Семь кругов яда.

В мире столько людей и возможностей, которыми стоит воспользоваться!

К вечеру я уже оклемалась настолько, что собрала нервную систему в кулачок и пошла ужасаться масштабам разрушений. Остатки расстроенной структуры ревностно собирали флаконы, сетуя на то, что линейка у нас поуменьшилась. Некоторые особо рьяные вырывали страницы каталога, сокращая наше предложение до пары предложений рукописного текста. Особо предприимчивые сливали все, что находили, в один флакон, а самые креативные собирали уцелевшие склянки и строгали в них бруски мыла с усердием папы Карло. Такое чувство, словно на складе у нас разорвалась приличная граната. Зрелище было душераздирающим.

Когда стрелки стали приближаться к полуночи, я начала заметно нервничать. Еще бы! На официальных переговорах такого уровня я присутствую в первый раз.

— Бу-у-удешь не-е-ервничать и трясти-и-ись, Цвето-о-очек, отда-а-ам жадным дя-я-ядям. Бу-у-у-удешь знать ку-у-урсы чешуи с драконьей по-о-опы и помо-о-оев со стола алхи-и-имика, — утешал меня Эврард, беря за руку.

Спустя одно мгновение мы стояли под мрачными сводами какого-то гулкого зала. Пока мои внутренности пытались вспомнить, где они находились изначально, Эврард ускорил шаг. Слабый источник света освещал круглый каменный стол, за которым сидел молодой золотоволосый красавец в черном сюртуке с белоснежным жабо, небрежно поигрывая каким-то крупным медальоном. Профиль греческого бога, тягучий и липкий взгляд, приправленный сладкой ноткой ленивой отрешенности, производили неизгладимое впечатление на любую женскую психику. Неподалеку от него сидел одутловатый, улыбчивый, как клоун, тип, возраста тщательно скрываемого, но в целом вполне определенного. Его волосы, как школьники, договорились прикрывать отсутствующих, поэтому длинные пряди на темени честно прикрывали блестящую полянку лысины. Одет он был с таким пафосом, что проезжающий мимо цирк аж присвистнул от зависти.

— Ты подонок! — вскочил красавец, завидев нас и ударив кулаком по столу. — Тварь! Увел сразу один отряд у меня! Да как ты посмел! Я тебя в порошок сотру!

— Мерзавец, — покачал головой клоун, закатывая глаза. — Скотина. Переманил два отряда на свою сторону! Ничего, твои флакончики это не спасет. Намылился потеснить нас с рынка? Нехорошо…

Я не знаю, какую головомойку устроил бы на нашем месте Мойдодыр за такие претензии, но Эврард широко улыбнулся фирменной улыбкой и сладко заявил:

— Здра-а-авствуйте, очень рад вас ви-и-идеть. А вот слышать не о-о-очень, но приде-е-ется. Все равно ничего у-у-умного не ска-а-ажете, поэтому начну-у-у я.

Я стояла позади гениального, видя, что за каждым из присутствующих стоят такие же темные и молчаливые тени.

— Начне-е-ем с прия-я-ятного! Я пожелал вам крепкого здоро-о-овья, ибо оно пригоди-и-ится вам в ближайшее вре-е-емя. Ну прямо как де-е-ети, честное слово. То я-я-яд, то кинжа-а-ал. Бана-а-ально. Такое чувство, что я вынужден рабо-о-отать с разбо-о-ойниками или придворными интрига-а-анами, — Эврард уселся в кресло, дав мне знак стоять позади него и не выходить за границу тьмы. — Ита-а-ак, что же мы опуска-а-аемся до таких ме-е-етодов?

— Что? Испугался? — дерзко перебил его красавец, резко и хищно сжимая в руке золотой медальон. Клоун противно улыбнулся, покрутив перстень вокруг толстенького пальца, и нарочито зевнул.

— Не-е-ет, это вы испуга-а-ались, раз реши-и-или упусти-и-ить возможность зарабо-о-отать! — снова улыбнулся Эврард, положив голову на руки и подаваясь вперед. Приторная улыбка не сходила с его лица. — Или мы и да-а-альше игра-а-аем в разбо-о-ойников, или попробу-у-уем сыгра-а-ать в интере-е-есную игру. Выиграет только о-о-один. Он получит все три компа-а-ании. Как вам такой вариа-а-ант? О! Я вижу вам неинте-е-есно, так что… до свида-а-ания…

Мне кажется, что кресло под ним даже не успело нагреться. Никогда я еще не видела таких долгих и мучительных переговоров. Пришел, поздоровался и ушел! Вот это, я понимаю, бизнес!

— И что ты предлагаешь? — сверкнул глазами красавец, снова вскакивая с места.

«Уважаемые, — мысленно улыбнулась я. — Если вы хотите задушить эту подлую и хитрую змейку „Внимание! Я плету интригу“, в очередь! Можете занимать за мной, но, боюсь, что после меня душить уже будет бессмысленно!»

— А вам разве интере-е-есно? Что-то не вижу заинтересо-о-ованности в ва-а-аших глазах! — усмехнулся Эврард, двигаясь в мою сторону.

— Стоять! — рявкнул красавец. Его голос многократно отражался эхом в сводах зала для переговоров.

— Все что ну-у-ужно, у меня прекра-а-асно стоит и без кома-а-анды с ва-а-ашей стороны, — рассмеялся Эврард, задумчиво закусив губу.

— Значит, будем действовать старыми методами, — вздохнул клоун, спокойно разглядывая свои кольца. — Как обычно. Жестко, но эффективно. Тебе склада было мало? Как насчет завтрака? Вкусно получилось?

— Твое предложение! — снова вспылил темпераментный красавец, потрясая золотыми локонами. — Я не собираюсь терять время попусту!

— А я не собира-а-аюсь находить время для пустой болтовни, — снова мило улыбнулся чеширской улыбкой Эврард. — Слу-у-ушайте внима-а-ательно. Говорю один ра-а-аз. Или мы и дальше играем в разбо-о-ойников, или заключим пари-и-и. В случае победы все компании отходя-я-ят победителю. Вместе с ли-и-идерами.

А вот это мне уже не нравится.

