
Хотя почему я сомневаюсь?
- Я что-нибудь приготовлю, - пытаюсь снизить градус напряжения и вернуть «хорошего полицейского» Даню. – Думаю, смогу. Или я невкусно готовлю? – заполняю внезапно повисшую тишину, как могу. Давит она, мучает меня. Стеной вырастает между мной и мужем.
- Вкусно, - отмирает он наконец. – Но тебе отдыхать нужно, - крепко обхватывает мое запястье и за собой меня увлекает.
С любопытством осматриваю подъезд, но даже не стараюсь найти в окружающей обстановке что-то знакомое. Видимо, еще не время мне возвращать свою жизнь.
Покосившись на задумчивого Даню, сжимаю губы.
Нашу жизнь…
- Проходи, - подталкивает меня в квартиру, что кажется чужой. По спине пробегает полчище мурашек, но я отгоняю странные подозрения.
Все хорошо. Рядом Даня. И я ему... доверяю?
Осторожно переступаю порог и слышу радостные вопли детей, а следом – звонкий лай щенка. Затаив дыхание, удивленно озираюсь на Даню.
Ощущение такое, будто мы с мальчишками получили нечто долгожданное, но запретное. Роюсь в глубинах сознания, но боль в висках и темени вынуждает меня прекратить. Не следует сейчас перенапрягаться – боюсь в больницу попасть вновь.
- Подалки под елкой! – восхищенно орет Митя. - Вот это пода-алок. Настояхий – судя по всему, щенка гладит.
Впитываю довольные возгласы, пока Даня помогает мне снять верхнюю одежду.
- Очешуеть, а у меня телефон, - выдает Коля.
- «Очешуеть»? – шиплю на мужа и по плечу его хлопаю возмущенно. Чему он мальчишек учит?
- Это не я, - руки поднимает, будто сдаваясь. – Толик при них сериал смотрел. Фантастический, ничего такого, - спотыкается о мой осуждающий взгляд. – Виноват, не уследил, - чеканит он.
- Толик? – свожу брови. – Не помню, кто это.
- Коллега, - Даня прячет взгляд. – Не важно. Потом познакомишься. Хм… То есть… вспомнишь.
Пожимаю плечами, не обращая особого внимания на растерянность мужа. Ему нелегко со мной - такой беспомощной и бесполезной.
– Ничёси, этот телефон точно не сломаю, - продолжает радоваться Коля.
- Сломаес, - ехидно младший брат тянет. – Письмо Деду Мог'озу лаботает!
- Пф, так это не Дед, а Папа Мороз работает, - фыркает старший, и хочется по попе его шлепнуть, чтобы веру в волшебство не разрушал. Но я лишь глупо улыбаюсь.
- Эй, стой! – орут оба истошно, и я вздрагиваю.
Пячусь машинально, когда в коридор выбегает крохотный йорк-терьер. На его боку висит бант, наполовину сгрызанный. «Страшный зверь» летит прямо на меня.
Ойкаю от неожиданности и, сделав еще шаг назад, упираюсь спиной в стальную грудь, что вздымается чаще и ощутимее, стоит мне прижаться плотнее. Муж выше меня, мощнее – и в его руках чувствую себя маленькой и хрупкой.
Даня проводит огромными ладонями по моей тонкой талии, усмехается, обдавая горячим дыханием макушку. Кажется, на секунду губами касается и вбирает запах моих волос. Боже, я ведь лекарствами пропитана насквозь. Ходячая аптечка, а не женщина! Но мужу все равно – он не спешит отпускать меня.
- Убежит, - орет Коля.
- Две-ель, - мчится Митя.
Даня реагирует незамедлительно, закрывает квартиру, а потом обходит меня и приседает перед щенком, перехватывая его. Треплет его по шерстке, за ушами почесывает, позволяет лизнуть руку. Муж выглядит добрым... Но что же так противно скребет внутри меня?
Пугаюсь своего голоса, когда вместо меня будто другой кто-то говорит:
- У тебя же аллергия на собак…
Данил
Аллергия на собак…
Неожиданно. Черт, что еще с этим Гаврилиным не так? Даже находясь бес знает где, продолжает подставлять меня.
- Вернуть придется? – вздыхает Коля, заполняя неловкую паузу, и рядом со мной присаживается. С грустью проводит ручкой по светло-бежевой, покрытой коричневыми пятнами, шерсти.
