Разъебанные дни разъебанного типá.
Кирилл сквозь зубы процедил ругательство, нащупал телефон на тумбочке и вырубил эту адскую трель.
Семь утра.
Хуже времени для пробуждения просто не существует. Хотя, если подумать, любой час, когда нужно тащить свою задницу в универ, — худшее время.
Сквозь веки пляшут яркие блики — солнце, сволочь, ворвалось в окно и теперь слепит глаза, несмотря на то, что на дворе блядский декабрь.
Он ненавидит солнечный свет. Обожает туман, мрак, все оттенки серого, словно палитра безысходности. Но только не этот проклятый источник жизни.
Особенно по утрам, когда после вчерашней бурной ночи хочется только одного — забиться в темный угол и, чтобы никто не трогал. Но, как назло, именно сегодня у него — важная встреча. С отцом.
Встреча, которая с вероятностью в сто процентов закончится нравоучениями о том, как нужно жить и «продолжать династию».
Блевать тянет от одной только мысли, что его жизнь расписана на годы вперед, без его, собственно, согласия.
Хоккеист с трудом разлепил глаза, уставившись в потолок своей комнаты, больше напоминающей съемочную площадку для клипа какого-нибудь рэпера. Плазма во всю стену, акустика, от которой у соседей в радиусе километра сводит зубы, и бар, забитый до отказа спиртным, на которое можно купить кузов от «феррари».
Всё как он любит: дорого, пафосно и немного по-ублюдски. Егоров мог себе позволить.
Лениво поворачивается в кровати, нащупывая телефон. Экран приветливо подсвечивает уведомления. Десяток сообщений в общем чате Акул, пару от Лизы, и... одно от Смирновой.
Сердце предательски екает, гулко ударяя о стенки грудной клетки. Случайная мысль о Смирновой подрывает все внутренние бензобаки, разрывает на ошметки все терпение, невозмутимость и самообладание.
Беспросветный тотальный пиздец.
В его жизни была куча проебов, но этот самый масштабный.
В мозгу вспышкой щелкает воспоминание.
***
январь 2023 года.
Смирнова издает неприлично пошлые причмокивающие звуки, когда берет в рот головку члена. Кольцом из губ вбирает в себя почти до основания, меняет темп под толчки, что Кирилл почти задыхается от кайфа.
Ахуенное лечение после того, как его тушку едва не размазали по борту.
Думал, что ради такого придётся сдохнуть и лично попроситься в рай. Но, даже не пришлось.
По-натуральному кажется, что он уже в аду и плавится от прикосновений.
Чертовски приятно, до омерзения блаженно.
Кирилл прерывает ее, подтягивает лицо к себе, большим пальцем стирает остатки смазки со слюной одним движением и глубоко целует. Все происходящее — мокро, грязно и неприлично в высшей степени.
Им важно смешаться друг с другом, чтобы до сорванного голоса, хрипоты и следами на теле — отпечатки причиненного удовольствия.
Чтобы запомнить, выжечь на коже.
Чтобы на следующий день в универе делать вид, что они лишь лучшие друзья. Да только ебал он такую дружбу. Причём во всех смыслах и доступных позах.
***
наши дни
Пальцы сами собой разблокируют телефон, и он открывает сообщение.
@smirnovashka: «ты жив?»
Короткое, как выстрел.
Он снова посмотрел на сообщение, словно пытаясь разглядеть в этих двух словах скрытый смысл. Жив? Да, блять, жив. И проклинает тот день, когда вообще с ней познакомился.
Хотя, нет, врет. Не проклинает. В этом и вся проблема.
Заметив, что Кирилл прочитал ее сообщение, Смирнова тут же прислала еще несколько:
@smirnovashka: «хотя, мне кажется, даже если бы ты сдох, до универа бы все равно доковылял»
«Папочка не оценит прогулы».
Кирилл хмыкнул. Смирнова знала его слишком хорошо. Даже слишком. До неприличия.
@egorov.k: »предлагаешь проверить?»
«Может, приедешь меня отпеть?»
