Часть 8. Вино и немного поцелуев
🖇️https://t.me/ficbookyagodnaytart/202 — ссылка на коллаж
«Я собираю вещи
Говорить тут не о чем
Время нас не лечит
Превращает в мелочи
Я тебя не встречу
Больше никогда вообще
Время нас не лечит
Превращает в мелочи
Перестань обманывать себя
Тебе грустно так, не спишь ночами
Дело не в тебе, наверняка
Просто пустота шутит над нами
Когда сложно, в этом признаюсь
Ты знаешь
Меня тоже накрывает грусть волнами
Заново проверю пульс
Я таю, я таю, я таю»
KOCHNEVA — «Мелочи»
Кьяра
Я впервые дома у Артёма. После той нашей «прогулки» прошло несколько дней, но я до сих пор помню тот момент, когда Шастун предложил мне встречаться. Я согласилась без всяких раздумий. Глупо было отрицать, что Тёма мне нравился, что пробуждал во мне те чувства, которые я не испытывала никогда раньше. А ещё с ним было невероятно комфортно. Я не носила масок, не старалась быть «идеальной» в его присутствии. Могла позволить себе шутить на любые темы и не бояться осуждения. Артём стал для меня тем, кому я смогла открыться по-настоящему. И вот сейчас мне предстояло познакомиться с его отцом.
Антона Шастуна я видела один раз в жизни, первого сентября, на той линейке. Ещё тогда я заметила, как они с Артёмом похожи. Может, не полностью, но черты и манеры сын унаследовал явно от своего родителя. А ещё глаза. Такие притягательные и красивые зелёные глаза.
Он встретил нас в прихожей. На лице Шастуна-старшего отобразилось искреннее удивление, когда он увидел меня — видимо, сын не предупредил о моём визите. Всё же Антон Андреевич поздоровался со мной и улыбнулся:
— Ты так похожа на отца, — сказал он, и я почему-то смутилась.
— Папа, это Кьяра, моя девушка, — представил меня Артём. — Кьяра, это мой папа, Антон Андреевич.
— Можно просто «Антон», — перебил мужчина, и я кивнула. Антон так Антон. Мне даже легче.
Я разуваюсь и ставлю начищенные до блеска чёрные ботинки на коврик, а Артём помогает мне снять лёгкую куртку. Осень постепенно входит в свои права, и погода становится всё холоднее с каждым днём.
— Проходите на кухню, — говорит Антон. Мы идём прямо за ним, и я оказываюсь в небольшой, но чрезвычайно уютной кухне с новой гарнитурой и кирпичной отделкой на стене. Большие окна открывают вид на двор и детскую площадку, где резвятся дети.
— Присаживайтесь, а я поставлю чайник. Ну, рассказывайте. Кьяра, мне интересно узнать о тебе всё.
Антон улыбается, и я не могу подавить смешок. Он кажется таким открытым и искренним, что я расслабляю плечи, позволяя себе отойти от роли «идеальной девушки». Следующие полчаса мы болтаем о жизни, я рассказываю о нашей школе, о моих хобби и о папе. Последняя тема интересует Антона больше всего.
— Кьяр, я знаю, что это крайне вопиющая ситуация. Честно, я и сам в шоке. И я рад, что ты с пониманием относишься ко всем этим... неожиданностям, — говорит папа Артёма, рассматривая кружку. Он не поднимает глаз, и я вижу, что он крайне смущён. Вроде взрослый мужчина, а ведёт себя как подросток, влюбившийся первый раз. Да Артём больший газ, чем его отец!
— Знаете, что я вам скажу, — я ставлю чашку с чаем на стол. — Идите к нему. Прямо сейчас. Возьмите какой-нибудь алкоголь: вино, виски, водку. Что-нибудь. Папа сидит и тухнет там один с тетрадями, ему сейчас как никогда нужна компания. А зная его, мой отец никогда не сделает первый шаг. Он слишком боится. Но если вы уверены, что он действительно тот человек, который способен сделать вас счастливым, и что вы можете дать ему что-то, то идите.
Антон ошарашенно смотрит на меня, его глаза округляются, но я полна решимости. Мои слова — правда. Мой папа ещё больший тормоз, чем Шастун, а этим двоим просто необходимо поговорить.
— Как дети малые, ей-богу, — добивает Тёма.
