ТЕПЛО ДОМА
Ты стоишь у большого окна, не в силах оторвать взгляд от пейзажа. Днепр искрится под утренним солнцем, а вдали, сквозь лёгкую дымку, мелькают золотые купола Лавры — так красиво, что кажется, будто это сон. Твоя рука всё ещё в его ладони, и Богдан мягко сжимает твои пальцы, его тепло проникает в тебя, как тихая поддержка в этом новом, незнакомом месте. Ты поворачиваешься к нему, и он улыбается — чуть заметно, уголками губ, но в его карих глазах столько тепла и облегчения, что у тебя внутри всё сжимается от нежности. Этот взгляд — как тихое обещание, что всё наладится.
— Ну что, нравится? — спрашивает он, слегка наклоняя голову, чтобы поймать твой взгляд. Его голос низкий, с лёгкой хрипотцой, и от этого у тебя внутри разливается тепло, как от утреннего луча.
— Очень, — шепчешь ты, и голос дрожит, потому что эмоции переполняют. — Я... даже не думала, что у тебя такое место, Бодя. Как будто попала в другой мир.
Ты смотришь на него, и вдруг накатывает волна воспоминаний: холодный заброшенный дом, бегство, его рана, страх, что вас найдут, — всё это отступает, будто старый сон. Но его рука в твоей, запах свежесваренного кофе и этот вид на Киев — это реальность, такая живая, что ты сглатываешь ком в горле, боясь расплакаться от счастья.
Он улыбается шире, отпускает твою руку и идёт к кухне. Квартира просторная, без перегородок: кухня с чёрной столешницей и глянцевой техникой плавно переходит в гостиную с уютным диваном и стеклянным столиком. На стене висит чёрно-белая фотка мотоцикла на закате — это так в его духе, минимализм с душой. Всё здесь дышит им, и теперь это стало и твоим домом.
— Это мой угол, — говорит он, открывая шкафчик и доставая две кружки. — Кофе ещё тёплый, хочешь?
— Да, конечно, — отвечаешь ты, подходя ближе. Твой взгляд цепляется за шрам на его запястье — тот, что ты заметила в том старом доме, — и сердце сжимается, напоминая, через что вы прошли. Но здесь, с утренним светом и видом на реку, всё кажется таким спокойным, что ты почти веришь: прошлое осталось позади.
Пока он наливает кофе, ты начинаешь разбирать свои вещи. Рюкзак и сумка лежат у входа, и ты достаёшь джинсы, футболки, свитера, куртку, кроссовки, косметичку, учебники, ноутбук — всё, что у тебя было. Богдан подходит, берёт часть вещей и кивает в сторону спальни.
— Пойдём, там шкаф есть, — говорит он, открывая дверь. Спальня светлая, с большой кроватью под тёмным покрывалом и ещё одним огромным окном. Ты скидываешь вещи на кровать, а он открывает шкаф, показывая свободные полки.
— Это твоё место, раскладывай как хочешь, — говорит он, ставя сумку рядом. Ты начинаешь раскладывать одежду, и тут замечаешь его вещи на соседних полках. Рядом с аккуратными рубашками, которые ты ждала увидеть, лежат серые спортивки — потёртые, для пробежек, чёрное худи с выцветшим логотипом и несколько простых футболок. Ты замираешь, держа куртку в руках, и смотришь на него с удивлением.
— Что случилось? — спрашивает он, заметив твоё лицо.
— Да я думала, у тебя только рубашки и кожанки, — говоришь ты, улыбаясь. — А тут спортивки, худи... ты бегаешь, что ли?
Он смеётся — тёплый, живой звук, от которого твоё сердце подпрыгивает.
— Ну и по дому ж не в рубашке ходить, — отвечает он с лёгкой насмешкой, пожимая плечами. — Иногда бегаю, когда настроение есть. Или в зал хожу. Думала, я всегда в куртке, как в кино?
