Часть 2. Латте с карамельным сиропом
https://t.me/ficbookyagodnaytart/180 — коллаж к главе🎞️✨
«Too bad your ex don't do it for ya
Walked in and dream-came-trued it for ya
Soft skin and I perfumed it for ya (Yes)
I know I Mountain Dew it for ya (Yes)
That morning coffee, brewed it for ya (Yes)
One touch and I brand-newed it for ya (Stupid)»
Sabrina Carpenter — «Espresso»
Арсений
— Ну что, как тебе этот Артём? — спрашиваю я, ставя перед дочкой тарелку с ужином.
Кьяра откладывает в сторону книгу и смотрит голодными глазами на рис с овощами.
— Сначала еда, а потом мужики! — говорит она, поднося первую вилку ко рту, а затем с удовольствием смакует приготовленную мной еду. — Боже, это великолепно!
— Рад, что тебе нравится, — усмехаюсь я и сажусь за стол напротив Кьяры. Мы молча ужинаем, наслаждаясь действительно съедобными порциями. Я обожал готовить для Кьяры, хотя для себя делал это крайне редко. Я мог питаться фастфудом, разогретой едой, мог не есть вообще, но накормить дочь было моей главное задачей.
Дождавшись, когда Кьяра поставит тарелку в посудомойку и включит чайник, я вновь спросил:
— Ты ответишь на мой вопрос?
— А что отвечать? — пожала плечами дочь. — Пацан как пацан. Ничего особенного. По крайней мере, пока что я не увидела в нём чего-то сверхъестественного.
Я мысленно усмехаюсь, радуясь такому ответу. Мой маленький демон внутри торжествует. Конечно, как любой отец, я отношусь к выбору дочери партнёра весьма трепетно и осторожно. И пока что ей рано заводить какие-то отношения. Сначала пусть сдаст экзамены — потом и поговорим. Ничто не должно мешать ей учиться.
После ужина Кьяра доделывает уроки, а я продолжаю разгребать личные дела и составлять учебные планы. Те, кто говорят, что работа учителя неимоверно проста, пожалуйста, я вас умоляю, потеряйтесь где-нибудь, а желательно вообще исчезните под землю, пока я не нашёл вас и не открутил вам головы. Работать учителем — это уметь заполнять тысячу ненужных бумажек, быть хакером на минималках, чтобы взломать электронный журнал (это сделать сложнее, чем взломать Пентагон, на минуточку), иметь способность читать письменность не пойми каких народов в тетрадях учеников, от которых даже древние Майи полезли бы на стену, а также выживать среди демонов, которых обычно называют «школьниками».
Я рассматриваю личное дело Шастуна. Ничего особенного: мальчику пятнадцать лет, живёт с отцом, но контакты матери тоже указаны, значит, родители, скорее всего, в разводе. Живут не так далеко от моего дома, но прописан Артём совершенно в другом месте. Получается, что они переехали. Я анализирую кучу бумажек, пока не ловлю себя на том, что читаю одну и ту же строчку уже шестой раз подряд. И глаза сами собой закрываются, меня неимоверно тянет в сон. Я касаюсь фотографии жены, стоящей в рамке на столе, провожу пальцем по линиям её лица, обвожу скулы и нос.
— Алёна, если бы ты видела, какой стала Кьяра...
Я перевожу взгляд на соседнее фото, где на моих руках маленькая малышка в смешной вязаной шапке с помпоном. Она улыбается, отчего на её пухлых щеках выступают смешные ямочки, а голубые глаза сверкают ярче любых софитов. И я готов каждый день заставлять её улыбаться так же широко.
Антон
Я кладу ключи на комод в прихожей. Металл с характерным звоном касается деревянной поверхности, уведомляя сына о моём приходе. Но Артём наверняка не услышит меня за грохотом музыки, которая обычно доносится из его наушников. Я миллион раз предлагал ему купить новые, беспроводные, с лучшим шумопоглощением, но он каждый раз отказывал мне, ссылался, что это подарок от мамы.