@smirnovashka: «знаешь, я всегда считала, что у мертвых людей энергии немного меньше, чем у тебя. Так что, отпевать не придется»
«Просто хотела убедиться, что ты не в запое после того, как твоя Лизонька снова закатила истерику».
@egorov.k: «а ты переживала? Льстишь мне, Смирнова».
@smirnovashka: «я переживала, что ты опоздаешь на встречу с папочкой и мне придется слушать нытье о твоей бестолковости весь вечер»
«Но, как всегда, все сводится к тебе».
Кирилл усмехнулся. Смирнова никогда не признается, что ей хоть немного не все равно. Она играла роль циничной и равнодушной сучки так убедительно, что даже он иногда в это верил.
@egorov.k: «раз ты так заботишься о моем отце, может, навестишь его сегодня?»
Ответ не заставил себя ждать.
@smirnovashka: «его компания меня устраивает только на званых ужинах.»
«А вот твоя...»
Она явно что-то задумала. Кирилл это чувствовал кончиками пальцев.
@egorov.k: «моя что?»
@smirnovashka: «...оставляет желать лучшего»
«Но, если тебя это утешит, твое тело мне нравится больше, чем твой характер».
Член дергается под одеялом, и он мысленно посылает себя в жопу за то, что вообще начал этот разговор. Ему бы разозлиться, послать ее куда подальше, но вместо этого в груди разливается тепло. Чертово тепло.
@egorov.k: «какого хрена ты так рано? С Крепчуком не спится?»
И тут же пожалел об этом. Зачем он вообще это написал? Зачем упомянул Крепчука? Он ведь прекрасно знал, что это заденет. И ее, и его самого.
Тупая провокация.
@smirnovashka: «соскучилась, разве не ясно?)».
Кирилл закатил глаза.
«Соскучилась» — это последнее, что могло прийти ему в голову, когда речь шла о Смирновой. Она могла испытывать что угодно — похоть, злость, желание его убить — но точно не скуку.
Она ждет ответа. Она всегда ждет. И он, как идиот, всегда отвечает.
@egorov.k: Гару напиши, что соскучилась. Ему будет приятно.
«Не повезло тебе с парнем», — крутится в голове, как заевшая пластинка, а у Егорова закончатся даже пальцы на гребанных ногах, если он начнёт перечислять сколько раз за свою жизнь произносил это вслух. Уже пора оформлять на неё патент.
Да, он мог бы просто проигнорировать ее, заблокировать номер, сделать вид, что Смирновой не существует в его вселенной. Но это все равно, что попытаться потушить пожар бензином.
@smirnovashka: «да ладно тебе»
«Кстати, как голова? Вчера ты был близок к тому, чтобы остаться без мозгов.»
@egorov.k: «голова в порядке»
«В отличие от твоей совести».
@smirnovashka: «совесть? что это?»
«В словаре видела, в жизни — нет»
«Ладно, удачи тебе с папочкой. И помни: если он начнет орать, просто представь его голым. Говорят, помогает».
Взгляд машинально цепляется за аватарку Москвиной. Милая, красивая, из хорошей семьи. Спортсменка, комсомолка, дочка проректор-ши.
Но вот искры, чтоб хотя бы маленькая бенгальская, не было и в помине.
Идеальная девушка для мажора вроде него, за исключением того, что в последнее время возбуждает примерно так же, как учебник по термодинамике.
Не вызывает трепета, не заставляет кровь кипеть в жилах. Просто... удобно.
Кирилл устало вздыхает. Все чаще ловит себя на мысли, что их отношения — это просто привычка. Зона комфорта, из которой лень выбираться.
Привычка, с которой нужно что-то делать. Но что? Бросить ее? Снова остаться одному, утопая в вине и случайных связях?
Нет, он не хочет этого. Хочет... Смирнову.
Блять.
@egorov.k: «представлю его голым, а потом представлю тебя... и, боюсь, встреча закончится раньше, чем начнется».
Ответа нет. И Кирилл нервничает. Тишина от Смирновой — хуже любого шторма. Значит, он попал. Задел за живое. И теперь ждет, когда она ударит в ответ.
