Часть 4. У идиллий нет границ
https://t.me/ficbookyagodnaytart/183 — ссылка на коллаж
«Так безотказны к страсти, прости.
Холодный дождь откуда-то возник.
Иди под зонт и руку возьми,
Давай вернёмся хотя бы до восьми.
Мой город стих, и ноты на стих.
И этот час дремоты настиг.
Здрасте... Здрасте.
Это ли не счастье? Но...
Душа летела над лужами
Но не апрелем простужен был
Твоим смертельным оружием
Видимо, сам я себя убил»
PIZZA — «Оружие»
Кьяра
— Как тебе этот новенький? — спрашивает у меня Демид.
Он пришёл ко мне, чтобы сделать вместе домашку и пообщаться. Мы с Шеминовым дружим с первого класса, когда нас посадили за одну парту. Наши папы — лучшие друзья, работают в одной школе и шепчутся на переменах, как две подружки-сплетницы. Папа Демида преподаёт у нас алгебру и геометрию, он очень весёлый, но учиться у него приходится. К сожалению, как бы многие ни думали, но учительским детям поблажек не дают. Наоборот, приходится работать ещё больше, чтобы другие учителя не жаловались папе на мою успеваемость или поведение. Но Демиду это не мешает. Он всегда был немного хулиганистым, учился на тройки и в принципе особо не парился из-за оценок. Но Демид никогда не давал меня в обиду, поддерживал и веселил, как бы тяжело мне ни было. Вопреки желанию наших родителей, мы не стали парой — мы с Демидом были лучшими друзьями, но не более того. Между нами сложились отношения брата и сестры. И наверное, он был единственным моим настоящим другом.
— А что он? Вроде нормальный. Книжки читает.
— Он что, заучка?
— Нет, ты чего. И почему если читаешь, то сразу заучка? Я тоже такая по-твоему?
— Ну, Кьяр... Как тебе сказать?.. — задумчиво тянет Демид, из-за чего получает подзатыльник от меня.
— Да шучу я! Шучу! — смеётся друг.
— Ещё раз назовёшь меня заучкой, я тебя...
— Кьяра, я дома! — доносится голос папы из прихожей.
Мы с Демидом замолкаем и садимся на стулья, будто пару секунд назад не скакали по кухне, как угорелые. Папа появляется в проходе и облокачивается на дверной косяк.
— Привет, ребята. Как дела? Сделали уроки?
Мы с Демидом молчим, опустив глаза в чашки с чаем. Я пришла домой около получаса назад, а Демид позвонил в дверь спустя двадцать минут. Конечно, я ещё не успела приступить к домашнему заданию, потому что несколько часов провела с Артёмом.
— Нет, — говорю я. Боюсь поднять глаза, чтобы не видеть папин взгляд, полный недовольства и презрения.
— Демид, мне звонил твой папа, сказал, что тебе пора домой, — холодно бросает папа.
— Но, дядя Сень, — закатывает глаза Демид.
— Домой, — твёрже повторяет он.
Демид хлопает меня по плечу и исчезает в коридоре, а через мгновение я слышу хлопок двери. Мысленно считаю до десяти, чтобы успокоиться. Я знаю, что сейчас будет.
— Ты ничего рассказать мне не хочешь?
— Я недавно пришла домой, ещё не успела ничего сделать, — максимально спокойно отвечаю я.
— Где ты была?
— В школе. У нас был доп по английскому и...
— Не надо врать, Кьяра. У вас ещё не начались допы.
По моей спине пробежал холодок. В голове начали лихорадочно крутиться мысли. Я боялась говорить папе про Артёма, но, видимо, этот разговор стал неизбежен.
— Кьяра, я спрашиваю тебя ещё раз: где ты была?
— Какая разница? Я дома, уроки сделаю, они же не убегут от меня!
— Что значит "какая разница"? Я твой родитель или кто? Я должен знать, где и с кем ты!
— Я была с Артёмом! Доволен? — не выдерживаю я.
Замираю, глядя на папу. Он несколько секунд смотрит на меня — в его глазах откровенное непонимание и возмущение. На секунду мне становится страшно, хотя я знаю, что папа ничего мне не сделает: он никогда не причинял мне боль.
— Нет, не доволен! — наконец говорит он. — Кьяра, ты же помнишь о нашей цели?
— Да, я знаю, красный аттестат, экзамены на "пять". Поступление в десятый класс, ЕГЭ на максимум, поступление в МГИМО на бюджет, — как проговариваю мантру, отвечаю я. Это то, что я слышу, казалось бы, на протяжении всей моей жизни. Папа распланировал всю мою жизнь, а я никогда ему не перечила.