Она действительно подарила ему эти наушники несколько лет назад. Вообще, Ира редко появлялась в нашей жизни — не более двух раз в год, чтобы подарить Артёму новогодний подарок и позвонить на день рождения, прислав посылку по почте.
Мы с Ирой не были женаты, Артём не являлся запланированным ребёнком. Молодость, страсть, алкоголь. Пара встреч, а затем Кузнецова показала мне две обжигающе красные полоски на тесте. Я сразу же сделал ей предложение. Хоть мне и было немного лет, но я не отказывался от ответственности, что могла лечь на мои плечи тяжким грузом, и не открещивался от ребёнка. Аборт Ира делать не стала, но замуж за меня выходить отказалась. После родов, оставив меня с сыном на руках, она уехала. Где она сейчас — я не знаю. Мы не общаемся. Но Артём всё равно с теплотой и любовью отзывается о маме. Я никогда не мешал ему общаться с ней. Лишать ребёнка матери — это жестоко. Я понимал, что не способен дать ему всего того, что могут подарить своим детям двое родителей, но я старался изо всех сил и искренне хотел обеспечить ему счастливую жизнь без нужды и без страха, что его никто не любит.
Мы переехали в этот район, потому что меня перевели в другое здание на работе. Наш старый офис закрыли на ремонт, а до нового от предыдущей квартиры ехать было больше часа по московским пробкам. Мы нашли небольшую квартиру в новостройке, продали ту, старую, и полностью переехали. Но возникла новая проблема: до школы Артёму нужно было ездить ничуть не меньше, чем мне до моего нового офиса из нашей старой квартиры. Тогда я решил отдать его в школу, в которой я сам когда-то учился. Зашёл на сайт школы, увидел, что новый директор — это мой бывший классный руководитель, и позвонил ему. Павел Алексеевич, несмотря на такое неудобное время для подачи документов, всё равно не смог мне отказать. Он зачислил Артёма в класс к Арсению Сергеевичу, заверив, что тот — лучший педагог. Как это было на самом деле, я и хотел узнать у сына.
— Артём, я дома! — кричу я из коридора. Ответом мне является тишина. Я качаю головой и прохожу вглубь квартиры. Артём лежит на кровати, читая книгу, а в его ушах действительно наушники. Он что-то тихо напевает себе под нос, но я не могу разобрать слов песни. Обхожу кровать, встаю прямо напротив сына, дожидаясь его реакции. Артём поднимает глаза и вынимает наушники, из которых продолжает звучать музыка.
— Привет, не слышал, как ты вошёл, — говорит сын.
— Да я заметил, — кидаю скептичный взгляд на наушники. — Опять свои сигареты для ушей воткнул.
Артём смеётся и поднимается с кровати. Мы проходим на кухню, где он кипятит чайник и ставит передо мной чашку с горячим зелёным чаем.
— Как дела в новой школе? — спрашиваю я.
— Ничего необычного. Учителя как учителя, школьники как школьники, — с безразличием отвечает Артём.
— А как тебе твой классный руководитель? — вновь интересуюсь я. — Я же разговаривал с ним.
— Боже, что ты ему наговорил? — Артём возводит глаза к потолку. — Мне уже нужно искать новую школу после твоих слов?
Я смеюсь:
— Нет, мы мило побеседовали. Он вроде... Неплохой?
— Угу, нормальный. Жить можно.
— Не самый плохой отзыв, который я слышал в своей жизни.
Мы беседуем о школе. Я расспрашиваю Артёма о его новых учителях, сравниваю их с теми, кто учил меня в своё время. Прошу короткий рассказ об одноклассниках, но не получаю практически никакой информации, ведь Артём ни с кем не общается, как он сам сказал мне. Не знаю, радоваться мне или нет, ведь его оценка школы абсолютно нейтральна, но это скорее плюс. Главное, чтобы этот Попов не начал его атаковать. А то он выглядит как человек, готовый перегрызть глотку любому, кто перейдёт ему дорогу.