- Нет! Это Дин, - топает ногой Митя.
Нагло отталкивает брата – и щенка на руки берет. Пока Дин выкручивается из слабых детских объятий, то и дело облизывая все, что под язык попадет, Митя тащит его в комнату. Коля плетется следом.
Опять ведь расплачутся оба, как после того идиотского мультика, где пес умер и в рай попал. Кто только снимает такую чушь? А мне потом полвечера Митю и Колю успокаивать пришлось. При том, что я совершенно не умею с малышней обращаться, тем более ревущей. Лучше бы пацаны с Толиком дальше сериал смотрели – меньше стресса и мне, и им…
Нет, к дьяволу конспирацию. По поводу аллергии совру что-нибудь, но сейчас…
- Все в порядке, пес остается, - кричу им вслед.
Выпрямляюсь и, развернувшись к Мире, руки в карманы складываю. Пока лихорадочно соображаю, как объяснить свое «чудесное исцеление» от аллергии, она избавляет меня от необходимости лгать.
- Опять я ошиблась, да? – нервно сипит и губки кусает. И без того красные после мороза. – Извини, одни хлопоты от меня, - печально глаза в пол устремляет.
Согласен, хлопот мне Мира добавила. И спокойствие забрала. Не знаю, как выдержу эти дни с ней под одной крышей.
В интересах дела, чтобы жена Гаврилина как можно быстрее вспомнила все. Но в моих ли?
- А маме где подалок? – возмущенно вопит Митя из комнаты, а следом раздается собачий лай.
Укладываю ладонь Мире на поясницу – и подталкиваю ее вглубь квартиры. Как бы невзначай скольжу пальцами по хрупкой спинке вверх. Мне нравится ее касаться, оберегать, хоть и нельзя…
- Мама плохо себя вела, - ехидничает Коля, когда мы переступаем порог. – А правда, Папа Мороз, что маме? – прищуривается.
- Не наглейте! – отчитывает их Мира, а сама краснеет и пальчики заламывает. – Не нужно ничего, - врет, при этом взгляд скрывая.
Стеснительная, наивная, нежная… Не вяжется ее образ с тем, что Кузнецову удалось о Мирославе Гаврилиной выяснить. Настолько сильная амнезия, что даже личность и характер стерла? Надо бы с врачом поговорить, выяснить детали этого странного заболевания.
- Хорошо мама себя вела, - произношу с предательской улыбкой и из кармана небольшой футляр достаю.
Протягиваю Мире, и, когда она принимает подарок, мы соприкасаемся пальцами. Хочу подавить несвоевременно вспыхнувшие эмоции, но оставляю свои жалкие попытки, когда замечаю искры в зеленых глазах. Мира открывает коробочку дрожащими руками и едва не выпускает ее содержимое. Радуется, как ребенок.
Молча помогаю ей надеть изящный браслет и застегнуть на запястье. Цепляю пальцем громоздкую подвеску в виде солнца. Убеждаю себя, что так надо для дела, но в душе мерзко скребет. Настолько, что избегаю зрительного контакта с сияющей Мирой.
Вечер только начался, а я уже себя почти не контролирую. Здравый смысл и стальная выдержка разбиваются вдребезги, когда слышу тихое, срывающееся: «Спасибо».
И в следующую секунду Мира вдруг становится на носочки, обхватывает мои щеки холодными ладошками. Делает судорожный вдох, будто набираясь смелости, и…
Касается моих губ своими.
Поцелуем это сложно назвать. Слишком невинно, неуверенно и нежно.
Но крышу Мира мне срывает похлеще опытных, искушенных баб.
Ласковые ладони неловко сползают по моей шее, ложатся на плечи, чуть надавливают. Мира напугана своим же импульсивным порывом – и собирается отстраниться. Но теперь я не могу ее отпустить. Отступать слишком поздно.
Обхватываю рукой ее затылок и фиксирую, сжимая шелковистые локоны, зарываясь пальцами в волосы. Рвано вдыхаю, вбирая дурманящий женский аромат. Мира пахнет сладко, несмотря на примеси лекарств. Напоминает подснежники.
Так и манит попробовать ее на вкус, что я делаю в следующий миг. Накрываю пухлые, чуть приоткрытые от страха и предвкушения губы. Сминаю их своими, терзаю. Съедаю сиплый стон. Стираю границы между правильным и ложным, выбирая скользкий путь.