— Если Артём помешает твоей учёбе, Кьяра, то я сделаю всё, чтобы прекратить ваше общение. Ты поняла меня?
Я молча ставлю чашку в раковину и пытаюсь обойти его, чтобы покинуть кухню, но папа встаёт в проходе. Я смотрю на него снизу вверх, глядя в голубые глаза — один в один как у меня — и пытаюсь найти в них хоть каплю сожаления или сочувствия, но вижу лишь решимость.
— Ты меня поняла? — твёрже спрашивает он.
— Поняла, — цежу сквозь зубы я. Он наконец отходит, и я на скорости тысяча километров в минуту лечу в свою комнату, громко хлопнув дверью. Врубаю музыку в наушниках и сажусь за учёбу. Знаю, что веду себя как типичный подросток из сериалов, но ничего не могу с собой поделать. Этого нельзя убрать из меня, ведь романтизация и эскапизм — это огромнейшая часть моей жизни.
Арсений
Сказать, что Кьяра выбесила меня — не сказать ничего. Я раздражённо положил телефон на стол и посмотрел в окно. На улице начинало медленно темнеть. За гневом последовал страх. Я боялся за её будущее, что у неё не получится, что ей будет больно из-за разбитых надежд и мечт. А ещё я боялся, что какой-то козёл может разбить её хрупкое сердце.
Я взял телефон и нашёл нужный контакт. Начал быстро нажимать пальцами на клавиатуру в смартфоне, чтобы отправить сообщение.
«Антон Андреевич, добрый вечер. Извините за беспокойство. Мы сможем завтра встретиться? Это по поводу Артёма.»
Спустя несколько секунд мне прилетает ответ. Я нервно открываю мессенджер и читаю сообщение Шастуна с местом и временем завтрашней встречи. На душе становится немного спокойнее: завтра мы всё решим, Артём не сможет навредить Кьяре и мы с ней помиримся.
Проходя мимо её комнаты, я с грустью посмотрел на закрытую дверь. Положил руку на холодную ручку и хотел нажать на неё, чтобы открыть дверь, но в последний момент передумал, отпустив металл. Сейчас её лучше не трогать, пусть побудет наедине с собой. А меня ждёт работа до вечера и бессонная из-за тревоги и кошмаров ночь.
***
Моё утро, как всегда, начинается со стаканчика ароматного кофе из кофейни. Но сейчас я направляюсь не в школу, а в парк, в котором мы договорились встретиться с Антоном Андреевичем. По радио играет приятная спокойная музыка, а на дороге не так много машин, ведь обычно в субботу утром нормальные люди спят в своих кроватях, а не едут на встречу с родителем своего ученика.
Утренний парк встречает меня пением птиц и шелестом листьев, которые ещё не успели пожелтеть. Сильный ветер шевелил верхушки деревьев. Я стоял у входа в парк, облокотившись на столб, и смотрел вперёд в ожидании Шастуна. Заметив высокую фигуру, я выпрямился. Антон Андреевич приближался ко мне со стаканчиком кофе из знакомой кофейни, под его ногами хрустел щебень.
Мужчина был одет в чёрный спортивный костюм, ничего необычного. Я уже даже привык к его вечно свободному и расслабленному стилю. Конечно же, когда он подошёл ко мне и протянул руку для приветствия, в нос ударил запах сигарет. Я сдержанно улыбнулся:
— Доброе утро, Антон Андреевич.
— Доброе, Арсений, — он крепко сжал мою ладонь, и я почувствовал тепло его руки. Длинные пальцы лёгким, едва заметным движением коснулись моей кожи. От этого неожиданного движения я замер в оцепенении. Шастун, казалось бы, не заметил неловкости, которая на секунду повисла между нами. — Вы хотели поговорить по поводу Артёма? Уже успел что-то натворить?
— Нет, но я боюсь, что может.
Мы медленно направились вглубь парка. Мои руки сжимали стаканчик, а прохладный осенний воздух приятно освежал мысли.
— Так что он может натворить? — спрашивает Шастун.
— Видите ли, Антон Андреевич, в классе Артёма учится моя дочь, Кьяра. Я заметил, что они с Артёмом... сблизились.
— И что в этом такого? Они же подростки. Если захотят, пусть встречаются, общаются, дружат, да что угодно, когда ещё можно будет наделать глупостей? Артём воспитанный мальчик, я лично за это ответственен.
