Влюбленная

Утро встретило Лукрецию ярким солнцем, пробивающимся сквозь панорамные окна спальни.

Она медленно открыла глаза, наслаждаясь моментом тишины, затем потянулась и села на кровати.

Дом был непривычно тих — как и всегда.

Она встала, умылась, оделась в легкое шелковое платье и села за туалетный столик, расчесывая свои светлые волосы. Каждое движение было медленным, почти медитативным.

Глядя на свое отражение, Лукреция невольно вспомнила вчерашний вечер.

Романо. Его близость. Тепло его дыхания на ее губах.

Она покачала головой, прогоняя эти мысли, и тихо напела себе под нос.

Здесь, в этом холодном, но просторном пентхаусе, она могла петь свободно. Никто не говорил ей, что это бесполезное занятие, что ей стоит думать о более важных вещах.

Этот дом большую часть времени принадлежал только ей.

Романо уходил рано, возвращался поздно, а все остальное время Лукреция оставалась наедине с собой, с тишиной, с гулким эхом своих песен.

Но сегодня ей не хотелось оставаться в четырех стенах.

Она поставила расческу на стол, взяла телефон и набрала сообщение.

"Подготовь машину. Я хочу выйти."

Фернандо был одним из самых преданных солдат Романо. Высокий, крепко сложенный, с пронзительными темными глазами и лицом, на котором не отражались эмоции, он без лишних вопросов исполнял приказы.

Лукреция привыкла к его присутствию, но от этого чувство постоянного контроля не становилось менее тягостным.

Женщинам мафии не позволялось выходить без сопровождения — они были слишком уязвимы, слишком ценной мишенью для врагов.

Но сегодня ей хотелось чего-то простого.

Она решила устроить себе небольшую передышку и написать Элизе — младшей сестре Романо.

"Ты занята? Пойдем по магазинам."

Ответ пришел почти сразу.

"Я уже лечу! Где встречаемся?"

Лукреция улыбнулась, впервые за долгое время ощущая легкость.

— Фернандо, — позвала она, выходя в гостиную.

Он, как всегда, стоял неподалеку, держась в тени, но, кажется, был начеку каждую секунду.

— Да, сеньора?

— Поедем за Элизой, и потом — в центр.

Фернандо кивнул, не задавая вопросов, и направился к выходу.

Лукреция последовала за ним, предвкушая этот день.

Она знала, что даже в свободные моменты остается пленницей. Но хотя бы сегодня ей хотелось забыть об этом.

Лукреция обняла Элизу, наслаждаясь ее искренней теплотой, и они направились покорять бутики.

В отличие от брата, Элиза была более открытой, живой и с легкой тенью дерзости, которая делала ее общение особенным.

Как только они вошли внутрь, продавцы сразу заметили их, мгновенно подстраиваясь под статус девушек.

Лукреция машинально касалась шелковых платьев, не столько выбирая, сколько пытаясь отвлечься.

Романо дал ей доступ к своим деньгам — широкий жест, который, казалось, должен был компенсировать его холодность.

Но деньги не заменяли внимания.

— Мой брат все так же продолжает тебя игнорировать? — тихо спросила Элиза, склонив голову набок.

Лукреция сжала губы.

— Да.

Элиза вздохнула, оглядываясь вокруг, словно проверяя, не подслушивает ли кто-нибудь.

— Дай ему время, он остынет. Просто если бы не твой брат, который угрожал моей семье, возможно, он бы смотрел на тебя по-другому.

Лукреция сжала пальцы на тонком шифоне дорогого платья.

— Не думаю. Сколько себя помню, наши семьи не переваривали друг друга.

— Это правда, — усмехнулась Элиза. — Но, знаешь, возможно, тебе стоит попросить совета у Силены.

Лукреция приподняла бровь.

— Думаешь, она знает, как заставить мужчину обратить внимание?

Элиза рассмеялась.

— Поверь мне, она умеет управлять Доменико так, что он сам думает, будто это его решение.

Лукреция задумалась.

Она не была похожа на Силену, но, возможно, стоило понаблюдать за ней внимательнее.

Они долго бродили по магазинам, рассматривая платья, туфли и украшения, пока Лукреция не замедлила шаг у витрины бутика с изысканным нижним бельем.

На мгновение она задумалась: а может, стоит попробовать привлечь внимание Романо этим?

Мысль была смелой, почти вызывающей.

Элиза заметила задержавшийся на витрине взгляд Лукреции и, не дожидаясь объяснений, схватила ее за руку и потянула внутрь.

