Глава 16: Универсам
Она очнулась в полумраке, словно после долгого падения. Тело будто выворачивало изнутри, каждое движение отзывалось тупой, глухой болью. Глаза сначала не слушались, в висках пульсировало, как будто кто-то стучал по черепу изнутри. Когда она наконец смогла сфокусироваться — потолок. Обшарпанный, в пятнах копоти, с ржавой лампой, которая тускло мигала.
Пахло пылью, бинтами и чем-то еще, едва ощутимым, но знакомым. Универсам. База. Она была на их базе. Жива.
Она попыталась приподняться — боль пронзила всё тело. Рёбра ныли, будто кто-то обмотал их колючей проволокой. Руки — перебинтованы. На одной из ладоней виднелось тёмное пятно сквозь бинт, кровь? Пальцы чуть дрожали. Она села, опершись на локоть, и только теперь заметила, что её кто-то бережно накрыл пледом. Старый, поношенный, но тёплый. Пахнущий табаком и чьими-то руками. Зимы?
Во рту было сухо так, будто она глотала пыль целую вечность. Язык прилип к нёбу. Хотелось воды — просто, чтобы почувствовать, что она снова может дышать полной грудью. Она с трудом повернула голову. Справа — стол, на нём полупустая бутылка, кружка, аптечка. Слева — старая печка и стенд с засохшими картами района. За дверью — голоса.
Медленно, с усилием, укутавшись в тот самый плед, она свесила ноги с дивана. Голова кружилась, пульсация била в виски, как молотком. Пол плыл перед глазами, будто под ногами разлился асфальт в жару. Она встала, но ноги будто не её — ватные, с чужими суставами. Каждый шаг — как сквозь воду. Дошла до двери, вцепившись пальцами в стену, как в спасательный круг. Приоткрыла. Свет полосой врезался в зрачки, как лезвие, щекоча пыль в воздухе и вытаскивая на поверхность каждый атом боли в её теле. Казалось, сам воздух сопротивляется её присутствию, не пуская дальше.
И тут — голоса. Тихие, глухие, как будто через вату, но срывающиеся на эмоции. Она застыла, замерев у двери.
—...ты его не видел, когда мы её в машину затаскивали. Он молчал, но внутри себя просто выл,я уверен сгрызет сам себя за то,что допустил это дерьмо.
— Так чё, мы Слэму это простим, по-твоему? — Турбо не унимался. — Он же, блядь, по беспределу прошёлся! Девку избил. Как тварь последняя.
— Не простим. — Адидас выдохнул. — Но всё будет по уму. Не сейчас. Не в истерике. Мы его дожмём. Так, чтобы каждый знал — так нельзя.
— Слушай, Вова... — голос его дрогнул, и не от страха, а от сомнения. — Ты, ну... ты уверен, что она не того?.. Ну, чистая?
Адидас резко повернулся. Сигарета задрожала в пальцах, но не упала.
— Ты чё щас сказал?
— Не, я без наезда, — тут же отступил Турбо, подняв ладони. — Просто... время какое, ты сам знаешь. Сами в дерьме по уши, а она — с ним была, рядом, под боком. Слэм не с простых, у него всё через манипуляцию. А вдруг он и её дергал, ну... по-настоящему?
Адидас всмотрелся в лицо Турбо. Долго. Словно через бетон пробивал взглядом.
— Я тебе так скажу. Если бы она была "не того", ты думаешь, Зима бы её к себе прижал? Думаешь, он бы из-под ножа её вытаскивал, а потом не отходил, как пёс, пока ей бинты накладывали?
— Просто... — Турбо почесал шею. — Не хочется, чтоб потом вышло, что мы кого-то спасали, а она... ну, не стоила того.
Адидас отступил на шаг, опёрся спиной о стену, выпустил дым вверх.
— Не стоила? — процедил он, тихо, но в голосе что-то хрустнуло. — Да на ней кости нет целой. У неё глаза были такие, будто она в аду побыла. И всё равно держалась. Не скисла. Не прогнулась. Пацаны ломаются, а она выстояла.
— Ладно, всё, понял, — Турбо отступил, примирительно подняв руки. — Просто спросил. Без обид.
И тут в дверях скрипнули петли.
Малая.
Босиком, в пледе, с растрёпанными волосами и всё ещё чуть пошатываясь, она стояла в проёме. Видно было — слышала всё. Глаза блестели, но не от слёз. От ярости. От унижения. От обиды, что в ней сомневались.
— Я "чистая", — сказала она, глядя прямо Турбо в лицо. — Если это вообще кого-то здесь волнует. А если нет — дайте знать, я сама дорогу найду.