— Иди ты! — сплюнул красавец, опускаясь в кресло и усмехаясь клоуну, который развел руками. — Мы и так сожрем твою компанию, как все предыдущие. Где сейчас гномье золото? Нет гномьего золота!

— Я вот ду-у-умаю, куда бы ва-а-ас посла-а-ать в рекру-у-утинг. На языке вертя-я-ятся три направле-е-ения. Там вы то-о-очно не рабо-о-отали, — зевнул Эврард.

— Мы завоевали мир! Мы работаем во всех городах! — покачал головой задетый за живое клоун, нехорошо поглядывая на златокудрое «почти».

— Не во все-е-ех. Напри-и-имер есть три ме-е-еста, где вы не рабо-о-отаете по причинам вполне поня-я-ятным. Но рынок нужно расширя-я-ять. Я предлага-а-аю срок в восемна-а-адцать дне-е-ей.

— То есть ты предлагаешь, — брови красавца поползли вверх, — чтобы каждый выставил своих людей, дать им задание отрекрутировать три эти клоаки, и та команда, которая сумеет отрекрутировать хотя бы две из них, побеждает? А владельцу команды отходят две оставшиеся компании? Маловато.

— Вместе с ли-и-идерами. Полностью вся компа-а-ания. С активами, пассивами и даже с проду-у-укцией. Так что один из нас станет властели-и-ином мира-а-а, — скромно закончил Эврард. — Но только оди-и-ин. Я иду-у-у выбирать себе но-о-овую коро-о-ону. Может, что-то посове-е-етуете, возможно, камни под цвет гла-а-аз?

Оппоненты от такой наглости переглянулись.

— А где гарантии? — спросил клоун, задумчиво шевеля губами, словно что-то подсчитывая в уме. — Нет, предложение интересное, но… маловато. До нас тут донеслись слухи. Я так понимаю, что ее ты нам не отдашь? А без нее нет смысла вообще с тобой работать.

Надеюсь, что речь идет о палочке-выручалочке, скатерти-самобранке или еще каком-нибудь древнем артефакте.

— Да! Хотелось бы на нее посмотреть, — усмехнулся красавец, откидываясь на стул. — Или ты ее с собой не брал? Побоялся. Так я и знал, что слухи не врут.

Я насторожилась, понимая, что тут что-то не то.

— Цвето-о-очек, не стесня-я-яйся! — улыбнулся Эврард, выводя меня на свет и обнимая. — Познако-о-омься. Это бу-у-удущие нищи-и-ие. Когда будешь проходи-и-ить мимо па-а-аперти, подай кому-нибудь друго-о-ому. Они са-а-ами напросились.

— Мне твоя компания, по сути, не нужна, — усмехнулся красавец, осматривая меня с ног до головы. — А вот она меня интересует. Я не собираюсь бросать золхимы ради твоих флаконов. Но про нее я наслышан. Очень заманчивое предложение.

— Согласен, — покивал клоун, внимательно меня рассматривая. — Эй, иди сюда! Это точно она?

Из тьмы на свет шагнул… Проектор. Одет он был респектабельно, держался гордо и высокомерно, мол, я тут, между прочим, уже добился успеха! Не то что некоторые!

— Да, — нагло ответил он, глядя мне прямо в глаза. — Это она. Я узнаю ее. Гостья из другого мира. Лиза или Цвето-о-очек. — Я могу идти, господин?

— Да, — усмехнулся клоун. — Куда хочешь. Ты свою миссию выполнил. Ты мне больше не нужен. Проваливай!

— То есть как? — глаза Проектора округлились. — Мы так не договаривались! Я же… Вы пошутили? Мы же о другом договаривались! Я же показал вам, как проникнуть в замок…

Через секунду Проектор вспыхнул зеленым пламенем и пылью осел на пол.

— Кто это сде-е-елал? — удивленно заметил Эврард, поигрывая зловещим зеленым пламенем в руке и гася его, медленно сжимая кулак. — Где этот мерза-а-авец? Где этот подле-е-ец?

А потом, потушив пламя окончательно, улыбнулся:

— Ай-ай-ай. Это же я-я-я! Фу-у-у таким бы-ы-ыть…

Через мгновение его лицо стало серьезным. На смерть предателя никто так и не обратил внимания.

— Заключаем сделку? — спросил Эврард отрывисто. — Я свои условия озвучил. Восемнадцать дней на все про все.

— Хорошо, я согласен, — заметил красавец, не сводя с меня пристального взгляда. Его даже не возмутила смерть Проектора. Он просто не обратил внимания.

— Раз такое дело, то пишем договор! — заметил клоун, делая взмах рукой, а над столом вспыхнули буквы. — Все согласны с этими правилами?

— У меня коррективы, — заметил Эврард. Буквы над столом раздвинулись. Я пыталась прочитать что написано, но почему-то не могла. Буквы словно расплывались в одно светлое пятно. Прошло минут пять, и внезапный яркий, режущий глаза свет ударил откуда-то из центра стола, заставив исчезнуть весь светящийся текст.

— Бумага — это ерунда. Магическая клятва — вот это я понимаю, — усмехнулся красавец, разворачиваясь и исчезая.

Клоун еще раз бросил на меня задумчивый и оценивающий взгляд, поцокал языком, а потом тоже испарился.

Меня схватили за руку, и я увидела знакомые очертания комнаты: знакомый диван, скинутое покрывало, перевернутые склянки. До меня постепенно начинало доходить, что на меня сделали ставку. Меня поставили ради того, чтобы заработать.

— Тварь! — я бросила гневный взгляд на Эврарда, который невозмутимо смотрел на меня, словно ничего страшного не произошло. — Рабовладелец! Подонок! Мерзавец! Да я тебя сейчас придушу! Да как ты посмел, гондольер, поставить меня! Не-е-ет! В твоем случае «козел» — это не прозвище! Это национальность!

— Я козел, зато че-е-естный, — развел руками Эврард, удивляясь моей реакции.

— Нет, ты — гад ползучий! — бушевала я, чувствуя, что сейчас сбегаю за табуреткой, а по пути решу, душить его или так забить. — Ты это все заранее спланировал? Да? Ты создал видимость компании, антураж, чтобы потом предложить им эти условия?