Все запреты улетучиваются, цели и планы забываются. Будто это у меня память отшибло, а не у Миры.
В момент, когда я готов сгрести чужую жену в охапку и утащить в спальню, наплевав на все, в реальность нас обоих возвращает лай щенка.
Пес? Откуда он вообще в моей холостяцкой берлоге? И что вообще происходит вокруг?
Нехотя возвращаюсь во внешний мир, отпускаю алую от смущения Миру и, откашлявшись, кошусь в сторону пацанов. Они всецело щенком заняты и нас не замечают. А может, вид делают, маленькие хитрецы.
- Ужинать будем? – пытаюсь обстановку разрядить, но голос подло срывается.
- Может, все-таки пюре приготовим, - приходит в себя Мира. – Салат какой-нибудь, - пожимает плечами. – Не хочу пиццу, - носик морщит.
Ожидаемо. Наверное, привыкла к более изысканным блюдам. Вспоминаю, кто она, а главное, чья, и настроение стремительно обваливается, как курс рубля к доллару.
Сложив руки на груди, хмуро на Миру смотрю, а она не теряется. Будто привыкла уже к подобным моим перепадам. Отвечает лучезарной улыбкой, но я не ведусь.
- Так, где у тебя кухня? – бойко спрашивает, но тут же тушуется. – То есть… у нас.
Не дожидаясь моего ответа, отправляется сама исследовать квартиру.
Ничего, не заблудится. Вернется – и будет довольствоваться тем, что есть. Такие, как она, не сильны в кулинарии, а я на поводу идти и прислуживать не собираюсь.
Вопреки своим мыслям, уже через пару секунд я направляюсь за ней. Бреду по следам, как чертова ищейка. Нахожу Миру на кухне – все-таки сориентировалась.
Она стоит на носочках у открытого шкафчика и внимательно полки исследует. Пользуясь моментом, нахально изучаю точеную фигурку. Аппетитные бедра плотно обтянуты тканью джинс, свитер приподнялся, оголяя узкую полоску бледной кожи. В одежде Миры нет ничего особенного и тем более соблазнительного. Наоборот, как-то простенько она выглядит, но меня замыкает от самой девчонки. И не знаю, как разрядиться.
- У меня есть дефицитный горошек, - хмыкаю я, опираясь плечом о косяк двери.
Мира дергается и выглядывает из-за дверцы. Покоряет чистой лазурью.
- Почему «дефицитный»? - смеется так звонко и приятно, что невольно прислушиваюсь.
- Потому что в Новый год за него разворачивается настоящая борьба в супермаркетах, - смягчаюсь я. Плавлюсь от звука ее голоса и искрящегося взгляда.
Вздохнув, подхожу вплотную и прижимаюсь грудью к женской спинке. Одной рукой касаюсь тонкой талии, как бы невзначай, а вторую - протягиваю к верхней полке. Выуживаю «драгоценную» банку из глубины. Сама бы Мира точно не достала – слишком девочка миниатюрная.
- Да ты добытчик, - хихикает она и внезапно прокручивается в моих объятиях, оказываясь лицом ко мне.
Быстро чмокает меня где-то на уровне подбородка, – и, наклонившись, прошмыгивает под моей рукой.
- Пюре и оливье. Новый год спасен, - заявляет довольно, колдуя возле столешницы.
Такая легкая, воздушная. Порхает по моей кухне как ни в чем не бывало. Будто не ее по голове приложили, память напрочь отбив.
Так, стоять! Какая к черту готовка! Мне потом Миру посреди ночи в больницу везти, если ей плохо вдруг станет? Поседею по дороге. На кой сдался мне такой праздник.
- Тебе нельзя перетруждаться. Сядь, - приказываю грубовато. - Говори, чем помочь, - сдаюсь позорно, вновь забывая, с кем я. Но Мира жестом меня останавливает.
- Мальчики! – кричит куда-то в потолок.
Коля и Митя молниеносно прибегают на ее зов. Выпрыгивают, как двое из ларца. Осматриваются деловито. Без лишних слов берут картофель, кастрюлю с водой – и принимаются за работу.
- Эй, а мне почему не сказали, что все умеете? – искренне возмущаюсь я.
Почти две недели есть им готовил сам. Как мог. Братья палец о палец не ударили, даже не предложили свою помощь. Я и не настаивал, зная, в какой семье они росли.