— Вы не понимаете. Никаких глупостей, в этом и дело. Моя дочь очень прилежная ученица, и если ваш сын негативно повлияет на её успеваемость, то я...
— То Вы что?
Антон резко останавливается и преграждает мне дорогу. Его зелёные глаза смотрят прямо на меня, и я впервые не вижу в них той беззаботности и лёгкости, которая ощущалась во время предыдущих встреч. Я замер, глядя на него, замечая, как нахмурены брови, из-за чего между ними пролегла небольшая складка. Между нами повисло напряжение, которое витало в воздухе и искрилось. Я почувствовал, как моё сердце забилось быстрее. Волнение охватило меня целиком, и я не знал, что нужно ответить. Ведь и правда, что я мог сделать? Занижать оценки — несправедливо и невыгодно, ведь Артём учился в моём классе. Запугивать его — незаконно. Что же я мог сделать? Посчитав мысленно до десяти, я сделал глубокий вдох и сказал:
— Понимаете, я очень боюсь за свою дочь. Я люблю Кьяру, ближе неё у меня нет никого, и я не хочу, чтобы она отказывалась от своих целей из-за какого-то, пусть и воспитанного, но мальчика. Плюс я беспокоюсь о её моральном состоянии и не хочу, чтобы ей разбили сердце.
Шастун несколько секунд вглядывается в моё лицо. Кажется, будто он пытается изучить и запомнить каждую чёрточку, каждую деталь. Я отвожу взгляд — такие частые гляделки уже слишком. Антон Андреевич наконец говорит:
— Хорошо, я поговорю с сыном, — я киваю. — Но запрещать общаться с кем-то я ему не могу, пусть это и Ваша дочь — да хоть кто. Он сам выбирает своё окружение. Я напомню ему некоторые важные правила и надеюсь, что его мозгов хватит, чтобы не натворить глупостей.
— Спасибо, — искреннее отвечаю я, но Шастун лишь отмахивается:
— Да не за что. Кто бы мне такое сказал в моей юности.
— А что, был неприятный инцидент?
— Да, — усмехается Шастун. — Его результат учится в Вашем классе.
— Оу, — мои бровь в удивлении взметнулись вверх. — Действительно неприятно.
— Ну, я был уже не школьником, но детей мы с девушкой не планировали. О беременности она узнала поздно, аборт ей нельзя было делать по состоянию здоровья. Я предложил ей выйти за меня замуж, но она отказалась, сказав, что ещё «не нагулялась». Короче, родила и ушла, а ребёнка мне оставила. Нет, я не жалуюсь, сына своего люблю, но было довольно сложно воспитывать ребёнка самостоятельно, тем более, когда тебе двадцать.
Я слушал Антона Андреевича и в какой-то момент поймал себя на том, что не могу отвести взгляд с его лица. Оно завораживало какой-то простой, но искренней и чистой красотой и открытостью, которую можно было увидеть далеко не в каждом человеке. Которую я не видел практически ни в ком.
— Давайте уже окончательно перейдём на «ты»? — вдруг выпаливаю я неожиданно для самого себя. Замечаю удивление на лице Шастуна, но через секунду его губы расплываются в широкой улыбке.
— Ну наконец-то, Арсений. Оказывается, чтобы заслужить твоё доверие, нужно просто рассказать что-то из жизни.
Я улыбаюсь, но задумчиво смотрю себе под ноги. Почему я вдруг решил, что это хорошая идея — сближаться с ним? Я успокаивал себя тем, что это всё ради Кьяры.
Вспомнив о дочери, я посмотрел на часы на своём запястье.
— Я совсем забыл. Я должен забрать Кьяру с танцев.
— Да ладно, — махнул рукой Антон. — Хотите, я попрошу Артёма, он её доставит до дома?
Я с недоверием смотрю на Антона несколько секунд, но сдаюсь и киваю. Антон снова улыбается, озаряя меня теплом зелёных глаз, и достаёт телефон.
— Алло, Тём, слушай, к тебе просьба. Надо Кьяру встретить и до дома проводить. Да. Нет. Да, адрес сейчас скину. Спасибо, сын. Давай, пока, — Антон отключает звонок. — Вот. Всё. Теперь мне нужен адрес.
— Да, — киваю я и присылаю Шастину геолокацию. — Спасибо большое.