Внезапно приходит сообщение от Лизы.
@moskvina.liza: «Кир, я тут подумала... извини за вчерашнее»
«Может, выберемся куда-нибудь вечером?».
Кирилл смотрит на экран телефона, как на приговор. «La Vita» — их любимое место. Ресторан отца. Дорого, пафосно, и, как ни странно, действительно вкусно. Он знает, что должен ответить «да».
Это правильно. Это то, что от него ждут.
Но пальцы предательски зависают над клавиатурой. Он смотрит на контакт Смирновой, судорожно пытаясь придумать, как исправить ситуацию. Как вернуть все в русло их привычной перепалки. Как убедить себя, что ему не так уж и важно, что она думает.
Но врать себе он ненавидит так же сильно, как последние пару месяцев Крепчука.
Удаляет сообщение Лизе, набирая новое.
@egorov.k: «сорри, Лизок, сегодня не получится. Встреча с отцом затянется. Потом ещё на треню и завтра два семинара».
Ложь. Она давалась ему легко, как бросок шайбы в пустые ворота. На уровне рефлекса.
Политеху он отдавал разве что время на формальное присутствие. Все остальное занимал хоккей и... Смирнова.
Телефон вздрагивает от нового уведомления.
@smirnovashka: знаешь, Егоров, ты прав. Мне действительно не повезло.
Блять.
***
Егоров проебал проверочную по сопромату. Эпично, с треском, на глазах у половины потока, жадно конспектирующего формулы. Как говорится, сдохни, но спиши — однако сдохнуть можешь позже, после пересдачи, если повезет и препод отвернулся.
Плевать. У него бабло, связи и харизма, которую даже самый задроченный препод не выдержит дольше пяти минут.
Главное — не попадаться на глаза отцу.
Тот, конечно, не выпорет, как в старые добрые, но лекцию о важности образования и семейном бизнесе на час-полтора гарантированно выпишет.
Он вышел из аудитории, демонстративно послав на хуй табличку с расписанием, и сразу же наткнулся на Лизу.
Длинные ноги, точеная фигурка, пшеничные локоны и, блять, взгляд ангела. Тошнотворно идеально. Не та.
— Кирюш, ну как? — мурлычет на ухо, поправляя сумочку Chanel.
Егоров скривился. «Кирюш» звучало так приторно, словно она пыталась вылечить его от зубной боли мёдом.
— Заебись, Лиз, — ворчит, передергивая плечами. — Проебал нахуй.
— Не переживай, отец же поможет.
«Отец поможет» — передразнивает про себя. Ему уже блевать хотелось от этого «отец поможет». Как будто он сам ничего не может.
Да, папа поможет. Папа все купит. Папа разрулит. И поэтому он всего лишь марионетка, красивая игрушка в руках влиятельного папочки. Игрушка, у которой нет права голоса.
Егоров был эгоистом до мозга костей, и это факт. Он брал от жизни все, не задумываясь о последствиях, плевал на чужие чувства, ставил свои интересы превыше всего. Да, сукин сын. Но он хотя бы не лицемерил, как это сейчас пытается делать Москвина.
В этот момент в его и без того дерьмовое поле зрения попадает силуэт, знакомый до боли в костях.
Смирнова. Как всегда, не вовремя. Вернее, как раз вовремя, чтобы сбить его с толку. Стоит у соседней кафедры, о чем-то оживленно разговаривая со своим ненаблядным Крепчуком.
Егоров наблюдает, как она смеется, запрокидывая голову. Светлые волосы рассыпаются по плечам, а в серых глазах пляшут искорки. Крепчук смотрит на неё, как голодный волк на кусок мяса.
Раздражение нарастает с каждой секундой.
Они дружили с детства, но в последние пару лет между ними искрило так, что хоть прикуривай. И, как назло, пачка осталась в машине.
Кирилл невольно морщится, а кулак сжимается так сильно, что костяшки белеют.
Он должен быть зол на Лизу, но почему-то злость плещется на Смирнову.