— А щито поде-е-елать? — пожал плечами Эврард, горестно вздыхая. — Ты же сама-а-а сказала, что несча-а-астными людьми-и-и и влюбле-е-енными женщинами легко манипули-и-ировать! Да-а-а, не отрица-а-аю, я все проду-у-умал зара-а-анее… Еще до твоего появле-е-ения в этом ми-и-ре.

Я размахнулась, чтобы припечатать его наглую физиономию смачной пощечиной, но мою руку поймали и поцеловали в знак примирения. Однако у меня была еще одна свободная рука, которая решила стать правопреемницей пленной. Лицо Эврарда изменилось.

— Не драматизируй. Я подарил тебе жизнь и неприкосновенность на восемнадцать дней, — спокойно и в несвойственной ему манере ответил он. — Я знаю их возможности. И то, что случилось с утра, — это только начало. Драконьи сердца ничем не брезгуют.

— Мерзость! — сплюнула я, все еще негодуя. — Подлец!

— И вот она вся благодарность? Повторяю. Я подарил тебе восемнадцать дней жизни и неприкосновенности! — заметил Эврард, глядя на мои пойманные при попытке нанесения тяжких телесных повреждений руки. — Мо-о-ожешь называть меня па-а-апой. Мне будет прия-я-ятно.

Он перехватил мои руки одной рукой, а потом с улыбкой целовал побелевшие костяшки моих пальцев, нежно поглаживая их, пока они не расслабились.

— Ты хоть будешь мне помогать? — я заглядывала в его глаза с мольбой. — Я же одна не справлюсь…

— Де-е-етка, ты всегда можешь на меня положи-и-иться. Желательно без оде-е-ежды, — Эврард тоже не отрывал от меня взгляда, поправляя свободной рукой мои волосы. — Но помогать я не имею права. Вот такой пердюмонокль!

Я вырвала руки из нежного плена, одарила коммерсанта уничижительным взглядом и громко хлопнула дверью не без надежды, что на него обвалится потолок. Пройдя по коридору, я свернула в комнату для наших сборищ. Три города на карте были обведены зеленым цветом. Я прищурилась и попыталась разглядеть их сквозь подступившие слезы. Он заранее все просчитал. Теперь я это понимаю, что вдвойне обидно. Все города были разбросаны и находились на отшибе. К ним не вели змейки дорог, не мостились рядом деревеньки. Я внимательно изучала каждый город, украдкой растирая слезы обиды. Один пункт назначения был рядом с дремучей кромкой леса, который простирался серо-зеленой плесенью по карте аж до самых границ. Второй населенный пункт спрятался среди гор в уютной долине, а третий не был ничем особо примечателен. Полустертые сгибами карты названия мне не говорили абсолютно ничего. Города как города. В одном из них я даже собиралась рекрутировать, однако меня пылко отговаривали, округляя глаза так, словно там недавно открылся филиал ада. Боль от предательства превратилась в злость и решимость. Я сопела так, что ежики ставили меня ежатам в пример, сдувала волосы, пытаясь написать список того, что мне нужно для завоеваний.

— Да чтоб тебя ежики унесли под холодильник к своим собратьям! — ругалась я, пытаясь найти хоть какие-то заметки про будущие места рекрутинга. — Воздушный шарик, возомнивший себя дирижаблем! Клизму тебе с патефонными иголками! Чудо-оборотень! Как у тебя с таким подходом еще звезда не выросла? Звезда с ушами! Нет, я, конечно, понимаю, стране всегда нужны герои, а мать рожает чудаков, но не настолько!

И тут я почувствовала, как по мне ползут руки-змеи, обвивая меня нежно-нежно.

— Мне хо-о-олодно и одино-о-око, — послышался на ухо вкрадчивый, преисполненный скорби голос. — Цвето-о-очек должна мне помо-о-очь…

— Могу укрыть матом. Сразу потеплеет, — процедила я, пытаясь скинуть его руки с себя.

— Ну почему сразу ма-а-атом. Може-е-ешь укры-ы-ыть меня собо-о-ой, Цвето-о-очек! — снова прошептали мне на ухо, осторожно прихватывая губами ушко и отпуская. Сам навешал лапши, сам и ешь! Могу даже приправу дать! — Или мне приде-е-ется укры-ы-ыть себя други-и-ими цвето-о-очками?

— Но перед этим ты сложишь руки, протянешь ноги, займешь место в коробочке и не будешь подавать признаков жизни! — прорычала я, снова пытаясь освободиться. — Я тогда тебя сама укрою цветочками. Отстань, работорговец!

— Цвето-о-очек на меня обидела-а-ась? — меня снова слегка шутливо куснули губами за ухо. — Си-и-ильно?

Нет, он явно думает, что у меня между полушариями гуляет пустота. И память у меня как у допотопного компьютера! Нет, я не обиделась! Что вы! Я обрадовалась! Меня тут поставили как казенное имущество, назвав это высоким начальственным доверием, а я как-то не возликовала, не расцвела от радости, ударяя себя кулачонком в грудь.

— А ты как думаешь? У меня что? На лбу инвентарный номер написан? — закусила губу я, чувствуя, как меня нежно и отрывисто целуют в шею, играя с локоном моих волос.

— Я не зна-а-аю, — мурлыкнули мне на ухо. — Возмо-о-ожно и оби-и-иделась… Хорошо, я — козе-е-ел, зато че-е-естный. Сколько стоит твое проще-е-ение? В денежно-пода-а-арочном эквивале-е-енте, если мо-о-ожно…

— Знаешь ли! — мне удалось вывернуться и отбросить его руки. — Даже в денежно-подарочном эквиваленте оно бесценно! Или ты все меряешь деньгами? Думаешь, что за деньги можно купить абсолютно все? Прощение, прощание, любовь, верность? Что-то я сомневаюсь! Не мешай, мне нужно работать! Завтра я пойду выполнять свою часть контракта!

— Како-о-ой у меня зло-о-ой Цвето-о-очек! Прямо колю-ю-ючка! Ро-о-оза с шипа-а-ами. Зна-а-аешь, корсе-е-ет — это прокля-я-ятие. И его обяза-а-ательно нужно снима-а-ать, — игриво и нежно заметил Эврард, глядя на меня так, что большинство девушек уже расколдовались бы до наготы. — Я тако-о-ой, какой е-е-есть. Ну я поста-а-авил на тебя, и… И щито поде-е-елать? А тепе-е-ерь я о-о-очень хочу, чтобы Цвето-о-очек на меня переста-а-ала обижа-а-аться…

Он улыбнулся так сладко, доставая из кармана что-то сверкающее. Цепочка струилась змеей по его пальцам, а зеленое сердце — драгоценный камень поблескивало всеми гранями при свете оплывших свечей.