Я смеюсь. И правда, дети. Но Антон приятно удивляет меня: он встаёт и удаляется в комнату, а через пару минут возвращается в простых синих джинсах и свободной тенниске, в его руках тёплая толстовка и пакет.
— Что любит пить твой папа? — спрашивает он. — Кроме горячего американо без сахара.
— Вообще, вино. Но от другого он тоже не откажется, — хихикаю я.
Антон кивает и начинает рыться по ящикам, а через мгновение достаёт бутылку «Jordan». Что ж, неплохо.
— Берите две, — я откидываюсь на спинку стула и насмешливо смотрю на бутылку красного вина в руках отца моего парня.
— Лучше три, — подначивает Артём. Я утвердительно киваю, а рука парня ложится на моё плечо и прижимает к тёплой и широкой груди. Антон несколько секунд с умилением смотрит на нас, а затем достаёт ещё пару бутылок из ящика. Он складывает их в пакет и спрашивает:
— Ой, а закуску надо?
— Мы тоже не в конуре живём, — надуваю я губы. — У нас есть много еды, так что не беспокойтесь.
Мы провожаем Антона до двери. Артём всё так же прижимает меня к себе, и я ощущаю запах его тела. Нежный кофейный аромат окутывает меня, и я будто сливаюсь с ним, становясь одним целым. Антон суетится и сильно волнуется.
— Благословляю вас, дети мои, — Артём в шутку чертит в воздухе крестик. Я заливисто смеюсь, и на лице Антона появляется заметное облегчение.
— Да расслабьтесь! — бросаю я. — Он вас не выгонит. А если выгонит, то я оставлю его без ужина в следующий раз.
— Спасибо вам, ребят, — искренне благодарит нас Антон. — Тём, береги её.
Артём целует меня в макушку, и я готова превратиться в розовую лужицу прямо здесь.
— С Богом! — машу я на прощание. Антон уже собирается закрыть дверь, как вдруг Тёма выпаливает:
— Не забудь про презервативы!
Отец награждает его гневным взглядом, но парню всё равно. Мы смеёмся, и дверь за Шастуном-старшим закрывается. Ключ несколько раз поворачивается в замке, и в квартире наступает тишина.
— Ну что, принцесса, — нарушает её Артём. — Пойдём смотреть сериал. Что на этот раз?
— Давай на твой вкус, — я встаю на носочки и чмокаю Тёму в нос. Он обхватывает моё лицо ладонями и притягивает меня к себе за поцелуем.
Господи, как же я его люблю.
Антон
Сказать, что я волнуюсь? Да меня так не трясло ни когда мама нашла сигареты в моём школьном рюкзаке, ни когда я узнал, что Ира беременна, ни когда она собирала вещи, чтобы уйти.
Попов — это вид наркотика, не иначе.
После того вечера мы несколько раз переписывались и виделись по утрам в кофейне. Он, как всегда, заезжал за своим горьким американо, а я наполнял двойной латте различными сиропами и топпингами.
Я подъезжаю к уже знакомому подъезду, без труда набираю код, который мне продиктовала Кьяра, подъездная дверь с писком открывается, и я попадаю внутрь. Лифт несёт меня наверх, и вот я оказываюсь перед квартирой. Долго мнусь у двери, обитой чёрной кожей, задерживаю палец над звонком. Вдох-выдох. Раз, два, три... Считаю до десяти, делаю ещё один глубокий вдох и наконец жму на заветную кнопку звонка.
Раздаётся громкий треск. Он бьёт по ушам и заставляет меня вздрогнуть. Я слышу знакомый голос и шаги, шорох ключа в замке, а затем вижу его.
Попов стоит передо мной в домашних серо-чёрных штанах в крупную клетку, а его грудь обтягивает тонкая чёрная футболка, не скрывающая мышцы, а лишь подчёркивающая их. Рельефные руки, идеальный торс, а небрежно лежащие набок волосы добавляют Арсению уюта. Голубые глаза заинтересованно смотрят на меня.
Мне хочется обнять его, подхватить на руки и прижать к себе крепко-крепко, вжать в собственное тело со всей силы, спрятать и оставить у собственного сердца навсегда.
Вслух я в этом признаваться, конечно же, не собираюсь. Наверное, никогда.
