#9
Траву украшал отливающий синевой иней. Я стоял и смотрел на серебристо-серую водную гладь, столь безмятежную и кристально чистую. Мне не доводилось здесь бывать уже довольно долго — рекордное количество дней. Пару недель? Похоже, больше. Вот он — мой воображаемый мирок, где я всегда чувствовал себя в безопасности и покое, несмотря на постоянное присутствие чудовища. Сейчас что-то изменилось, но мне было сложно понять свои чувства — слишком их много, слишком; они запутанные, резкие и неустойчивые, как снежинки в лучах весеннего солнца.
Впервые я попал сюда не по своей инициативе. Островок создан моим сознанием, и в нем он, собственно, и находился. Ещё здесь был крокодил — зелёный, зубастый и не такой добрый, каким всегда мне казался.
— Крокс, как ты это сделал? — спросил я, смотря на берег.
Крокодил не показывался. Он всегда питал слабость к театральным паузам, любил наводить интригу и выжидать до тех пор, пока я вконец не начинал беситься. Только тогда он выползал на своих коротких мясистых лапищах с когтями, виляя чешуйчатым хвостом. Сейчас Крокс соизволил выбрать более стремительный путь. Над водой возникли ноздри, яркие оранжевые глаза, а затем и ребристая верхушка спины. Крокодил вытащил свою тяжелую тушу на траву, презрительно таращась на меня змеиным взглядом и ухмыляясь обыденным оскалом — рядом заострённых зубов, способных разорвать что угодно. Хотя, конечно, именно Крокс мог рвать только мою душу — на большее он пока посягнуть не пытался.
Я сложил руки на груди и вздохнул, сощурив веки.
— Требую объяснений, подлая ты гадюка!
«Подлая гадюка? Как некультурно, однако!» — возмутился он, приоткрыв пасть.
— Мне стало плохо из-за твоих стараний, не строй из себя невинную овечку. Думаю, пришло время для серьёзного разговора.
Глупо отрицать, что мне не было страшно, и крокодил, разумеется, это чувствовал в самых ярчайших красках, в самых тонких деталях, но выкладывать все на обозрение я не собирался. Власть утекала из моих рук, и мы оба знали об этом.
«А чего это сразу я виноват? Может, у тебя опухоль мозга или какая другая дрянь к тебе прилипла. Ты в последнее время любишь магнитить к себе всякий мусор».
Только не говорите мне, что под словом «мусор» он имел в виду Велдона. Они с папой нашли бы общий язык, даже не сомневаюсь. Одного я понять не мог: чем им всем так насолил этот проклятый музыкант? Ненароком появлялись мысли, что проблемы были действительно только у меня, а не у кого-то ещё.
— Послушай-ка меня, — сердито начал я, присев на корточки прямо перед крокодилом и его приоткрытой пастью, — ты перегибаешь палку. Это уже не смешно! Если тебя задело, что мы стали редко разговаривать, то извини! Своими скользкими действиями ты только отбиваешь у меня желание вообще с тобой связываться.
Крокодил сузил оранжевые глаза с тоненьким зрачком ещё сильнее и утробно зарокотал, шевельнув хвостом. Я хотел сказать ещё много неприятного, но он сотворил невероятное, такое, чего раньше и представить было нельзя. Крокс напрягся и сделал внезапный рывок вперёд, пытаясь схватить меня пастью. Он кинулся! Накинулся на меня! Раздалось звонкое клацанье ударившихся друг об друга зубов. Успев вовремя отреагировать, я не позволил ему совершить задуманное — отстранился назад, упал и с некоторым шоком отполз подальше от опасной пасти крокодила.
— Что за черт?! — возмутился я, ощущая, как под моими ладонями, лежащими на траве, тают кристаллики инея.
«Отвергая меня, ты отвергаешь свою суть», — прозвучал хриплый голос крокодила, который демонстративно отвернулся и поковылял к воде.
