Между двух стульев

Глава 6.
С

тократ смертен

В ту же секунду Петропавел упал лицом вниз, не успев даже сообразить, что произошло, но почуяв недоброе. И действительно: его принялись чем-то охаживать по спине. Это было совсем не больно, но причиняло беспокойство неприятного характера. Петропавел пару раз вскрикнул, — скорее, для порядка — и услышал: «Не ори: не дама!», причем голос был детский.

Петропавла явно с трудом перевернули лицом кверху. Перед ним стоял златокудрый мальчонка лет пяти с черной повязкой на одном глазу и приветливо улыбался. Это он накинул на Петропавла лассо. Длинная розга валялась рядом. Ребенок держался за рукоять огромного ножа, воткнутого в землю неподалеку. Петропавлу сделалось нехорошо — и он неожиданно для себя подобострастно предложил:

— Хочешь, будем с тобой на «ты», мальчик?

— Я и так с тобой на «ты», — ухмыльнулся ребенок.

— Зовут-то тебя как?

— Дитя-без-Глаза, — беспечно ответил малыш и, выхватив нож из земли, одним махом рассек туловище проползавшей мимо гусеницы, по размеру напоминавшей длинный товарный поезд. Две части гусеницы расползлись в разные стороны и зажили там самостоятельно.

— Это которое у семи нянек? — догадался Петропавел.

Дитя-без-Глаза хмыкнуло:

— Смотри-ка, что вспомнил!.. Нет уже семи нянек. Умерли.

Последнее слово прозвучало весьма зловеще, и, начав волноваться, Петропавел спросил как мог безразлично:

— От чего же они умерли, мальчик?

— От страха, — неохотно сообщил тот, видимо, имея все-таки некоторое отношение к смерти семи нянек. Потом подошел к Петропавлу и опять воткнул нож в землю, слева от него.

— Что ты собираешься делать? — струхнул Петропавел.

— Зарежу тебя и сожру, — сказало Дитя-без-Глаза и по-детски рассмеялось.

Петропавел затрясся и покрылся холодным потом.

— Ты ж еще маленький! — еле вымолвил он.

— Сожру тебя — и буду большой, — пообещало милое дитя и вынуло нож из земли.

— Нет, ты не сделаешь этого! Это очень жестоко!

— Пустяки, — снова рассмеялось дитя. — А впрочем... Я могу и не делать этого, если ты выполнишь три моих желания.

В ужасе от такого предложения Петропавел замотал головой, сразу представив себе, какие желания могут быть у этого ребенка. А ребенок, не обращая внимания на Петропавла, продолжал:

— У меня такие три желания: во-первых, я хочу есть, во-вторых, писать и, в-третьих, спать.

...С Петропавлом немедленно случилась истерика. Придя в себя, он сказал:— Я выполню три твоих желания, только сначала развяжи меня.

— Нет, ты так выполняй, а то после опять связывать — это долго, — ответил смышленый малыш.

Петропавел задумался, потом произнес:

— Посмотри вокруг. Где-то тут поблизости яблоня. Если на ней что-нибудь растёт, пойди и съешь это.

Яблоня оказалась в двух шагах. С интересом наблюдая за дальнейшими событиями, Петропавел увидел, как ребенок подошел и выполнил его распоряжение. Ел он что-то мелкое — жадно и неаккуратно.

— Наелся? — спросил Петропавел, когда, по его мнению, ребенок съел один плод.

— Нет еще! — и Дитя-без-Глаза принялось срывать обильные, по-видимому, плоды собственного воображения. Наконец, оно удовлетворенно крякнуло:

— Порядок. Теперь писать.

— Зайди за дерево, — наставлял малыша Петропавел, — расстегни штанишки, а дальше все само собой получится.

Тот отсутствовал с полчаса, вернулся очень довольный и сказал:

— Ну, все. Теперь спать.

— Нет уж, — осмелел Петропавел. — Развяжи веревки, потом ложись, где хочешь, и закрой глаза.

— Да я же пошутил! — засмеялось Дитя-без-Глаза. — Ты несвязанный лежишь. Вставай!..

Петропавел попробовал встать — и действительно встал: веревки упали на землю. Дитя-без-Глаза уже мирно посапывало рядом. Тогда, как ни в чем не бывало, он двинулся восвояси и, почувствовав себя в безопасности, даже засвистел, но, как оказалось, преждевременно, потому что из кустов тотчас вышел навстречу ему огромного роста седой старик с повязкой на одном глазу и маленьким фруктовым ножом в правой
руке. Подойдя к Петропавлу, старик хихикнул и задал вопрос:

— Что такое «висит груша в темнице, а коза на улице»?

Петропавел не нашелся, как ответить.