— Привет, — мнусь я с ноги на ногу. — Может, пустишь? Я с гостинцем, — поднимаю пакет с вином и слегка машу им, чтобы Попов услышал характерный стук бутылок. Его напряжённое лицо заметно расслабляется, а на губах даже появляется улыбка. Он отходит в сторону, пропуская меня в квартиру.
— Проходи. Я, если честно, не ждал гостей. Поэтому не прибрано.
Я отмахиваюсь на эту его фразу и прохожу внутрь. Я что, «Ревизорро» и пришёл проверять, какой слой пыли на его верхних полках?
Как только я захожу в квартиру, в нос сразу же ударяет запах свежести и ходящего цитруса. Так пахло и от Попова. Здесь всё пропитано им, будто бы Арсений заполняет собой всё пространство.
Я разуваюсь, снимаю кофту, и край тенниски поднимается, оголяя мой торс. Стягиваю толстовку через голову и вешаю на крючок для одежды. Поворачиваюсь к Арсению, который неотрывно смотрит на меня, а точнее — в район моего живота, где ещё секунду назад виднелся кусок оголенной кожи. Он облизывает губы, и от этого жеста у меня внутри всё переворачивается. Я смущённо запускаю пятерню в волосы и провожу по ним ладонью.
— Что ж, — Арсений прокашливается, но его голос всё равно звучит чрезвычайно хрипло. Чёрт, его голос слишком сексуальный. Хотел бы я быть его учеником: я бы с открытым ртом ловил каждое его слово. — Пойдём в гостиную.
Я киваю и направляюсь за ним. Шагаю по квартире, погружённой в полумрак. С такого ракурса мне открывается прекрасный вид на широкую спину Арсения, обтянутую тонкой тканью его футболки. Она подчёркивает напряжённые мышцы, и я думаю, как же приятно к ним прикасаться. Надо будет убедить Попова, что ему необходим массаж. Навру ему что-нибудь про лицензию массажиста — я готов на всё, лишь бы только прикоснуться к его разгорячённому телу.
Мы проходим в просторную комнату. Единственный источник освещения здесь — догорающий закат за окном. Я смотрю на большой шкаф, наполненный книгами, широкий диван тёмно-вишнёвого цвета и маленький кофейный столик. На стене напротив висит большой телевизор, а на полу расстелен мягкий пушистый ковёр.
Арс указывает на диван, и я усаживаюсь на него, чувствуя мягкость обивки.
— Расчехляйся, — говорит Попов.
— Прям сразу? — наигранно удивляюсь я.
— Дурак, — качает головой Арсений.
Я с широкой улыбкой достаю содержимое пакета и ставлю три бутылки на прозрачный столик. Попов присвистнул от такой неожиданности:
— Ух ты. Вот это да.
— Решил, что надо удивить тебя.
— Сейчас принесу закуску.
Арсений удаляется, а я остаюсь один на один с его невероятно мягким диваном и моими влажными фантазиями. Что ж, нас трое, это уже неплохо.
В голову лезут непристойные картины, где Арсений лежит подо мной на этом самом диване. Его бледная кожа контрастирует с глубоким тёмным цветом обивки. Я завожу его руки вверх, осыпая поцелуями крепкую грудь, оставляя на ней засосы и укусы, цепляя мочки и ключицы. Он выгибается, когда мой язык касается особо чувствительных точек, а сладкие и томные стоны разносятся по всей комнате. Я прикрываю глаза от наслаждения, и в джинсах становится тесно. Жар подступает к низу живота и стягивается тугим узлом в области паха. Желание сейчас застилает мой разум.
Господи, мне надо лечиться.
Арсений, ну вылечи меня, ну пожалуйста.
Попов, будто на зов, приходит в гостиную. В его руках большая тарелка с тонкими ломтиками сыра и мяса и штопор. Он ставит закуску на стол и вновь исчезает, но возвращается спустя мгновение с парой бокалов. Арс изящно откручивает пробку от вина штопором и разливает его по бокалам. Садится рядом со мной, и наши колени соприкасаются. Меня прошибает разряд электрического тока.
— Что ж, выпьем за встречу? — он смеётся, а я завороженно наблюдаю за его рукой. Пальцы сжимают тонкую ножку бокала. Я киваю и шумно сглатываю. Мы чокаемся, звон стекла раздаётся по всей комнате. Прохладная кроваво-красная жидкость попадет в рот и будто проникает под кожу. Я не могу перестать откровенно пялиться на Арсения. Слежу, как дёргается его кадык, как он облизывает красные из-за вина губы, как тянется за тонким кусочком сыра и с удовольствием жуёт его, прикрывая глаза.