***
В помещении привычно пахнет терпким кофе и свежей выпечкой.
Кофейня с утра переполнена. Люди стремятся купить себе кофе перед началом рабочего дня, а здесь он замечательный. Я уже на протяжении нескольких недель после переезда почти ежедневно захожу в это место. Уютная атмосфера и приятная музыка окутывают и заставляют тебя невольно возвращаться снова и снова.
Моя очередь почти наступила. Я пялюсь в экран телефона, читая сообщения коллег в рабочем чате, их возмущения по поводу нового офиса, но поднимаю голову, когда слышу смутно знакомый голос:
— Средний американо, пожалуйста. Без сахара.
Только сейчас понимаю, что почти утыкаюсь в затылок Арсения Сергеевича. Вот так встреча. Пытаюсь рассмотреть его со спины: тёмные волосы немного вьются, образуя забавные завитки, чёрная ткань пиджака обхватывает широкую спину, а ноги обтянуты тёмными брюками с идеальными стрелками. Сразу видно — деловой человек. Не то что я: синие джинсы, белая рубашка навыпуск, растрёпанные волосы, которые я лишь пригладил после сна. Наконец Попов поворачивается и упирается взглядом мне в глаза. Мы с ним практически одного роста, но я немного выше. Попов смотрит без негатива или враждебности, скорее, изучающе. Его голубые глаза сейчас напоминают мне две льдинки, замороженные, сквозь которые невозможно увидеть эмоции. Может, его заколдовала Снежная Королева и превратила его сердце в лёд?
— Доброе утро, — улыбаюсь я, а затем обхожу Арсения. Широкий что ли? — Мне латте с карамельным сиропом, пожалуйста.
Спустя пару минут мои руки греются о стенки бумажного стаканчика с тёплым напитком. Я замечаю Арсения, который стоит у высокого стола-стойки и смотрит в телефон, другой рукой подносит к губам стакан со своим кофе.
— Здравствуйте, — с улыбкой говорю я и подхожу к Попову, ставя свой стаканчик на его стол. Мне наплевать на правила приличия, я нагло облокачиваюсь на стойку и смотрю на реакцию Арсения Сергеевича.
— Здесь занято, — холодно парирует он, скользя по мне безразличным взглядом.
— Я уверен, что не помешаю Вам, — вновь улыбаюсь я. Хоть сну я уделяю не более пяти часов в своей жизни, но всегда придерживаюсь твёрдому правилу: дарить всем вокруг позитив.
— Готов поспорить.
— Почему Вы такой бука с утра пораньше?
— Вы сами ответили на свой вопрос: сейчас утро. А вот почему у Вас такое настроение, мне очень интересно.
— Это всё карамельный сироп, — усмехаюсь я, указывая на свой стаканчик.
— Серьёзно? — брезгливо спрашивает Арсений Сергеевич и с отвращением смотрит на мой кофе.
— А что такого? — удивляюсь я, наблюдая за реакцией мужчины.
— Мне кажется, что жижа, намешенная в вашем стакане, это не кофе.
— Да? — нарочито громко спрашиваю я. — А что же это?
— Сколько Вам лет, Антон Андреевич?
— Тридцать шесть. И можно просто "Антон".
— К сожалению, профессия не позволяет.
— Зато моя позволяет мне называть Вас просто Арсением, — хитро улыбаюсь я, наблюдая, как раздражение на лице преподавателя нарастает всё больше и больше. — Так что, Арсений, что Вы имеете против карамельного сиропа?
Попов едва сдерживается, чтобы не нахамить мне. Я вижу это по его глазам, в которых сверкает ярость, и по руке, с силой сжимающей бедный бумажный стаканчик, который вот-вот порвётся.
— Это не кофе, а сладкая х... Мешанина.
Я смеюсь, раздражая Арсения ещё больше. Не знаю почему, но бесить его слишком забавно.
— Что ж, да будет так. Я не причисляю себя к настоящим ценителям кофе. Просто пью то, что мне нравится.