— О, дорогая, если ты об этом думаешь, то нужно брать самое лучшее! — весело заявила она.

Позади раздалось приглушенное покашливание — Фернандо, сопровождавший их весь день, явно не собирался заходить в этот магазин. Он остался снаружи, отвернувшись и притворяясь, что рассматривает что-то в телефоне.

Лукреция усмехнулась, а Элиза уже выбирала комплекты, перебирая черное кружево, красный шелк и белый сатин.

— Вот это! — Она поднесла к Лукреции комплект глубокого винного оттенка, почти с границей дозволенного. — Чувственно, но не вульгарно.

Лукреция провела пальцами по тонкому материалу.

— А если он просто не обратит внимания?

— Значит, тебе стоит не просто показать, но и напомнить, что он твой муж.

Лукреция сжала ткань в пальцах, ощущая, как в груди разгорается странное предвкушение.

Может, Элиза права.

Может, пора действовать.

Лукреция долго готовилась к этому моменту. Она выбрала самое лучшее белье, поправила волосы, сделала легкий макияж, но теперь, сидя на кровати в его спальне, чувствовала, как внутри растет тревога.

А вдруг он разозлится?

Вдруг ему вообще все равно?

Но она больше не могла просто ждать.

Когда дверь наконец открылась, Романо замер в проеме. Его темные глаза медленно прошлись по ее телу, изучая каждый изгиб, каждую деталь.

Но не дрогнул ни один мускул.

Он просто отвернулся, будто не увидел перед собой полуголую жену, и молча направился в ванную.

Лукреция сжала губы. В груди закипела злость, смешанная с обидой.

Она резко поднялась и пошла следом.

Когда она вошла, Романо стоял перед зеркалом, закатывая рукава рубашки, словно ее присутствие было не более чем раздражающей мелочью.

— Я настолько для тебя противна, что даже полуголой не привлекаю? — голос Лукреции дрожал.

Романо на секунду замер, а затем медленно повернулся к ней.

— Лукреция... — Он прошелся взглядом по ее лицу, потом ниже, но все так же сохранял холодную маску. — Ты не противна.

— Тогда в чем дело? — Она сделала шаг ближе. — Почему ты даже не смотришь на меня?

Романо вздохнул и потер переносицу, будто сдерживая раздражение.

— Потому что я не собираюсь играть в игры.

Лукреция прищурилась.

— Игры? Ты думаешь, я играю?

— А разве нет? — Он усмехнулся, но в его взгляде мелькнула тень напряжения. — Ты хочешь соблазнить меня, потому что думаешь, что это заставит меня относиться к тебе иначе.

Она сжала кулаки.

— А что в этом плохого? Я твоя жена! Разве я не должна хотеть, чтобы мой муж меня желал?

Романо нахмурился, его пальцы сжались в кулак.

— Этот брак — сделка, Лукреция. Не больше.

Сердце кольнуло.

Но Лукреция уже не собиралась отступать.

— Тогда почему ты злишься?

— Потому что ты еще маленькая. Я не собираюсь порочить твое тело, — наконец сказал Романо, его голос был низким и напряженным.

Лукреция моргнула.

— Романо, мне двадцать, — она сделала шаг вперед, пытаясь поймать его взгляд.

— И ты все еще веришь в сказки, — он ухмыльнулся, но улыбка вышла горькой.

Лукреция сжала кулаки.

— Ты считаешь меня ребенком? — ее голос дрогнул, но в нем звучала ярость.

Романо сжал челюсть.

— Я не хочу обсуждать это.

— А я хочу! — выпалила она, заставляя его замереть. — Ты женился на мне, но обращаешься так, словно я пустое место. А теперь говоришь, что боишься «порочить» меня? Это просто оправдание!

Романо провел рукой по волосам, разрываясь между раздражением и чем-то еще, более глубоким.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, Лукреция.

Она горько рассмеялась.

— Конечно, не знаю. Как я могу знать, если мой собственный муж не подпускает меня к себе?

Романо смотрел на нее долго. Слишком долго.

— Ты не хочешь этого, — наконец сказал он тихо.

Лукреция сжала зубы, ее терпение лопнуло.

— Тогда скажи мне это прямо. Скажи, что я тебе не нужна.

Романо шагнул к ней вплотную.

— Ты мне не нужна, — прошептал он, но его голос сорвался.

Лукреция поймала этот момент.

И, не давая ему опомниться, поднялась на цыпочки и резко прижалась к его губам.

Романо резко оттолкнул ее, схватил за запястье и, не говоря ни слова, повел к выходу. Его хватка была крепкой, но не жестокой, хотя в ней чувствовалось напряжение.