Её не должно быть в его голове. Ни сейчас, ни завтра, ни никогда.
У него есть все, что нужно для счастья. Жизнь Егорова была дорогой и бессмысленной, как последняя модель айфона, купленная в кредит. Двадцать лет, политех, клюшка, папа-олигарх — вот и вся биография, умещающаяся на стикере жвачки.
Есть всё. Кроме одного — покоя в голове, который ему никак не дает эта светловолосая стерва.
Кирилл снаружи — холод, грубость, ленивый похуизм. По его жизни можно преподавать лекции по душевным расстройствам, а сам он хуже врачебного почерка — неразборчивый, кривой, хер расшифруешь.
Он ее отталкивает, чтобы с каждым разом быть ближе — парадокс, достойный пера какого-нибудь философа. Желание поменяться местами с Крепчуком и исчезнуть — зудит, чешется, мигает. Но он не Крепчук. Какой-то частью себя надеется, что не настолько ублюдок.
И вспоминая его, понимает, что есть ещё куда падать.
Как минимум, он не сверкает за бабки своей голой задницей и не трахает все, что движется.
Правда, ехидный голос внутри буквально разрывает своим криком черепную коробку, что тот их случайный «тандем» был до истерического смеха «удачный», чтобы игнорировать.
— Ты меня вообще слушаешь? — голос Лизы прорывается сквозь пелену мыслительного процесса в котором он засовывает Гарику шайбу в глотку.
Причем самыми изощрённым способами, выписывая замысловатые пируэты клюшкой.
— Конечно, — машинально отвечает, даже не пытаясь вникнуть в суть вопроса, притягивая ее к себе для поцелуя.
Пресного и безжизненного. Ничего, кроме механического движения губ. Украдкой смотрит на Смирнову, а она, как назло, смотрит прямо на него.
В серых глазах ни намека на смущение или вину. Только легкая усмешка.
Сука.
***
Кирилл Егоров, золотой мальчик, капитан команды «Акулы Политеха» и просто охуевший от своей неотразимости наследник империи Егоровых, с размаху захлопнул дверь своей бэхи. Снег лениво падал на лобовое стекло, размазываясь грязью от дворников.
Плейлист на телефоне автоматически запустил трек AC/DC — «Highway to Hell». Кирилл усмехнулся. Довольно точное описание его жизни.
Погода под стать настроению — дерьмо полное.
— Какого хрена так долго? — рычит Лизе, которая, поежившись, юркнула на пассажирское сиденье. Её безупречный макияж, кажется, немного поплыл от мороза.
— Прости, зай, — прощебетала, целуя его в щеку. — Задержалась на паре. Ну ты же знаешь этого придурка Сидорова...
Кирилл отмахнулся. Ему было плевать на Сидорова и его пары.
Все, о чем он сейчас мог думать, это предстоящий матч. Вернее, о Смирновой, которая наверняка будет сидеть на трибунах и сверлить его своими серыми глазами.
Лиза что-то щебетала об учебе, но Кирилл не слушал. Он тупо смотрел на свои руки, сжимающие руль. Руки хоккеиста. Руки победителя.
Руки, которые мечтали о Смирновой так, что сводило скулы.
— Кирилл, ты вообще меня слышишь? — обиженно пискнула Лиза.
— Да, блять, слышу, — рявкнул он. — Просто заебался. Эти экзамены, тренировки...
Лиза надулась, но промолчала. Она знала — спорить с Егоровым, когда он не в настроении, себе дороже.
В раздевалке «Акул» пахло потом, резиной и адреналином. Парни уже вовсю переодевались, матерясь и подкалывая друг друга.
Крепчук, сидел в углу и что-то увлеченно строчил в телефоне. Наверняка, слал ей очередную порцию соплей.
Кирилла передёрнуло.
— Как настрой, кэп?
— Как всегда, — ухмыльнулся Кирилл, стаскивая с себя куртку. — Порвем этих сосунков.
Диман понимающе кивнул. Он знал — за бравадой Кирилла всегда скрывается что-то еще. Что-то, что грызет его изнутри. Федорцов, как верный пес, никогда не лез в душу, но всегда был рядом.