— Изумите-е-ельный изумру-у-уд, — кротко заметил Эврард, плавно подползая ко мне и не сводя с меня глаз. Его рука провела по моей шее, пока зеленые болота снова затягивали в свою трясину. — Ты еще раз доказа-а-ала мою тео-о-орию, о том, что де-е-еньги — это са-а-амое ва-а-ажное в жи-и-изни. Де-е-еньги на тебя никогда не обижа-а-аются. Даже когда ты их тра-а-атишь или разме-е-ениваешь…

— Такое чувство, что, когда ты смотришь на людей, у тебя перед глазами ценники! — фыркнула я, отмахиваясь от наваждения. Соблазнительный камень играл гранями, поражал своей красотой и чистотой, но на кону было слишком многое. Я чувствовала, как что-то внутри меня начинает сомневаться. Не каждый день тебе дарят такие дорогие и красивые подарки.

— От чистого се-е-ердца, — шептал Эврард, а на его губах расцвела улыбка. — Мое-е-ему обидчивому Цвето-о-очку. Многие не уме-е-еют просить проще-е-ения, если оби-и-идели дорогих людей. Я оби-и-идел дорогого челове-е-ека, хотя и не понима-а-аю, что может быть оби-и-идного в том, что я в тебя пове-е-ерил, поэ-э-этому я решил подарить ему дорогой пода-а-арок.

С одной стороны, я понимала, что меня просто пытаются купить подарком. Нет в нем искреннего раскаяния. Мою щеку нежно поглаживали пальцы, а зеленые глаза смотрели так, словно гипнотизировали.

— Решил купить прощение подарком? Вместо того, чтобы раскрыть рот и сказать: «Прости, пожалуйста», ты раскрыл кошелек? — с каждой секундой соблазн согласиться на условия перемирия был все сильней, но я боролась с искушением изо всех сил.

— Мно-о-огие люди даже не пыта-а-аются, — с улыбкой заметил Эврард, видя мои колебания и замешательство. — Мно-о-огие оби-и-идели и прошли ми-и-имо. Это я тут стара-а-аюсь… Ра-а-азве твой, как ты говоришь, муж кажды-ы-ый раз дарил тебе что-то краси-и-ивое в качестве скромного знака примире-е-ения? Сомнева-а-аюсь. Он просто обижа-а-ался на тебя-я-я в отве-е-ет, уходи-и-ил в комна-а-ату, хлопа-а-ал дверью и ждал, когда ты сама прибежи-и-ишь мири-и-иться. А потом до-о-олго лома-а-ался, как капризная де-е-евочка. Так что не вре-е-едничай, Цвето-о-очек.

— Нет! — на мне уже пытались застегнуть цепочку, как вдруг я очнулась, понимая, что в этом есть что-то неправильное. — Прекрати! Я не прощаю тебя! Я все еще на тебя зла! И буду злиться долго! Есть за что! Ты — редкостная змея! Так ползи отсюда!

— А вот тепе-е-ерь я на тебя оби-и-ижен! — цепочка вместе с камнем полетела в стену, а Эврард подарил мне кривую улыбку и вышел за дверь. Мое сердце зарыдало. Ему очень-о-чень хотелось его простить, очень-очень хотелось найти ему оправдание. Я едва сдержала сиюминутный рефлекторный порыв броситься вслед за Эврардом, вцепиться в него, обнять, всхлипывать и вдыхать запах сандала. Но я сдержалась, отворачиваясь от хлопнувшей двери и стиснув зубы.

Всю ночь я ворочалась и не могла уснуть. В комнате валялись скомканные бумаги, на которых я пыталась просчитать схему быстрого завоевания каждого города, опираясь на скудные данные о численности населения. На кого делать ставку? На крестьян, которые хотят обогатиться? Или попробовать убедить торговцев взять товар под реализацию, открыв склад? А может быть, попробовать сразу добраться до местных властей, переговорить с ними и убедить их в том, что наша продукция принесет им барыш? Процент тогда будет ниже, но в таком случае я смогу быстро наладить структуру. Еще было бы неплохо найти несколько лидеров среди местных, готовых помочь мне. Надо их вычислить и тут же взять в оборот.

Бессонная ночь сменилась серым, промозглым утром, которое застилало глаза туманом. Обида медленно откладывалась в пласт ненависти, который и до этого инцидента мог порадовать любого душевного археолога своими открытиями в стиле: «А помнишь, как тебя не поздравили в день рождения?» или «А помнишь, как тебе однажды заявили о том, что ты — никчемная и безработная, раз сидишь дома». Горечь старых обид всколыхнулась мутным осадком, на душе стало гадко, мерзко и отвратительно. Эврард был ненавидим мной с новой силой.

— Ребята! Собираемся все! — хмуро скомандовала я, глядя, как по моей просьбе принесли целую партию продукции. — Берем каталоги, и вперед! Возьмем с собой магов. Сейчас мы все быстро завоюем! Начнем с этого города! Пока наши коллеги по цеху продирают глаза, чтобы бежать туда налегке торговать воздухом и камнями с обочины, мы уже будем в дамках!

Я воодушевилась, почувствовала себя Жанной д’Арк, одернула платье, взвалила на себя сумку с продукцией и презентациями и показала место на карте.

— Цветочек, — замялся принц Алан, почесывая отросшую щетину. — Ты точно уверена, что хочешь туда? Просто… Слухи разные ходят… Поговаривают, что там люди бесследно пропадают!

— В сетевом люди бесследно пропадают! Особенно те, кто считает себя работорговцем! — фыркнула я, глядя, как по стройным небритым рядам пробежало сомнение. Я уже мысленно заворачивала чей-то труп в ковер, мотивируя издержками производства.

— Я туда не пойду! — возмутился один из магов с клинообразной бородкой, категорично покачав головой. — Я не хочу испытывать судьбу! Это мое решение! И никто меня не заставит!