— Давай говорить, а то тишина напрягает, — честно признаюсь я.
— Давай, — кивает Арс и ставит бокал на стол. — Ты знаешь, что Кьяра с Артёмом встречаются?
Я киваю:
— Да. Тёма в тот же вечер сказал. Пусть встречаются. Кьяра ему так нравится, ты себе не представляешь. Эх, юность... — мечтательно тяну я. — Где мои шестнадцать?
— Сейчас жизнь ничуть не хуже. Знаешь, я в шестнадцать познакомился с женой. Её звали Алёна. Она перевелась в наш класс. Мы начали встречаться только после выпуска, потом поженились на последнем курсе в универе, а там и Кьяра появилась. Вот только счастье наше продлилось не долго, — его голос сорвался, а глаза заблестели. А может, это мне показалось. — Алёна попала в аварию. В неё вонзилась фура. Она умерла на месте.
— Арс, мне жаль, — я накрываю его ладонь, лежащую на колене, своей и крепко стискиваю пальцы в знак поддержки.
Теперь я понимаю, почему Арсений так боится открываться. Понимаю, зачем он носит маску вечно холодного и отстранённого. Его сердце уже разбилось, и боль потери нельзя сравнить ни с чем. Он боится. Боится, что, оголив свою душу, снова поранится. Вот только я не ношу с собой оружия.
— Да ладно, прошло уже много лет. Мы с Кьярой научились жить вдвоём. Переболели, прошло. Время кое-как залатало глубокий шрам. Но, если быть честным, иногда я чувствую себя таким одиноким. Сижу вот так, смотрю в одну точку и понимаю: я столько лет один. Никого к себе не подпускаю. И думаю... — моё сердце начинает биться быстрее. — Думаю, может, стоит попробовать? Снова разрешить себе любить?
Я сглатываю и начинаю лихорадочно шептать:
— Арс, ты невероятно сильный человек. Ты пережил такое горе. И оправился. Воспитал дочь. Замечательную девушку. Но стоит подумать о себе, Арс. Отпусти. Откройся чему-то новому.
— Я попробую.
— Попов, ты такой... — мой голос срывается.
— Какой? — он смотрит прямо в глаза, и между нами считанные сантиметры.
— Такой красивый.
— Красивый? — Арсений едва заметно улыбается.
Я наклоняюсь ещё ближе, в нос ударяет запах цитруса.
— Ты мне нравишься.
Лоб ко лбу. Пальцы касаются его челюсти, опускаются вниз до шеи. Трепетные и осторожные касания сводят с ума. Сейчас эти слова нужны не мне одному. Я чувствую, как Арс в них нуждается.
— Повтори, — требовательный голос проникает под кожу.
— Нравишься. Очень сильно. Очень.
— Ещё.
«Нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься, нравишься».
Касания становятся всё более смелыми и откровенными. Наши губы наконец находят друг друга, сливаясь в жадном, но не менее нежном поцелуе. Мы оба чувствуем, как нуждаемся друг в друге, словно этот поцелуй — единственная надежда, возможность срастись. Я не могу дышать, потому что моё дыхание перехватывает от ошеломительного вкуса его губ. Язык обводит контур его губ, я легонько прикусываю нижнюю, и Арс издаёт сдавленный стон прямо мне в губы. Воспользовавшись этим, мой язык с лёгкостью проникает в его рот, обводит зубы. Я чувствую, как по всему телу бегут мурашки. Арсений настойчив, его губы требовательные и мягкие. Поцелуи пьянят куда лучше вина.
— Ты, — шепчу я сквозь поцелуй. — Самый лучший человек.
Арсений смеётся мне в губы, а его рука ползёт под ткань моей тенниски. Он снимает её и припадает губами к шее. Еле оставляет на нежной коже засос, заставляя меня насаждать от безумного коктейля боли и наслаждения.
— Даже сейчас? — спрашивает Арс.
— Даже сейчас, — с наслаждением подтверждаю я и нависаю над Арсением, вжимая его в диван.
Тук-тук.
Тук-тук.
Кто-нибудь, проверьте мой пульс.