— Не испытывай меня, Лукреция, — его голос прозвучал глухо, но с угрозой.

Дверь захлопнулась перед ее лицом, отрезая все пути обратно.

Лукреция стояла перед закрытой дверью, слушая, как с той стороны воцарилась гнетущая тишина. Ее сердце бешено колотилось, а дыхание сбилось от злости, боли и унижения.

Она медленно опустила взгляд на свое запястье, где остался красный след от его пальцев. Романо не сжал ее слишком сильно, но достаточно, чтобы она почувствовала — он не позволит ей приблизиться. Не позволит даже попробовать.

Губы дрогнули. В груди разрастался глухой комок отчаяния.

Слезы предательски наполнили глаза, размывая картину перед ней. Она прижала ладонь к губам, чтобы заглушить тихий всхлип, но сдержаться уже не могла. Боль прорвалась наружу.

— Черт тебя подери, Романо, — прошептала она одними губами, не узнавая собственного голоса.

Она развернулась и, спотыкаясь, побрела в свою комнату.

Захлопнув дверь, она сползла по ней вниз и прижала ладони к лицу. Слезы текли без остановки, оставляя горячие дорожки на щеках.

Почему он так с ней?

Почему смотрит, будто она для него ничто?

Почему не видит, как она старается?

Гнев вспыхнул внутри, сменяя отчаяние. Она не позволит ему сломать ее. Не позволит ему сделать из нее еще одну женщину, забытую в тени своего мужа.

Она вытерла слезы, резко встала и посмотрела на свое отражение в зеркале. В глазах больше не было слабости.

— Хорошо, Романо, — прошептала она. — Ты не хочешь видеть меня? Тогда я сделаю так, чтобы ты не смог отвести глаз.

*****

Романо стоял, опершись о стену, проверяя время на дорогих часах. Он никогда не любил семейные банкеты, но присутствие на них было обязательным. Отец считал, что подобные мероприятия — способ напомнить окружающим, кто здесь главный.

С тех пор как Лукреция пыталась его соблазнить, она словно исчезла. Не говорила с ним больше, чем требовал этикет, не смотрела в глаза дольше нескольких секунд. Ему стоило бы почувствовать облегчение, но вместо этого в нем росло странное напряжение.

Когда она наконец появилась, Романо резко выпрямился.

Лукреция шагнула в коридор, и на секунду он потерял дар речи.

Серебряное коктейльное платье идеально сидело по ее фигуре, блестя при каждом движении. Оно соблазнительно облегало изгибы тела, но не выглядело вульгарно. Волосы легкими локонами спадали на обнаженные плечи, создавая почти невинный контраст с тем огнем, что вспыхнул в ее глазах, когда их взгляды встретились.

Она больше не избегала его.

Она сделала это специально.

Романо быстро собрался с мыслями. Прокашлялся, как будто собирался сказать что-то важное, но вместо этого молча повернулся и направился к лифту.

Лукреция усмехнулась про себя.

Он заметил.

И если он думает, что сможет снова проигнорировать ее — он сильно ошибается.

Лукреция сдержанно поблагодарила Фернандо и села в машину, стараясь сохранять равнодушный вид. Но внутри все кипело.

Романо даже не взглянул на нее. Просто сел вперед, рядом с Фернандо, словно она была пустым местом.

Машина тронулась, погружаясь в молчание.

Лукреция смотрела в окно, но периферийным зрением видела отражение Романо в стекле. Его челюсть была напряжена, пальцы постукивали по колену — едва заметный, но раздраженный жест.

Он избегал ее взгляда.

— Как же галантно, — не выдержала она, сложив руки на груди. — Даже дверь открыть не удосужился.

Фернандо нервно кашлянул, чувствуя, как в салоне повисло напряжение.

— Ты взрослая женщина, справишься, — спокойно ответил Романо, не поворачивая головы.

Лукреция фыркнула, закусив губу.

О, он хотел играть в равнодушие? Отлично.

Но он не понимал, с кем имеет дело.

Лукреция повернула голову к Романо, ее голос звучал спокойно, но в нем читался вызов.

— Разве до этого ты не говорил, что я слишком молода? А теперь вдруг взрослая?

Романо сжал челюсть, но не ответил сразу. Он знал, что она пытается его задеть, вывести из равновесия, но он не собирался поддаваться на провокации.

— Я говорю то, что считаю нужным, — наконец бросил он, глядя прямо перед собой.

Лукреция усмехнулась притворяясь, что ей все равно.

— Как удобно.