Живу я, в общем то, тоже по этому принципу. Ношу то, что нравится, говорю то, что хочу, делаю, что душе угодно. Я свободный человек, не связанный статусом и обязательствами, не имеющий скелетов в шкафу и мрачных тайн. А вот Попов напоминал как раз такого человека. Глядя на него казалось, что он скрывает множество тайн. Страшных, смертельных, опасных. И мне в моменте захотелось разгадать их. Я прогнал наваждение, удивляясь, что за мысли посетили мою светлую голову. Нужно срочно менять тему.
— Вам нравится Ваша работа? — спрашиваю я.
— Вы шутите? — я ловлю взгляд холодных глаз, полный осуждения. — Кому нравится изгонять демонов из маленьких чудовищ? Или Вы хотели бы попробовать себя в роли экзорциста?
— Меня вполне устраивает моя профессия, — усмехаюсь я. — Сижу в офисе, печатаю что-то. Восемь часов отработал и домой. Ой, кстати о работе! — перевожу взгляд на часы, обхватывающие моё запястье. — Мне нужно ехать, Арсений. Хорошего Вам дня! Был рад пообщаться.
Я разворачиваюсь и покидаю заведение. Улица встречает меня прохладным утренним ветром и лучами золотистого солнца, отчаянно пытающегося вырваться из стальных оков осенних облаков. Нажимаю на брелок, машина пищит, а фары на мгновение загораются. Я сажусь в автомобиль, веду рукой по коже на руле и выезжаю на дорогу, оставляя за собой странный утренний диалог и трепещущее чувство в груди.
Кьяра
Новый учебный год не даёт новых надежд. Вслед за праздником приходят бесконечные одинаковые будни, словно я живу в фильме «День сурка».
Школа утомляет и выматывает. Даже второе сентября уже становится пыткой. Прям так, с места в карьер. Учиться я люблю, но моя школа никогда мне не нравилась. Она всегда была не такой: не те учителя, не те одноклассники, не та нагрузка. Почему же я не перешла? Ответ прост: папа. Только из-за папы я оставалась в этом гадюшнике и тратила свои лучшие годы не на получение знаний, а на попытку выжить и пережить всё, с чем я сталкивалась.
Занимаю свою привычную последнюю парту посередине. Уроки ещё не начались, до звонка не больше десяти минут, но папы ещё нет. Странно, обычно он не опаздывает. Мы часто ездим отдельно, потому что по утрам я люблю гулять одна, а он часто забегает за кофе с соседнюю кофейню. Не знаю почему, но мне доставляет особое удовольствие ходить в одиночку, когда моим единственным компаньоном является лишь музыка в наушниках. Я нахожу в этом особое умиротворение, это мой личный способ настроиться на день и успокоиться.
Не сказала бы, что моё общение с одноклассниками является каким-то очень близким. Также я бы не сказала, что быть дочерью учителя — лучшее, что может быть. В общем, на этой почве у нас и возникают постоянные конфликты. Казалось бы, отличников должны любить и уважать или хотя бы подмазываться ради ответной помощи, но не тут-то было. Как будто бы наш класс — единственный особенный в этом мире, который не следует устоям. Здесь отличников не любят и не берегут. Наоборот, мы являемся причинами насмешек и угнетений. Но разогревать драму я не хочу. Моя цель — доучиться. В конце концов, мне с ними детей не крестить.
Но больше всего конфликтов за годы школы у меня было с Алиной Журавлёвой. Сказав, что она главная стерва школы, я бы наврала, ведь мы не в «Дрянных девчонках», и Алина не Реджина Джордж, но нервов она мне подпортила за эти годы достаточно.