— Да что ты несёшь? Ты просто плод моего воображения! Не забывай об этом! Ты уже давно стал брать на себя слишком много, но теперь с меня хватит! — прокричал я, всерьёз разгневавшись. Его речи всегда были направлены на то, чтобы запутать, смутить и сломить, однако больше им не удасться загнать меня в угол.
«Ещё увидим, кто из нас на самом деле плод воображения», — жутко ответил он, и я сжал кулак.
Сейчас я был слишком зол, чтобы разбирать на смысловой подтекст его слова. Правда, мои эмоции отражались с непривычной силой, потому что внутри своего же сознания восприятие слегка искажалось. Даже не знаю, как это можно объяснить. Будто бы гнев есть, но только он заключён в железную банку с крепкой крышкой. Ты знаешь о его присутствии и, поскольку он заперт, не можешь насытиться им в полной мере. Сам факт его существования тебя раздражает и изводит. Ты бессилен и не способен ничего с ним сделать: ни воспользоваться, ни выкинуть. Должен признать, это бесило. Я чувствовал, что «эмоции внутри моего сознания» изматывают меня гораздо успешнее, чем эмоции, возникающие в нормальной и повседневной обстановке.
Ничего не сказав крокодилу, я сосредоточился, ударил кулаком по земле в надежде выпустить пар, и выдуманный мирок померк. Исчез, вместе с крокодилом. Мне больше не хотелось туда возвращаться.
Я приоткрыл глаза. В них сразу же беспощадно впился яркий белый свет круглых лампочек на потоке. Самым удачным решением для меня стало полежать немного с закрытыми веками, остудить пыл и расслабиться. Все хорошо. Мой разум ещё подконтролен мне, а значит, беспокоиться не о чем. Пока не о чем. Чуть позже мне будет необходимо принять решение о том, что делать с этим дальше, ведь отрицать существенность проблемы уже нелепо и к тому же опасно. Да, не прошло и года, как я окончательно удосужился прийти к выводу, что одному мне с крокодилом не справиться.
Внутренние метания прервали долетевшие до моих ушей знакомые голоса. Что б меня волки съели, это папа разговаривал с Велдоном! Причём где-то очень рядом.
Я отлично их слышал и решил пока не открывать глаза, чтобы случайно себя не выдать. Подслушивать нехорошо, но скрывать правду куда хуже! Судя по разговору, мой отец знал Велдона намного лучше, чем смел мне признаться.
Вот я осел!
Музыкант что-то утаивал — это я всегда ощущал, однако такого внезапного удара не ждал. Он говорил с отцом так, будто бы знакомство их длилось не один месяц и даже не два.
— Ладно, я не собираюсь с тобой ничего обсуждать, — резковато произнёс мой папа, а я так и не понял, о чем у них шла речь до этого. Слишком общие фразы. — У меня с собой только четыреста долларов, но тебе, прохвосту, большего давать и не собираюсь.
— Ой, так вы серьёзно? — удивился Велдон. — Мне кажется, это уже чересчур. Вы не думаете?
— Всего лишь пытаюсь решить вопрос по-хорошему, Велдон. С меня довольно твоих игр! Оставь моего сына в покое! Забирай деньги и проваливай!
— Ну, раз вы так хотите отдать мне свои деньги, то отказываться не имеет смысла, — говоря это, Велдон наверняка улыбался во все зубы. Честно сказать, не то что бы я взбеленился до самых искр от их диалога, но... простите, какого черта?!
— Я не шучу, — отрезал папа. — Если узнаю, что ты не сдержал слово, мне придется воспользоваться помощью очень убедительных людей. Они церемониться не будут. Ты меня понял?
— Что это вы придумали, а? Я не давал вам никакого слова.
— Деньги уже в твои руках. Разве это не красноречивее слов? Теперь исчезни и будь добр сделать так, чтобы ни я, ни Эйден больше никогда о тебе не слышали.