— Это трудная загадка! — ухмыльнулся старик. — Отгадки ее не знает никто. Даже я.

— Какой же смысл загадывать загадку, если никто не знает отгадки?

— Так чтобы узнать!.. — Старик выразил лицом недоумение. — Бессмысленно, скорее, загадывать загадку, отгадка которой известна. Но, так или иначе, ты не отгадал — и тебе придется умереть.

— Да вы что — сговорились, что ли?! — вырвалось у Петропавла. — Сколько можно с этим шутить?

А старик со словами: «Хорошенькие шутки, ничего не скажешь!» — неожиданно всадил фруктовый нож в грудь Петропавла.

«Я умираю», — как-то вяло, без испуга подумал Петропавел и упал навзничь. Боли не ощущалось — ощущалось только некоторое неудобство в груди от присутствия ножа, вонзенного по самую рукояточку. Петропавел, полежав на земле, с любопытством спросил у старика:

— Вы убили меня?

Старик поправил повязку на глазу:

— Да не суетись ты! Лежишь себе на земле — и лежи. Не в земле же пока! Вот закопаю тебя — тогда и поймешь. — Он удалился в кусты, принес ржавую лопату и деловито спросил:

— Где копать могилу?

Вытащив из груди сухой и холодный нож, Петропавел потер потревоженное место и сказал:

— Хватит паясничать, товарищ. Не смешно это.

— Пока не смешно — потом смешно будет, — пообещал старик, начиная рыть могилу где попало.

— Вас как зовут? — сменил тему Петропавел.

— Старик-без-Глаза.

Петропавел, вглядевшись в него, действительно обнаружил некоторое сходство с опочившим невдалеке младенцем.

— Это когда же Вы успели состариться? Вы ведь спали!

— Во сне, — не отвлекаясь, ответил Старик-без-Глаза. — А что?

— Времени маловато прошло, вот что!

— Не твое дело, сколько моего времени прошло! — Могильщик говорил уже из довольно глубокой ямы. — Ты бы лучше за своим временем следил, пока был жив.

Старик засунул руку в карман и извлек оттуда предмет, видимо, мешавший ему работать. Это была рогатка.

— Забавы золотого детства! — сентиментально вздохнул он и, смахнув слезинку, зашвырнул рогатку в кусты. Потом снова принялся копать, хотя в могиле мог бы уже разместиться небольшой областной центр.

Петропавел заглянул в могилу:

— Если это для меня, то довольно. У Вас глазомер плохой.

— Нахал, — спокойно заметил Старик-без-Глаза. — Я жизнь прожил! Пожил бы ты с мое... замечания-то делать!

— Ну, положим, с Ваше-то я пожил: времени, между прочим, одинаково прошло — как для Вас так и для меня, — Петропавел улыбнулся просвещенной улыбкой.

— Ты, малец, мое время с твоим не путай. Я за свое время всякого повидал, а ты за свое — обнаглел только. Да и что ты вообще о времени знаешь? Необратимость да непрерывность... На этом, милый мой, у нас далеко не уедешь. Рассказал бы я тебе, да ты умер уже, — и Старик-без-Глаза углубился в могилу.

Внезапно Петропавел отчаянно соскучился с этим стариком. Он махнул рукой и пошел себе восвояси, однако, не пройдя и нескольких шагов, услышал позади себя тяжелое дыхание — и вот уже Старик-без-Глаза загородил ему дорогу.

— Отойдите, — устало сказал Петропавел.

— Тебя могила ждет, — напомнил старик, вытирая руки о штаны. — Ты скончал-ся. Вернись назад, в ДОЛИНУ РОЗГ.

— Куда вернуться?

— В ДОЛИНУ РОЗГ — это место, где мы с тобой познакомились и где ты потом умер.

Петропавел решительно двинулся в обход старика, не желая продолжать разговор. Но тот цепко схватил Петропавла за руку и убедительно попросил:

— Пойдем...

— Да оставьте Вы меня в покое! — крикнул Петропавел. — Не драться же мне с Вами!

— Вот еще, драться! — возмутился Старик-без-Глаза. — Хорошенький поворот! — Он ловко скрутил Петропавлу руки за спиной. Суставы хрустнули, сделалось ужасно больно.

— Да Вы что — с ума сошли? — взвыл Петропавел, корчась от боли.

— Это отдельный вопрос, — уточнил Старик-без-Глаза. — Сейчас мы не будем его обсуждать. Сейчас мы будем тебя хоронить.

Извивающегося Петропавла потащили к могиле.

Сопротивляться сильному старику было бесполезно.

— Я уже пригласил на твои похороны друзей, — объяснялся Старик-без-Глаза по дороге. — Они соберутся с минуты на минуту.

— Но я не хочу умирать! — возмущался Петропавел.