Остальные маги тоже засомневались, переглядываясь и качая головами. Они даже устроили магический консилиум. Принцы мялись, почему-то бросая на меня странные взгляды.

— Ты хоть понимаешь, Цветочек, что туда никто не ездит? Это глухой город. Туда даже тракт зарос! — убеждал меня принц Алан, осматриваясь по сторонам. — Про этот город такое рассказывают, что даже мне, бывалому, страшно! Тебе дело говорят. Люди пропадают…

— Ты не читал криминальную хронику моего города, — фыркнула я, вспоминая сводку новостей. На горизонте нашего «посидим и поседеем на дорожку» появилось чуткое и, как выяснилось, обидчивое руководство.

— Эврард! — наехала я танком на окопы генерального. — Скажи им, чтобы они перестали выпендриваться и отправились рекрутировать!

Руководство посмотрело на меня, подняло брови и оправдало свое название, разведя руки в стороны.

— И щито поде-е-елать?

А потом спокойно слиняло, оставив меня наедине с трусливыми героями, не желающими проверять на своей шкуре безопасность каждого нового места для рекрутинга.

— Хорошо! Давайте так! Маги открывают портал, чтобы я могла туда попасть! — решительно заявила я, поправляя на плече сумку. — А потом через час открывают его снова, чтобы я могла вернуться!

В комнате загорелся светящийся шар, который разросся до размеров двери.

— Кто меня любит — за мной! — скомандовала я, шагая в облако света и чувствуя себя Орлеанской девой.

Я очутилась в дремучем лесу, среди огромных замшелых деревьев-исполинов. Справа был просвет и вырисовывались далекие очертания домов. Портал закрылся вместе с моим осознанием того, что на этой фирме меня конкретно недолюбливают! Ничего, вернемся — разберемся!

— И куда это ты собралась, принцесса? — послышался голос, заставивший меня обернуться. Возле дерева стоял тот самый золотоволосый красавец, улыбаясь мне так, словно мы уже подали заявление в загс. — Одна? Хм! Ну ты и смелая. Я о тебе наслышан. Знаешь, некрасиво получилось на совете. Я понимаю, насколько это унизительно, когда тебя выставляют на торги, поэтому хочу сделать тебе предложение.

Ага! Сейчас он по традиции упадет на одно колено, достанет свой маркетинг-план, а потом нежно спросит: «Ты согласна?» Скупая слеза человека, который сам занимался перерекрутингом чуть не потекла по моей бесстыжей щеке.

— Принцесса, — красавец двинулся в мою сторону, улыбаясь широко-широко. — Знаешь, у меня очень большой процент. Я уверен, он тебе понравится. Я предлагаю тебе регулярные, как секс, выплаты. Ты сможешь сохранить свое звание, так что фамилию мою брать необязательно. Я достаточно романтично склоняю тебя на свою сторону?

Он даже театрально упал на одно колено, протягивая мне руку с какими-то бумагами.

— Ты согласна, принцесса? — пафосно заметил он, смеясь от самой ситуации.

Я тоже невольно улыбнулась. Только моя улыбка больше напоминала оскал. Всегда мечтала это услышать, поэтому фразу-ответ заготовила заранее!

— Иди ты! — прошипела я гадюкой, отшатываясь от чужого маркетинга. — Я не собираюсь менять компанию! Ты сам прекрасно это знаешь!

— Мы своих людей, между прочим, не ставим в качестве главного приза, — усмехнулся красавец, поднимаясь с колена.

— Тебя что? — ехидно поинтересовалась я. — Недавно лидер бросил? Ай-ай-ай! Как он мог!

— Ну ты и колючка, принцесса, — вздохнул красавец. — Хочешь, я открою тебе секрет? То, что мы обсуждали, и то, что на самом деле прописано в договоре, — это две совершенно разные вещи. И самое неприятное то, что Эврард тебе не все рассказал. Ладно, удачи тебе.

Маг исчез, а я прошла между деревьями и вышла на заросшую травой дорогу. Плохо, что не будет презентации и придется объяснять на пальцах. Оглядевшись по сторонам, не увидев ничего подозрительного или пугающего, я двинулась в сторону добротных домов, прикидывая, что мужчины в таких случаях объясняют доходчивей. У них пальцев на один больше.

Войдя в черту города, я почувствовала запах костра, навоза и весь тот букет, который вызывает единственную ассоциацию со словом «деревня».

— Я ее первый увидел! — послышался грубый голос откуда-то сбоку. — Она моя!

Такое чувство, что я на сайте знакомств написала, что готова взять на содержание любого мужика.

— Не трогай! Товар испортишь! — снова послышался голос, я обернулась и увидела, как в меня летит шар, раскрываясь на ходу светящейся сетью. А я уже думала, что тут такой ажиотаж вызывает наша скромная продукция, что ее готовы оторвать вместе с моими руками!

Метнувшись в сторону, я почувствовала, как меня накрывает и обездвиживает сверкающая и искрящаяся паутина.

— Попалась! Сама пришла! — усмехнулся голос, а я увидела мужчину средних лет, вполне благообразного и прилично одетого, который потирал руки. — Как думаешь, на сколько потянет?

— Симпатичная. Даже как-то обидно. Я ее первый заметил, — расстроился второй голос, а рядом появился молодой парень, сожалея о том, что не успел. — Если девственница, то ты можешь неплохо на ней заработать.

— Пустите меня! — возмутилась я, пытаясь вывернуться, но заклинание держало меня. — Это что еще происходит?! Я кому сказала! Как вы смеете!

— Трепыхается, смотри-ка! — удивился тот, кто постарше, склоняясь ко мне, чтобы получше рассмотреть. — Хм… Забавно…

— Да выруби ее! — фыркнул младший, пока вокруг меня собирались люди, обсуждая, что давненько не было идиотов, которые сами забредали на огонек. Топот ног, сеть, прижимающая меня к земле, не давая встать, и полное ощущение беспомощности.