— Не за что, Арс, — Антон снова смотрит мне в глаза и я чувствую, как внутри меня появляется незнакомое ранее чувство. Я перестаю ощущать недоверие и отторжение к этому человеку, а запах никотина уже не раздражает рецепторы. Это Шастун делает что-то со мной, но я не могу понять, что именно. Но я уверен, время разобраться у меня ещё будет.
Артём
— С добрым утром, — усмехаюсь я, щурясь от утреннего солнца, которое светит прямо мне в глаза. Из-за этого приходится поднести ладонь ко лбу. Кьяра ошарашенно смотрит на меня, застыв у выхода в танцевальную студию.
— Ты чего тут забыл? — спрашивает она, делая шаг ко мне.
— Да вот, птички нашептали, что принцессу некому забрать с танцев. Решил, как благородный рыцарь, помочь.
Я перехватываю её сумку и вешаю себе на плечо. Кьяра улыбается, и я отвечаю ей тем же.
— Ну что ж, рыцарь, тогда веди, — она ведёт плечом и идёт вперёд. Я шагаю за ней. На Кьяре серые свободные штаны и белый лонгслив, тёмные волосы заколоты крабиком на затылке. Вроде ничего необычного, но мне это невероятно нравится. Догоняю Попову и стараюсь подстроиться под её шаг.
— Куда мы? — спрашиваю я.
— Вообще, у меня был план пройтись по магазинам, но не знаю, выдержит ли твоя психика, — смеётся она.
— Да ты шутишь, чего там, Боже. Конечно выдержит. Ты за кого меня держишь?
— Пока что за человека, — пожимает плечами Кьяра.
— А я что-то сомневаюсь. Это всё стереотипы. Адекватные мужики спокойно переносят магазины, а я идентифицирую себя как нормального и адекватного.
— Вот и проверим, — вновь язвит Кьяра.
Мы едем в ближайший торговый центр на метро — дорога занимает около пятнадцати минут, но за это время мы успеваем поговорить о многом. Кьяра рассказывает о своей жизни с Поповым, ну а я о том, как нас бросила мама, и какого это, жить в одной квартире с таким отцом, как мой. Кьяра же уворачивается от моих вопросов про её маму, и после нескольких безуспешных попыток я прекращаю их задавать. Расскажет, если захочет. Мы добираемся до большого здания, которое переполнено людьми и пестрит вывесками магазинов. Как только мы попадаем внутрь, Кьяра хватает меня за руку и тащит в первый. Она ходит по рядам с одеждой, пальцами перебирает висящие на вешалках вещи, щупает ткань и постоянно что-то бурчит себе под нос. Я покорно следую за ней, пытаюсь понять её возмущённый шёпот:
— Боже, что это за цвет... Когда они научатся делать нормальную одежду... А не могли ещё больше принт нафигачить? Господи, кто такое вообще носит?... Сколько?! Да не может палка стоить три изумруда!..
— Всё хорошо? — спрашиваю я.
— Нет! Вот смотри, как ты думаешь, сколько стоит этот топик? — Кьяра протягивает мне отрезок белой ткани с каким-то замысловатым дизайном, но который мне совершенно не нравится.
— Рублей пятьсот? Ну тысяча потолок.
— Это стоит почти пять тыщ! Я просто в шоке!
Это продолжается и в другом магазине. Но я понимал искренне возмущение и недоумение Кьяры, ведь одежда везде действительно была очень дорогая и плохого качества, а за что требовали такие деньги — непонятно. В итоге она проголодалась, и мы зашли на фуд-корт. Я сделал заказ и мы разместились за столиком среди шумной толпы и большого количества людей, таких же голодных, как и мы. Мы сидели напротив друг друга, а на третий свободный стул Кьяра положила сумку и пакет из популярного магазина, в котором купила новые джинсы и какую-то кофту. Я не сильно заострял внимание на одежде, которую она брала в итоге, так как всё, что брала Попова, чтобы примерить, сидело на её фигуре идеально. Но она так почему-то не считала и относилась к выбору одежды очень трепетно.
— Ой, уже почти пять! — воскликнула она, когда я встал, чтобы донести поднос до мусорки. — Мне надо быть дома через час, а ещё ехать.
— Тогда погнали, — сказал я, подхватывая её пакет. Мы направились к выходу, а меня всё не покидали мы ли о том, что этот день я провёл в компании Кьяры, что было для меня подобно празднику. Я искренне радовался этой возможности, а ещё тому, что могу поводить её до дома. Но это всё лирика, ведь Кьяра продолжала трещать без умолку, казалось бы, не замечая моих долгих взглядов, заострённых на её лице.