Фернандо лишь глубже вдавился в сиденье, делая вид, что его здесь нет.

Машина мягко скользила по вечерним улицам, Лукреция снова отвернулась к окну, но теперь она не пыталась скрыть свою раздраженность.

Этот вечер только начинался, и она не собиралась позволить Романо испортить ее настроение.

Они подъехали к шикарному ресторану, сияющему в свете вечерних огней. Высокие стеклянные двери, мраморные ступени, на входе «hostess», встречающий гостей с легкими поклонами.

Романо вышел первым, даже не обернувшись, но Фернандо, как всегда, поспешил открыть дверь для Лукреции. Она плавно выбралась из машины, поправляя серебристое платье, и вскинула подбородок.

Зал ресторана был полон гостей. Мужчины в дорогих костюмах, женщины в изысканных нарядах, звучала живая музыка. В воздухе витали ароматы дорогого вина, пряных закусок и тонкого парфюма.

Лоренцо Карделло, хозяин вечера, сидел во главе длинного стола, окруженный своей семьей. Увидев Романо, он едва заметно кивнул, но когда его взгляд упал на Лукрецию, его губы скривились и он отвернулся.

Лукреция лишь вежливо улыбнулась, но внутри все сжалось. Она знала — её не воспринимают всерьёз.

Лукреция сразу заметила в толпе Силену и Доменико — они выделялись на общем фоне. Доменико был, как всегда, небрежно элегантен, его темный костюм сидел безупречно, а ленивый, самоуверенный взгляд скользил по залу. Силена же сияла, ее длинное алое платье обтягивало фигуру, а глаза сверкали озорством.

Лукреция, не раздумывая, направилась к ним, стараясь не смотреть в сторону Романо, который, казалось, уже успел раствориться среди гостей.

— Ты выглядишь потрясающе, cara (дорогая), — сразу же сказала Силена, цепко оглядев Лукрецию с ног до головы. — Я вижу, ты начала понимать, как использовать свою красоту.

— Ты наконец-то готова взять ситуацию в свои руки? — лениво поинтересовался Доменико, поднося бокал с виски к губам.

Лукреция чуть сжала губы, понимая, что они говорят именно о Романо.

— А если он никогда не посмотрит на меня по-другому? — тихо спросила она.

Силена усмехнулась, обменялась с Доменико понимающим взглядом и подалась ближе.

— Мужчинам, особенно таким, как Романо, нужно время... и правильный толчок. Если ты хочешь, чтобы он смотрел только на тебя, заставь его ревновать.

Лукреция задумчиво посмотрела в сторону, где ее муж холодно разговаривал с каким-то бизнес-партнером. В голове уже начал складываться план.

Доменико нахмурился, услышав слова Силены. Идея заставлять Романо ревновать ему явно не нравилась. Он знал брата слишком хорошо — тот не из тех, кто поддается на провокации. Скорее, его это разозлит.

Но перечить Силене он не стал. Вместо этого лишь притянул ее ближе, накрыв ладонью талию и сжав так, чтобы она ощутила его недовольство.

Лукреция бросила взгляд на белоснежное фортепиано, изящно расположившееся в центре зала. Её пальцы слегка дрогнули — ей хотелось сыграть, но что-то внутри мешало. Однако этот момент не ускользнул от внимательной Силены. Она сразу же уловила её желание и, не раздумывая, отправила Доменико к Романо, сама же мягко взяла Лукрецию за руку и увлекла за собой.

— Пошли, научу тебя, как приковывать внимание, — сказала она с лукавой улыбкой.

Лукреция замерла, чувствуя тревогу. Она знала, что Силена — женщина, которая всегда получает то, что хочет, и если она что-то задумала, это обязательно произведёт эффект. Хороший или плохой — уже другой вопрос.

Силена усадила её за фортепиано и уверенно направилась к музыкантам, что-то шепнув им на ухо. Те кивнули, немного отступая в сторону. Затем она взяла микрофон, её голос прозвучал звонко и дерзко, заставляя всех гостей обратить на неё внимание.

— Дамы и господа, минуточку внимания! Сегодня наша прекрасная невестка покажет вам, что значит настоящая музыка.

Лукреция замерла, чувствуя, как взгляды всех присутствующих устремились на неё. Волнение сжало грудь, но отступать было уже некуда.

Зал погрузился в напряжённое ожидание. Лукреция медленно выдохнула, кончиками пальцев проведя по гладким чёрно-белым клавишам. Внутри всё дрожало, но она заставила себя сосредоточиться. Закрыв глаза, она позволила музыке вести её.