— Сейчас клеймо свое поставлю. А то тут желающих, смотрю, хоть отбавляй! О цене подумаю. Не нравится мне, что она непокорная, — послышался голос «охотника». Мое плечо обожгло, но мне так и не удалось рассмотреть, что там. — Ломать придется! Не любят покупатели дерзких! Помнишь ту девку, которую сманили месяц назад? Ну та, которая прачкой работала? Помнишь, что она на аукционе вычудила! В лицо плюнула новому хозяину! Пришлось убить. Брак, что тут скажешь. А ты…

Ко мне наклонились, глядя равнодушными глазами.

— Послушай моего совета. Тише будь. Я предупредил. И тогда я подыщу тебе хорошего хозяина…

Странное чувство слабости, словно клонит в сон, против воли овладело мной. Я пыталась разлепить глаза, боролась со сном, дергала плечами, но темнота наползала, постепенно отключая сознание.

Очнулась я в пустой комнате, где лежал матрас из соломы и стояла мисочка, словно оставшаяся после привередливой кошечки. Серые глухие стены, ни окна, ни двери. Я приподнялась, покачнулась и растерла затекшую руку. На руке красовалась какая-то вязь букв.

— Проснулась? — послышался глухой голос. — Слушай меня внимательно. Отсюда ты выйдешь только на аукцион. Об стены биться не советую. Каждая царапина или синяк снижает твою стоимость. Запомни это. Чем ниже твоя стоимость, тем хуже твой хозяин. Одну дуру до тебя пришлось отдать почти бесплатно, потому что она разбила миску и изуродовала свое лицо. А ведь она могла бы быть наложницей, а сейчас убирает в лаборатории. Кому она сделала хуже? Не повторяй ее ошибок.

— Вы что тут, людьми торгуете? — возмутилась я, сжимая кулаки.

— Люди — этот тот товар, который никогда не кончается, который никогда не падает в цене и на него всегда есть спрос. Если есть спрос, то должно быть и предложение. Кому-то нужны подопытные, кому-то слуги, кому-то девушки для развлечений. Так что успокойся и жди, — усмехнулся голос. — Подходить к стенам не советую. Сиди и просто жди аукциона…

Сначала я сидела молча, пожираемая обидой и ненавистью. Когда внутреннее бурление достигло апогея, я встала и стала пытаться выбраться, шаря руками по стене. Стоило мне прикоснуться к сыроватым кирпичам, один из них засветился и на меня со всех сторон бросились чудовища, заставив внутренне съежиться от страха и неожиданности. Настолько страшно мне не было никогда. Чудовища рвали меня на части, я чувствовала адскую боль и пелену животного ужаса, застилавшую глаза. Я очнулась и обнаружила себя лежащей на полу. На руках, где должны были остаться следы от когтей, ничего не было. Я была жива-здорова, только сердце бешено колотилось, вспоминая скорую расправу над моим тельцем.

— Я смотрю, что ты не усвоила урок. Думаю, что тебя нужно будет дрессировать. На строптивых покупатели находятся редко, — с досадой заметил голос.

Я потеряла счет времени и ощущение пространства. На меня бросались чудовища, давили стены, обрушивался потолок, обнажая острые шипы. Сначала было страшно, а потом страха уже не было. Было какое-то сломанное равнодушие, отупение от призрачной боли, ощущение безнадеги и холодного и липкого ужаса. В редкие моменты я ловила себя на мысли, что так будет всегда. Без просвета, без надежды, без радости и счастья. Жизнь с этого момента вытянулась в длинную серую линию-кардиограмму, на которой рано или поздно попадется точка небытия. И мне уже все равно, когда она появится. Сегодня или завтра, сейчас или спустя много лет. Мои глаза смотрели в темноту, а темнота присматривалась ко мне, порождая такие ужасы, от которых люди просыпаются седыми. Даже спасительный голос, который я пыталась воспроизвести в голове, передавая непередаваемые интонации и плохо скрываемый сарказм, растворялся. Оставался в памяти лишь запах, который удерживал меня на грани срыва.

— Вставай! — отчетливо приказали мне, и я послушно встала, снова глядя в одну точку. Я пыталась уловить любимый запах, но он был едва различим. Моя одежда пахла чужими духами, и я жадно ловила его, стоя перед какой-то невидимой пропастью.

— Иди вперед! — снова приказали, и я сделала несколько шагов. Звон в ушах, гул и слившиеся в серую массу лица.

— Внимание, господа и дамы! Давненько у нас не было такого поступления, но вы посмотрите! — звучал голос, а я смотрела на незнакомые лица, стоя на каком-то пьедестале. — Покорная, красивая, молодая и здоровая. Для увеселений и утех, для рабского служения, для украшения гарема, для уборки и готовки.

Кто-то кричал, звеня деньгами, кто-то фыркал, кто-то кому-то что-то доказывал. А мне было все равно, кто меня купит. В голове звучали лишь отголоски чужого голоса: «Кажды-ы-ый человек имеет свою це-е-ену!» А ведь Эврард прав. У каждого есть цена. «Любого челове-е-ека можно купи-и-ить!» Да, любого. Ты был прав, Эврард. «Ты принадлежа-а-ала себе и сама была продавцо-о-ом. А сейчас ты принадлежи-и-ишь другому!» Я не знаю, что это за бред сейчас звучит в голове, но раздался крик: «Продано!» — и к моему пьедесталу подошел красивый молодой темноволосый мужчина с грустными серыми глазами.

— Вам ошейник? — учтиво поинтересовался кто-то. — Можем дать веревку! Как вам удобней?

— Мне одеяло, — впервые услышала я голос нового хозяина. — Не бойся, принцесса. Ты в безопасности. Все, принцесса, потерпи немного, скоро будем дома.

Меня бережно сняли, завернули в одеяло, а потом посадили на кровать в совершенно обычной комнате.

— Да, здорово принцессу отделали, — я увидела знакомое лицо, а рядом с кроватью на корточки присел тот самый золотоволосый красавец, пытаясь поймать мой взгляд. — Бедная принцесса… Так, ты пока с принцессой возись, а я схожу прогуляюсь… Воздухом подышу… Цветочки понюхаю… Парочку тебе принесу…

— Куда?! — заорал темноволосый, бросаясь вдогонку за знакомым трейдером. — Стоять!!! Я тебя знаю. Там не цветочки! Там ягодки! А ну, быстро успокоился! Не хватало, чтобы я снова двенадцать метров за тобой тормозил! За что мне неуправляемый брат? За что меня боги наказали упрямцем?