Ты качаешь головой, но внутри всё переворачивается. Эта мелочь — его простая одежда, такая человеческая, — делает его ближе. Ты привыкла видеть его в кожанке, с этим резким, почти суровым видом, а теперь видишь другую сторону: парня, который бегает по утрам, носит мягкие худи, который уязвим, как и ты. Ты раскладываешь свои джинсы рядом с его спортивками, и это чувство — такое правильное, такое тёплое, — заставляет тебя улыбнуться ещё шире.
Когда ты заканчиваешь, он приносит кофе, и вы садитесь на диван в гостиной. Ты делаешь глоток, и тепло разливается по телу, пока ты смотришь на него. Его светлые волосы чуть растрепаны, кожанка висит на стуле, а он уже в одной из своих футболок — чёрной, простой, но такой домашней. Но твоё внимание цепляется за повязку на его боку: она сместилась, и край потемнел. Сердце сжимается от тревоги.
— Бодя, твоя повязка, — говоришь ты, ставя кружку и придвигаясь ближе. — Она промокла. Давай я посмотрю.
Он хмурится, бросает взгляд на бок и пытается отмахнуться.
— Да всё нормально, не парься, — начинает он, но ты качаешь головой, не давая ему спорить.
— Не нормально, — говоришь ты твёрдо, вставая. — Где аптечка?
Он вздыхает, но в его глазах мелькает что-то мягкое, как будто твоя забота его трогает.
— В ванной, в шкафчике, — отвечает он, и ты быстро идёшь туда, находя бинты, антисептик и вату. Когда возвращаешься, он уже приподнял футболку, показывая рану. Она не глубокая, но всё ещё красная, и воспоминания о том, как он страдал в заброшенном доме, снова пробуждают боль.
Ты садишься рядом, осторожно снимая старую повязку. Он молчит, но ты видишь, как он напрягается, когда ты обрабатываешь рану антисептиком.
— Больно? — спрашиваешь ты тихо, стараясь быть нежнее.
— Терпимо, — отвечает он, и голос чуть тише, чем обычно. Ты накладываешь новый бинт, опускаешь футболку и оставляешь руку на его груди, чувствуя, как бьётся его сердце — ровно, но чуть быстрее.
— Ты должен говорить, если что-то не так, — шепчешь ты, глядя ему в глаза. — Не хочу, чтобы ты молчал.
Он смотрит на тебя, и в его взгляде — смесь уязвимости и тепла, от которого у тебя перехватывает дыхание.
— Хорошо, — говорит он тихо, накрывая твою руку своей. — Обещаю.
Ты киваешь, чувствуя, как напряжение спадает, и прижимаешься к нему, кладя голову на его плечо. Его запах — кофе, чистая ткань и что-то такое его, неуловимое, — обволакивает тебя, и ты закрываешь глаза, растворяясь в этом моменте. Он обнимает тебя, его рука ложится на твою талию, и ты слышишь, как он тихо выдыхает.
— Мы сделали это, Т/и, — говорит он, голос низкий, почти шёпот. — Мы дома.
Ты киваешь, и слёзы подступают к глазам. Ты сдерживаешь их, но ком в горле растёт. Вспоминаешь общагу, холодные ночи, смены в кофейне, долги, что душили, и одиночество, ставшее привычкой, — а теперь ты здесь, с ним, в этой квартире с видом на Днепр. Ты прижимаешься сильнее, и он целует тебя в макушку, его дыхание тёплое, успокаивающее.
— Я боялась, что мы не выберемся, — шепчешь ты, и голос дрожит. — Что это всё... не по-настоящему.
Он молчит секунду, а потом его рука мягко гладит твою спину, успокаивая.
— Я тоже боялся, — признаётся он, и ты поднимаешь голову, чтобы увидеть его глаза. Там — та же уязвимость, что ты заметила в заброшенном доме, но теперь с уверенностью. — Но теперь я знаю, что всё правильно. Ты здесь. И я не отпущу тебя.
Ты улыбаешься, и слёзы текут по щекам — но это слёзы облегчения. Ты тянешься к нему, и он наклоняется, касаясь твоих губ лёгким, нежным поцелуем. В этом поцелуе нет спешки — только тепло, только обещание. Вид за окном, аромат кофе, его руки — всё это становится твоим миром, и ты чувствуешь, что это только начало.