— Вопрос так вообще не стоит, — приговаривал непреклонный старик. — У тебя все в прошлом.

Петропавел поискал какой-нибудь веский аргумент, и ему показалось, что он нашёл его:

— Но я же разговариваю!

— Не разговаривай, — снял противоречие Старик-без-Глаза.

Дело приняло совсем плохой оборот. Приходилось верить в серьезность стариковских намерений.

— Нет, я одного не понимаю, — хорохорился несмотря ни на что Петропавел. — Почему именно меня надо хоронить?

— А кого ты еще можешь предложить? — заинтересовался Старик-без-Глаза.

— Да хоть Вас! — в общем, справедливо заметил Петропавел.

После некоторых раздумий Старик-без-Глаза покачал головой, еще дальше отводя Петропавлову руку за спину.

— Меня нельзя. Во-первых, я гостей назвал. Нехорошо, если они придут, а я в могиле. Во-вторых, меня тут уже раз двести хоронили — так что это вряд ли кого-нибудь увлечет.

— Тогда, — заторопился Петропавел, — надо похоронить этого... как его... Пластилина! То есть хотя бы одного из этих… пластилинов — пусть остальные живут. Их там пруд пруди!

— Неплохая идея, — одобрил Старик-без-Глаза и непоследовательно закончил: — Но похороним мы все-таки тебя.

Они уже подошли к самому краю могилы. Старик-без-Глаза поднял глаз к небу и с уверенностью произнес: — Раба твоего могила исправит! — после чего изо всех своих нечеловеческих сил столкнул Петропавла в яму.

Естественно, тот немедленно начал выкарабкиваться оттуда, но своевременно получил от Старика-без-Глаза ржавой лопатой — хоть и не больно, но очень сильно. Снова скатившись в яму и взирая оттуда на готового повторить удар старика, Петропавел оставил попытки выбраться и залег на дно.

Комочек земли сорвался с края могилы. Петропавел поглядел наверх и увидел над собой старое лицо Гнома Небесного. Тот с удовлетворением констатировал: — Упокоился! — и исчез из поля зрения. Поблизости от могилы послышались голоса: кажется, друзья начали собираться. Именно этого почему-то не выдержал Петропавел. Он выскочил из могилы и принялся выкрикивать бессвязные и обидные слова:— Бандиты! Убийцы! Мафия! Нашли себе развлечение — живых людей хоронить!..

Петропавлу хотелось каждому сказать что-нибудь отдельно гадкое, но слова подбирались с трудом и со всей очевидностью не достигали цели. Когда он умолк, в тишине прозвучал недоуменный вопрос Гуллипута:

— Чего он так разоряется?

— Ему очень дорога его жизнь, — мрачно пояснил Старик-без-Глаза.

— Разве ее у него отнимают? — еще больше удивился Гуллипут.

Тут уже вмешаться пришлось Петропавлу:

— Но если хоронят... если смерть, — значит, уже не жизнь, значит, жизнь отнимают!

— Успокойтесь Вы, — сказал Пластилин Мира в облике младенца с честным ли-цом. — Кому нужна Ваша жизнь!.. А кроме того, для справки: смерть — это далеко не всегда не-жизнь, равно как и жизнь — далеко не всегда не-смерть. Бывает смерть, которая — жизнь, и жизнь, которая — смерть. И еще... почему Вы думаете, что смерть — это надолго?

— Ну, как же: человек ведь умирает только один раз! — Петропавел расхохотался бы, если б вопрос не стоял так трагически.

Шармен, оторвавшись от маленького человека, которого она лобзала, прижимая к земле, как бы между прочим заметила:

— Французы говорят, что всякая разлука — это маленькая смерть, — и снова вернулась к своему занятию.

— А из того, что Сократ смертен, следует, что не Сократ — стократ смертен, — скаламбурил в обычной своей манере Ой ли-Лукой ли.

— Да ну его, в самом деле! — воскликнул вдруг Гном Небесный. — Он психованный. Я же предупреждал, когда узнал, кого хороним, что не надо его хоронить! Как будто больше уж и похоронить некого... Меня похороните: я очень люблю возрождаться, это так освежает!

— Да Вас сто раз хоронили! — вмешался Пластилин Мира. — Каждому хочется взглянуть на мир по-новому. Похороните меня: меня в этом облике еще никогда не хоронили!

— Можно, в конце концов, вообще никого не хоронить, — подало голос Белое Безмозглое.

— Я зря могилу копал? — обиделся Старик-без-Глаза.

— Почему зря? — продолжало Белое Безмозглое. — Пусть так постоит: была бы могила — желающие всегда найдутся!..

Пока шли эти препирательства, в атмосфере начали происходить волнения... Тонкий и длинный, как игла, звук проткнул пространство.