В голове снова всплыл образ Смирновой. Её родинка на виске, дурацкая привычка кусать губы, когда она нервничает, её язвительный взгляд... Она, как заноза, засела в его голове, и вытащить её было невозможно. Только если с мясом.
— Эй, Егоров, ты где витаешь? — вырвал его из раздумий голос тренера. — Собирайся, через пять минут на лед!
Кирилл тряхнул головой, отгоняя навязчивые мысли. Матч. Сейчас главное — матч.
А Смирнова... Смирнова подождет.
Или нет. Этого он не знал. И от этого становилось еще хуже.
В коридоре, ведущем к ледовой арене, Кирилл столкнулся с ней. Смирнова, как всегда, выглядела вызывающе — обтягивающая юбка, короткая кожаная куртка, небрежно распущенные светлые волосы и блядские губы, крашенные ярко-алой помадой. Как предсмертная записка для самоубийцы. Как капля крови для голодной акулы и сигнал «SOS» для тонущего.
От нее пахло дорогим парфюмом с нотками вишни и кожей, смешанным с запахом крепкого кофе и горького разочарования – ароматом, который въелся в подкорку. Тяжелый, терпкий, наркотический запах, который у Кирилла ассоциировался только с ней и с самым безумным вечером в его жизни.
Эта мысль билась в голове, как нарыв, который хотелось вскрыть.
Раздражающее ощущение, что так не должно быть, а как правильно — никто не знает.
— Удачи, Егоров, — усмехается, сверкнув серыми глазами. — Постарайся не опозориться.
Кирилл наигрался в эту дружественную муть — не всегда удачную, с проебами, а Смирнова, видимо, до конца жизни собирается нести этот крест. И тащит его с каким-то мазохистским удовольствием. Она никогда не признает, что между ними что-то есть. Или что было.
— Не дождешься, — огрызнулся Кирилл.
Она прикусила губу. То самое, чертово движение.
— Знаешь, — тихо начинает, наклонившись ближе. — Иногда мне кажется, что ты нарочно проебываешься, чтобы потом я могла тебя утешить.
И уходит, оставив его стоять в оцепенении.
Матерясь про себя, выскакивает на лед.
Номер на спине, как и полагается, тринадцатый. Намеренно, блять. Егоров плевал на суеверия с высокой колокольни родительской виллы в Куршавеле.
Трибуны ревут, приветствуя своих «Акулят», а он поднимает клюшку в приветственном жесте, но взгляд снова выхватывает блондинку.
В голове, словно навязчивый вирус, крутится Смирнова. Она сегодня была на игре. Сидела, как всегда, в VIP-ложе, с полуулыбкой наблюдая за происходящим. И смотрит. Только на него.
Этот ебаный взгляд, пронизывающий, знающий, словно она видит тебя насквозь, выуживает все твои дерьмовые мысли.
Нельзя. Нельзя. Нельзя.
Нельзя, блять, потому что Лиза, потому что Гар, потому что «правильно». Потому что так надо. Потому что так хочет его отец.
Игра в дружбу со Смирновой была чертовски утомительной. И чертовски затягивающей. Он играл в нее уже почти шестнадцать лет, и правила этой игры становились все более размытыми, а ставки все выше.
Егоров усмехнулся. Он всегда любил играть по своим правилам. И рано или поздно, Смирнова это поймет.
Ну, или он сойдет с ума от этой игры в «можно, но нельзя».
***
из счастливых детей выростают скучные взрослые
***
от Автора.
Старая тетя в 2025 году учится пользоваться ватпадом, поэтому надеюсь, что вы смогли найти эту историю по тегам и я все сделала правильно 😅
будет очень приятно, если после прочтения оставите отзыв 🫶🏻
задать вопрос автору, обкрысить персонажей/сюжет, или же оставить анонимный отзыв тырк сюда:
https://t.me/anonimnyye_voprosy_bot?start=searo
(не уверена, что ссылка работает, но в описании профиля точно должна быть активна :))