Вот и все, тишина. Я открыл глаза и уставился на потолок. Такое чувство, будто меня с ног до головы окатили ледяной водой. Ступор. Мой отец дал Велдону деньги ради того, чтобы тот перестал со мной общаться? С первым-то все понятно, но вот музыкант вновь проявил себя не с лучшей стороны — и это еще мягко сказано! Озлобленности моей не было предела. Захотелось подскочить с койки, догнать этого ублюдка и добротно дать ему по шапке. И все же флегматичный темперамент не позволил мне повести себя так сумасбродно, поэтому я продолжил лежать на месте, наконец осмотревшись.
Как ни странно, я находился в больничной палате со светло-голубыми стенами и большим смотровым окошком, открывающим вид на коридор. Там как раз стоял отец и с понурым видом глядел в телефон. Дверь была приоткрыта, именно поэтому я слышал все, о чем говорили папа и Велдон.
Неожиданно в палату зашла встревоженная мама, а за ней медсестра с меланхоличным лицом и уставшим взглядом.
— Эйден, слава богу! Как же ты нас напугал! — воскликнула мама, подбегая ко мне.
— Не переживай, я в порядке.
— Доктор Сандерс сказал то же самое, — согласилась медсестра. — По его словам, внезапный скачок давления привел к потере сознания, но по диагностическим данным волноваться не о чем. Вас можно отпускать домой.
— Обморок в таком молодом возрасте... — негодовала мама. — Разве это может быть нормально?
— А сколько я был в отключке?
— Около часа, — ответила мама. — Не нравится мне это. Я поговорю с доктором, может, тебе лучше побыть здесь немного?
Я в ужасе посмотрел на родившую и вырастившую меня женщину, не понимая, как она вообще могла сказать такое. Если меня заставят остаться тут, то я переживу тот еще стресс. Это же трагедия! Новое место, воняющее медикаментами, постоянно мелькающие люди и полная скукотища. Нет уж, я обязан уехать сегодня домой.
В дверном проеме показался папа, произнеся спасительную речь:
— Врач не видит смысла оставлять Эйдена здесь. И я тоже. Все, поехали.
Он был явно не в духе, да и выглядел как-то взволнованно. Ха, неужели? Я поднялся с кровати, чувствуя себя просто блестяще, — собственно, с чего должно быть иначе? — и тут же устремился к выходу. В кои-то веки наше с папой мнение совпало — очень кстати, должен признать. Мама неохотно, конечно, но препятствовать не стала, и потому около полуночи мы все отправились домой.
* * *
Спустя два дня ничего не поменялось. Признаться, не ожидал, что Велдон не соизволит отправить мне даже вшивой смс-ки, чтобы поинтересоваться, жив я вообще или нет. Было, мягко сказать, неприятно. Наверное, я вложил в этого музыканта слишком много надежд — неоправданных и пустых, не стоящих ни одной моей минуты. Черт возьми, папа оказался прав. Удивительно! Становилось ещё паршивее, когда вспоминалось, что я отдал этому гаденышу тетрадь своего брата. Ее нужно обязательно забрать, но с этим мне предстояло разобраться позже.
В середине недели я получил сообщение от Латиши. Она оповестила, что собирается приехать в Мейлос в пятницу днём, и меня это взбодрило — приподняло мое настроение на пару этажей повыше. Правда, оно кирпичом валилось вниз от мысли о крокодиле и тех проблемах, которые он мог доставить моему сознанию. Попросить родителей записать меня к психиатру? Нет, нет и ещё раз нет. Пробовать самому записаться — тоже вряд ли. Я был в тупике, потому что понятия не имел, как разрушить то, что создал сам.
Чтобы не засорять разум всяким печальным мусором, я решил зациклиться на чем-то хорошем. Немудрено, что этим «чем-то хорошим» сразу стала Латиша. С нашей последней встречи прошло немало времени, и мне отчего-то захотелось показать ей, что она вносила в мое блеклое существование немного жизненного света. Я загорелся идеей подарить ей что-нибудь, хотя в таком щекотливом деле меня сложно было назвать мастером. Грубо говоря, Санта-Клаус из меня бы вышел отстойный.