Звенит звонок. Папы до сих пор нет. Я поднимаю взгляд и невзначай боковым зрением замечаю, как Артём, сидящий слева от меня на ряду у окна, смотрит в одну точку. Пытаюсь проследить за его пристальным взглядом и понимаю, что он пялится ни на кого иного, как на Алину. Я хмыкаю. Ещё одна жертва обесцвеченной мочалки с фамилией Журавлёва. Мой взгляд цепляется за книгу, которая лежит на парте новенького. Прищуриваюсь, пытаясь различить буквы на обложке, дабы понять название. На лице сама по себе появляется широкая улыбка, которая превращается в хищный оскал. Вот как. Я встаю и, не спрашивая разрешения, закидываю свой рюкзак на парту Шастуна.
Ловлю на себе его ошарашенный взгляд.
— Что? — удивляюсь я. — Доброе утро.
— Ага. Разрешаю, — он кивает. Я в непонимании хмурюсь:
— Чего?
— А? Ты видимо забыла спросить. Знаешь, есть такая штука: «этикет» называется. Ты, наверное, хотела спросить, можно ли сесть.
— Ты ошибся, я не спрашивала.
— Что ж, тогда будем обучаться правилам поведения в общественных местах. Начнём, пожалуй, с лёгкого, — Артём подпирать щёку рукой и смотрит на меня. Только сейчас замечаю, какие у него глаза зелёные. Они настолько яркие, что можно различить карие прожилки, которые их стягивают. — Если ты видишь человека, то нужно с ним поздороваться. Например, сказать «Здравствуйте» или «Привет».
— Ты дурной? — спрашиваю я, смотря на Шастуна как на дебила. Хотя почему «как»?
— Почему ты так решила?
— Потому что ты читаешь «Великого Гэтсби», — я кошусь на его книгу.
— И что? Это классика, или ты против книжек?
— Я?! — смешок сам срывается с моих губ. Ага, конечно, против. — Тебе начать перечислять минусы этого «чтива»?
— Попробуй, — улыбается Артём.
— Натянутый слог, — я загибаю пальцы. — избитый сюжет, абсолютно тупой главный герой, ужасное отношение автора к женщинам...
— Стоп-стоп, я понял! — Шастун выставляет руки вперёд, останавливая меня. Я заливисто смеюсь, наблюдая за его реакцией.
В этот момент в класс заходит папа, и ученики в мгновение затихают. Он обводит всех взглядом, но останавливается на нас. На секунду в его глазах я успеваю заметить удивление и смятение, но папа тут же отворачивается.
Урок проходит как обычно, а сидеть с Артёмом оказывается даже приятно. Он не толкается, не пытается завести тупой диалог и не отнимает у меня большую часть парты. Что ж, вынуждена признать, что сосед он неплохой. Мы сидим вместе на всех уроках, а на перемене я раскладываю ему сюжет «Великого Гэтсби».
— А мне всё равно нравится, — в конце концов говорит Шастун. Я лишь машу рукой. Но внутри меня что-то ликует: он не подстроился под меня, лишь выслушал мнение, сделал свои выводы и сумел остаться при своем. В моих глазах Артём за мгновение вырос. Он ещё что-то говорил, а я лишь кивала и рассматривала крапинки в зелёных глазах. В животе возникло щекочущее чувство. Не знаю, чем было вызвано это ощущение, но раньше я никогда такого не чувствовала. Возможно, это так повлиял запах ментола, который мягким облачком укрывал всё вокруг Артёма.
Вечером, когда я возвращаюсь домой, папа сидит на кухне с ноутбуком. Я накладываю ужин в тарелку, но вопрос, заданный в спину, заставляет меня замереть:
— Почему ты решила пересесть?
В голосе папы нет угрозы или недовольства, лишь истинный интерес, но я почему-то не верю.
— Мы обсуждали книги, — осторожно подбирая каждое слово, отвечаю я. Не понимаю, почему я так боюсь сказать что-то лишнее. Но рот сам выдаёт фразы без моего разрешения.
— И больше ничего?
— Ничего.
Не знаю, почему я вру. Но папе рассказывать об Артёме мне совершенно не хочется. Чувствую, как образ «идеальной» дочери трескается, и стыдливо отворачиваюсь от папы, лишь бы не видеть его тяжёлого и прожигающего взгляда.