Пауза. Тяжёлая, как кирпич на груди.
Турбо замер. Потом медленно кивнул, опуская взгляд.
— Малая, прости. Не должен был я...
— Да за что прощать, — перебила она жёстко. — Я сюда не за медалью пришла, да и вообще, сама не шла.
Адидас загасил бычок о стену. Сделал шаг вперёд.
— Не обращай внимания. А пока не усердствуй. У тебя ещё рёбра не срослись.
Она стояла ещё пару секунд. Потом кивнула, коротко, будто командир своим бойцам.
Турбо, не поднимая глаз, тихо сказал:
— Сильная, бля. Даже страшно. - Сказал Турбо, глядя на стоящую напротив Малую.
Адидас кивнул.
Она взяла у него воду. Глотала так, будто хотела смыть весь ужас последних дней — алчно, судорожно, не замечая, как по подбородку стекают капли. Руки дрожали. Она закрыла глаза на миг, будто в этих глотках было спасение. Потом — медленно поставила стакан, не сразу отпуская, как будто боялась, что с ним уйдёт единственное, что ещё держит в реальности. Села на стул, поджав ноги.
— Где он? — выдохнула она. — Где Зима?
Адидас чуть повёл плечом.
— Сказал — выйдет ненадолго. Башку проветрить. Но ты ж понимаешь, это не просто «выйти». Он пошёл думать. А когда Зима думает — лучше не мешать.
Она опустила взгляд. Пальцы вцепились в плед.
— Простите меня... — прошептала она, еле слышно. — Всё из-за меня. Втянула вас в этот... этот пиздец, будто у вас своих проблем мало. Он ведь будет искать меня здесь. Первым делом. Мне кажется, что мне лучше уйти.
— Заткнись, — сказал Турбо резко, даже зло. — Просто заткнись. Не неси чушь. Зима придёт — и будем решать. А пока тебя никто никуда не отпустит. Ты это понимаешь вообще?
Адидас молчал. Потом шагнул ближе, сел напротив. Смотрел прямо в глаза — не как враг, не как судья. Как тот, кто был на войне, и знает цену каждому слову.
— Ты себя винишь? — голос Адидаса стал ниже, почти с хрипотцой. — За то, что один поехал крышей, а другой за тебя в гроб почти лёг? Или за то, что тебя тот ублюдок избил, будто ты вещь, а не человек? Ты видела себя в зеркало? У тебя на лице его кулаки, малая. Это нормально, по-твоему?
Он наклонился ближе, опёрся локтями на колени.
— Это не ты виновата. Это он ебнулся. И если ты сейчас сбежишь, мы все в этом болоте утонем. Потому что, мать его, как ни крути, ты теперь часть нас. Не просто девчонка, с которой был Зима. Ты наша. Поняла? И если ещё хоть раз услышу, что ты хочешь свалить — получишь. По-братски. Без обид. Сейчас ты под нашей крышей. Пока мы дышим — тебя никто не тронет.
Она сжала зубы. Губы задрожали, глаза налились влагой. Но слёзы не покатились. Она вскинула взгляд. Ровно. Сила в нём ещё была. Сила, которую они видели.
— Спасибо... — прошептала она. — Правда.
Турбо взъерошил волосы.
— Да заткнись ты уже, малая. Сиди, пей воду. Зима скоро придёт. И тогда — посмотрим, что дальше.
— ...
Когда она снова задремала, вымотанная, Турбо и Адидас вышли на улицу. Ветер был сырой, тянул с труб. Под шинами покуривали, кто-то что-то таскал к складу. Отошли за угол, чтобы не слышал никто.
— Ты видел её? — выдохнул Турбо, плюнув в сторону. — На ней места живого нет. Он её зверски разделал, блядь. Пацаны так не поступают.
Адидас молчал. Смотрел куда-то в асфальт, как будто там был ответ.
— Слэма надо ставить на место, — продолжал Турбо. — По всем понятиям. За такое — по щам минимум. А лучше — чтобы вообще не вставал.
— Не кипятись, — медленно сказал Адидас. — Думаешь, я не хочу? Думаешь, Зима не хочет? Он себя сожрёт. Он эту сцену по кадрам пересматривать в голове будет и себя винить, что не добил его.
— И что? Опять всё спустим? Типа, переждём, пройдёт?
Адидас повернулся. Взгляд стал ледяным.
— Не пройдёт. И не забудется. Но мы сделаем это с умом. Не сгоряча. Чтобы каждый понял — так нельзя. И чтобы эта мразь даже подумать не мог, что имеет право.
Турбо кивнул. Жёстко, по-мужски.