— Слушай, тормоз! — ядовито заметил светловолосый, отбрасывая прядь волос. — Я знаю, что делаю! С дороги!

— Я сейчас кого-то побрею налысо, чтобы на вопрос «Кто здесь самый лысый?» тебе даже отзываться не пришлось! — вздохнул темноволосый, закатывая глаза.

— Сколько? — спросил светлый, выдыхая и присаживаясь рядом на корточки. Идти куда-то он пока передумал.

— Золотом по весу, — с моего лица убрали непослушную прядь. — Конечно, цену за нее заломили огромную, но, видишь, сломали бедную принцессу… Принцесса, ты кушать хочешь? Или пить?

— Пить хочу, — прошептала я, и меня стали поить, как маленькую. В голове слегка прояснилось, но мысль о том, что я проиграла, меня пугала. Эврард мне не простит поражения… Не простит…

— А этот «здра-а-авствуйте» что? — усмехнулся светлый, снова пытаясь поймать мой взгляд. — Был на торгах?

— Не знаю. Ее должны были выставить завтра, но я заплатил за то, чтобы торги были сегодня. Я знаю, что с ними делают в камере… — вздохнул темненький, снова поднося кружку к моим губам. — Там еще две девушки. У них совсем все плохо… Так что давай думать. Торги через четыре дня.

— Кушать хочешь? — ласково спросил у меня светловолосый, расхаживая по комнате так, словно готовит план наступления по всем фронтам.

— Нет, спасибо, — равнодушно ответила я, понимая, что ни работать, ни кушать, ни спать, ни любить мне уже не хочется. Хочется просто сесть и ждать чего-то неизбежного, но уже не такого пугающего, как раньше.

— Посмотри на меня, — я увидела серые глаза перед собой и ощутила тепло ладони, которая держала мою голову. — Я понимаю, что ты не хочешь жить… Понимаю… Вспомни самые светлые моменты в своей жизни… Жизнь — это не бесконечный кошмар и погоня за успехом.

— Какой успех? — слабо усмехнулась я. — Мне никогда не везло… У меня никогда ничего не получалось. Зря вы меня купили… Я невезучая и ничего не стою…

— Хочешь, открою тебе секрет? — светловолосый тряхнул волосами. — Нужно быть не успешным, а счастливым! Эврард успешен, но несчастлив. Ты когда-нибудь видела, чтобы он улыбался искренне и от всего сердца? Нет. Наш успешный улыбается так, что у меня сразу руки чесаться начинают. Особенно правая. Особенно в непосредственной близости от его улыбки…

— Эврард… — прошептала я, чувствуя, как по щекам потекли слезы. — Не говорите так о нем! Я уважаю его за то, что он всегда находил в себе силы встать после падения, за то, что сумел выкарабкаться из такой нищеты, за то, что умеет находить выход из любой ситуации.

— Принцесса, — сурово заметил светловолосый, которому разговор про Эврарда явно не нравился. — Он отдает миру злобу, ненависть, обиду и разочарование, а мир просто платит ему той же монетой. Эврард объясняет это тем, что все в жизни имеет цену, за все в жизни нужно платить. И за успех тоже. Эврард не знает любви, поэтому считает, что у нее слишком высокая цена. Любовь ему не по карману. А если ему предлагают что-то бесплатно, он называет это иллюзией, фальшивкой. Никому еще не удавалось убедить упрямца в том, что чувства подлинные. Даже его предыдущему гарему…

— Та-а-ак! — я быстренько вышла из состояния фрустрации. Где-то мысленно Эврард развел руками: «И щито поде-е-елать?» — Вы меня купили, как вещь, и рассуждаете о высоких материях? Нет, ну это замечательно! Вы рождаете спрос на живой товар, а в ответ на него появляется предложение! Какая разница, на кого я буду работать? Сейчас вы со мной посюсюкаетесь, а завтра пинком отправите рекрутировать, мол, зря мы за тебя кучу денег отвалили? Давай отрабатывай!

На меня смотрели странным взглядом, словно у меня смирительная рубашка развязалась.

— Ра-а-аботай! — сочно добавила я, глядя ребятам в глаза.

— Сломал, — закусил губу темноволосый, поглядывая на брата, который задумчиво смотрел в окно и почесывал правую руку. Да, я тоже вспомнила улыбку Эврарда: «Вот такой пердюмонокль!» — Принцесса, тебе легко с этим жить? Такое чувство, что ты за собой все дерьмо жизни тащишь…

— Мне это не мешает! — огрызнулась я, приходя в себя. — Давайте рассказывайте свой маркетинг! Что у вас почем, как рекрутируете и так далее… Ближе к делу! Хватит нежных прелюдий!

— Я сейчас его убью, — просто и без каких-либо прелюдий заметил светловолосый. — Без ненависти, злобы и обиды. Поймаю за хвост и придушу эту змейку.

— Наградил Бог братом, — прошептал мне темненький, закатывая глаза. — Кровь горячая, а вот с мозгами… Куда! Отошел от двери!

— Мне руки почесать хочется, — усмехнулся светлый, падая в кресло. — Об пердюмонокль…

— Я тебе предлагал завести котенка. Сидел бы, чесал об него свои руки, — вздохнул темненький. — Назвал бы его Пердюмоноклем и чесал бы.

— Ты только языком чесать умеешь, — фыркнул светлый, злясь неимоверно. — Принцесса, заканчивай брызгаться ядом. Ты абсолютно свободна. Можешь уйти куда захочешь и когда захочешь. Никто тебя не держит.

— Несчастными людьми и влюбленными женщинами легко манипулировать, — ядовито ответила я, чувствуя приступ неконтролируемой гадливости.

— А ты не будь несчастной. И не влюбляйся, а люби. Просто люби. Даже если это не взаимно. Битву за этот город ты уже проиграла. Даже не нам. Мы вообще не хотели лезть во все это, если бы не ты. Нам просто стало тебя жаль, — вздохнул темный «жалетель». — Еще одна ученица, еще один горький урок. Я когда-то сам был на твоем месте, пока брат меня не вытащил. Так что я прекрасно знаю, что тебе говорили, говорят и будут говорить. Но помни, что нельзя манипулировать счастливыми людьми и по-настоящему любящими женщинами.