Первый аккорд прозвучал мягко, словно осторожный шаг в неизвестность. Затем её пальцы начали скользить по клавишам, выводя мелодию, полную тоски и несказанных слов. В каждом касании клавиш отражались её эмоции — разочарование, надежда, тихая боль. Звуки наполнили зал, окутывая присутствующих, словно тёплый, но печальный ветер.

Ноты лились, то нарастая в напряжённом порыве, то замирая в почти неуловимой нежности. Её руки двигались плавно, почти танцуя над клавиатурой, а в глазах отражался целый мир — воспоминания о доме, о детстве, о несбывшихся мечтах и той пустоте, которая поселилась в душе с тех пор, как она стала частью семьи Карделло.

Она играла не просто мелодию — она рассказывала историю. Историю девушки, которая хотела быть любимой. Которая мечтала, что однажды её сердце перестанет болеть.

Когда последние ноты растворились в воздухе, в зале повисла тишина. Никто не смел нарушить её. Силена первой нарушила тишину, разразившись аплодисментами. Её улыбка сияла, в глазах плясало восхищение.

— Это было волшебно! — воскликнула она, подавая знак остальным.

Гости, всё ещё находясь под впечатлением, начали аплодировать. Сначала робко, но затем овации заполнили зал, заставляя Лукрецию смущённо опустить взгляд. Щёки горели, сердце бешено колотилось. Она не ожидала такой реакции.

Доменико, стоявший рядом с женой, одобрительно кивнул, а Элиза всплеснула руками, искренне восхищённая. Даже Лоренцо, обычно сдержанный в похвалах, коротко хмыкнул и поднял бокал в знак признания.

Но был один человек, чья реакция интересовала её больше всего.

Лукреция осторожно перевела взгляд на Романо. Он не хлопал, не улыбался, не делал ни одного лишнего движения. Просто смотрел на неё, пристально, изучающе. В его взгляде не было прежнего холода. В нём читалось что-то иное — что-то, от чего у неё пересохло в горле.

Она сжала руки на коленях и отвернулась, стараясь не выдать, как сильно её задел этот взгляд.

Силена же, довольная произведённым эффектом, легко похлопала Лукрецию по плечу:

— Ну что, дорогая, теперь ты точно звезда вечера.

Лукреция опустилась на своё место рядом с Романо, сердце всё ещё билось быстрее обычного после её выступления. Она украдкой бросила на него взгляд, надеясь увидеть хоть какую-то реакцию. Но он, как ни в чём не бывало, пил вино, даже не удостоив её ни словом, ни взглядом.

Грудь сжалось от разочарования. Неужели он действительно ничего не почувствовал? Или снова намеренно игнорирует её?

Она отвела взгляд, стараясь скрыть обиду. Все остальные нахваливали её игру, кто-то даже сравнивал её с великими пианистами, но единственное мнение, которое по-настоящему имело значение для неё, так и осталось невысказанным.

Сжав вилку в руке, Лукреция молча опустила глаза в тарелку. Вкус еды больше не имел значения.

Доменико и Силена снова привлекли к себе внимание своим горячим, почти непристойным танцем, точно так же, как тогда, на ее свадьбе. Их тела двигались в совершенной синхронности, дыхание сливалось, а в глазах пылало чистое желание. Они не замечали никого вокруг, только друг друга.

Романо раздраженно вздохнул, потирая висок, явно недовольный таким зрелищем.

— Эти двое вообще не имеют рамок приличия, — пробурчал Лоренцо, наблюдая за сыном и его женой.

— Зато у них чистая любовь, — заметила Элиза, подперев щеку ладонью и улыбаясь.

Лукреция снова перевела взгляд на танцующую пару. Им было все равно на осуждающие взгляды, на правила, на рамки — они просто жили друг другом. Их мир не ограничивался долгами, обязательствами или фамильными традициями. Они выбрали друг друга сами.

Ее взгляд скользнул к Романо. Он сидел прямо, с напряженной линией плеч, его челюсть была сжата, а пальцы отбивали нервный ритм по бокалу с виски. Лукреции вдруг стало больно. Она так сильно хотела испытать это с ним. Хотела, чтобы он смотрел на нее так же, как Доменико на Силену — с огнем, с жадностью, с настоящей страстью.

Но, похоже, это было невозможно.

Романо поймал ее взгляд. Их глаза встретились, и на мгновение Лукреции показалось, что в его взгляде мелькнуло что-то новое, неуловимое. Может быть, интерес? Может быть, сомнение?

А может, это было просто желание обладать, но не чувствовать.