В окно влетела зеленая бабочка. Мы внимательно следили за ней взглядами, пока светлый не поймал ее в ручищу.

— Тебя хотят выкупить у нас. Предлагают в два раза больше, чем мы заплатили за твою свободу, — заметил светловолосый, сжимая в руках знакомую бабочку. — Но решение за тобой. С момента рабства твой договор аннулирован. Ты свободна. Можешь идти куда хочешь, делать что хочешь и заниматься тем, чем хочешь. Хочешь, возвращайся к нему…

— А в чем тогда разница? — пожала плечами я, скидывая одеяло и снова делая глоток воды.

— Вот когда ты поймешь, в чем разница, тогда ты будешь иметь шанс на счастье. Ладно, оставим ее в покое. Это ее выбор. Пусть решит для себя, — усмехнулся светлый. — Она свободна, просто не понимает этого.

— Свобода — это иллюзия, — горько покачала головой я. — Так же, как и все остальное.

— Нет, свобода — это настоящее. Есть много настоящих вещей. Просто иногда проще считать их иллюзией, оправдывая тот факт, что их у тебя нет или ты на них не способен. Называй нас Здравый Смысл. — Дверь за Здравым и Смыслом закрылась, оставив меня наедине с моими мыслями, кто есть кто.

Бред какой-то. Выкупить просто так? А потом выпустить на волю? Нет, тут есть подвох…

Дверь приоткрылась, в комнату скользнул темненький, проверяя, есть ли кто-то в коридоре или нет.

— Ты сначала разберись, любишь ли ты его или нет, — усмехнулся парень, снова поглядывая в коридор. — Прости, у меня мало времени. Брат сейчас на эмоциях хреновертить пойдет, а в этом деле он заслуженный мастер, так что я хочу тебе сказать одно. Любовь — это комфорт и свобода, принцесса. Никогда не забывай об этом.

Он снова выглянул за дверь, и тут же в коридоре раздался крик: «Стоять!!! Ты куда намылился?! Вдохнул глубоко, выдохнул… Я понимаю, что, если ты вдохнешь, кто-то выдохнет и, возможно, больше ни разу не вдохнет, но я прошу тебя. Давай лучше я поговорю с ними. Дай людям шанс пережить совещание без завещания! Стоять!!! Я кому сказал!!!»

То есть меня вот просто взяли и выкупили, чтобы выпустить на волю? Не-е-ет, здесь есть какой-то подвох! Вот спорим, если я сейчас встану и попытаюсь выйти за дверь, меня остановят? Скажут, что мне нужно еще полежать… Ну-ка, проверим…

Я встала, подошла к открытой двери, выглянула в коридор. Никого. Пустота. Где-то вдалеке раздавался голос: «Я ща кого-то убью!» Что-то мне кажется, что светловолосый поставил задачу спасти мир. А темноволосый уверен, что иногда мир нужно спасать от брата.

Я прошла по коридору, ожидая, что вот-вот на меня бросится охрана, повяжет и потащит в комнату «отдыха». Но вот он, выход, возле которого лежали горстка денег и карта. Я осмотрелась по сторонам, а потом сгребла себе и то и другое.

Сначала я шла по длинной пыльной дороге, покидая обычный, правда, достаточно вместительный дом, стоящий на отшибе. Приду — задушу! Убью, поймаю змейку за хвост и раскручу над головой на извинения! Я засопела и сжала кулаки. Совести нет совсем! Просто вот с налета брошусь, и все… У нас вакансия генерального директора!

Я вошла в лес по широкой дороге, чувствуя столько обиды и злости, что если на меня сейчас бросится медведь, то все узнают, что ел медведь на обед. Птицы раздражали своим пением, лес нервировал шелестом листвы. Я перевернула карту и увидела надпись, которая заставила меня остановиться. Полный соблазнительный расчет маркетинга со всеми плюсами, от которых у меня даже слюна капнула. И приписочка: «Братику ни слова. Я и так снимаю побои от его тяжелого характера!» И такой милый цветочек нарисован. Чувствуется рука мастера.

Да-а-а… Я прошла еще немного, жалея, что не воспользовалась гостеприимством и не поела на дорожку. Желудок урчал, а ближайшей деревней и не пахло. Это был как раз тот случай, когда деньги были, а купить на них еду не получалось. На меня с придорожных кустов смотрели соблазнительные ягодки, заставив подойти поближе и сорвать парочку для дальнейшей идентификации. Вроде съедобные… По крайней мере, похожи на съедобные… Я осмотрелась по сторонам и поднесла ладонь ко рту…

— Цвето-о-очек! — перед глазами мелькнула бабочка, заставив меня подавиться слюной. — Что ж ты, как су-у-услик, все в ро-о-от тя-я-янешь!

— Они что? — сглотнула я, глядя на перепачканную соком ладонь. — Ядовитые?

— Ку-у-ушай, ку-у-ушай… Мне то-о-оже интере-е-есно! — послышался знакомый коварный голос.

— Дава-а-ай расскажи про гаре-е-ем! — ехидно заметила я, выбрасывая ягоды и брезгливо вытирая руку об листья. — Как они водили хороводы вокруг тебя с песней: «Вставай, страна огромная!»

— Я ста-а-ар уже для таких поле-е-етов, — обиженно заметила бабочка, порхая надо мной. — Та-а-ак, мне это надое-е-ело!

Ярко-зеленый свет озарил тропу, а передо мной стояло его ядовитое величество собственной немаленькой персоной.

— Иди сю-ю-юда, бессо-о-овестный Цвето-о-очек! — меня сгребли в охапку, несмотря на мои протесты. — Та-а-ак, а что у нас в ладо-о-ошке? Чужо-о-ой марке-е-етинг? Фу! Выбрось ка-а-аку! Дома руки помо-о-оешь!

— Я сама решаю, куда мне идти! — усмехнулась я, сопротивляясь. Но не так сильно, как могла бы.

— О! Ви-и-ижу, что пресве-е-етлые ры-ы-ыцари уже с тобой поговори-и-или… А ничего, что они по договору на на-а-ашей стороне? — Эврард смотрел на меня, подняв брови. — А щито ты хотела? Вот такой пердюмонокль!