Ближе к вечеру я поехал в торговый центр, надеясь, что мне посчастливиться найти стоящий подарок. Какой бы вещице обрадовалась Латиша? Господи, сколько бы я не думал, не смог прийти к адекватному решению.
С угрюмой рожей миновав несколько красивых витрин, я остановился у дурацкого магазина с мягкими игрушками, чашками и прочими не особенно необходимыми безделушками. Неожиданно рядом со мной нарисовалась знакомая фигура девушки, которая заинтересованно осмотрела меня с любезной улыбкой. Джейн? Не сразу признал ту самую певицу без тонны грима и вызывающей одежды, но ей, по-моему, и не нужно было это все, чтобы привлечь к себе внимание. Свои тёмные волосы Джейн собрала в высокий хвост, а выразительные светло-зеленые глаза в этот раз не тронул яркий макияж. Так она выглядела куда симпатичнее, и я задумался, зачем столь красивой девушке было связываться с таким придурком, как Велдон? В жизни так много необъяснимого, включая этот вопрос, ответа на который я никогда не получу.
— Эйден? Привет, — поздоровалась Джейн елейным голосочком, и я слегка удивился тому, что она вообще помнила мое имя.
— Неожиданно, однако. Привет.
— Что неожиданно? — приподняла брови она. Не знаю, почему, но Джейн говорила со мной с такой легкостью, будто бы мы провели вместе уйму времени. Совсем неважно, что мне она приходилась относительной незнакомкой, с которой разводить беседы в мои планы не входило.
— Ну, ты не похожа на самого приветливого человека в мире.
По правде говоря, мне казалось, что на меня она всегда смотрела с каким-то презрением (точнее, так мне показалось за те два раза, что мы с ней виделись). Так что вдвойне было необычно, что Джейн подошла ко мне просто, чтобы поздороваться.
— Почему это? — засмеялась она, закинув красный шарф с бахромой за плечо. — Неужели я выгляжу настолько злобной? — Джейн сразу продолжила говорить, не позволяя мне и рта открыть. — А вообще хорошо, что я тебя встретила! Ты не мог бы мне помочь?
Ах, вот оно что! Теперь понятно.
— Мог бы, только если ты сначала поможешь мне, — не растерялся я. Кто лучше представительницы женского пола будет знать толк в подарках?
— Так... — Она задумалась, преподнеся палец к подбородку. — Чем я, интересно, могу быть полезна?
— Посоветуй, что подарить девушке.
Сначала Джейн с подозрением во взгляде меня осмотрела, а затем радостно улыбнулась, воскликнув:
— Ты обратился по адресу! Уж у тебя-то не будет нищебродского бюджета, так ведь? Пойдём!
Чего-чего? Повеселев ещё больше, Джейн развернулась, хоть и собиралась, по-видимому, к выходу, и устремилась куда-то вглубь торгового центра. Я поплёлся за ней, не успев выяснить, какая гениальная идея пришла ей на ум. Девушка сама мне все продемонстрировала.
Мы остановились перед витриной с украшениями, и Джейн указала пальцем на круглый серебристый браслет, края которого не сходились в единое целое, а заканчивались небольшими шариками, облепленными камушками.
— Это бангл. Очень модный браслет, — пояснила Джейн. — Что думаешь?
— Ну... — протянул я. — Раз модный...
— И достаточно дорогой, — отметила она, как-то странно на меня посмотрев.
Я взглянул на очень приличную цену: сто десять долларов. У меня примерно так и было, проще говоря — в этой сумме практически уместился весь мой капитал, накопленный за несколько месяцев, если не больше.
В ответ на мое долгое молчание, Джейн вяло пожала плечами и с разочарованием сказала:
— Ну, вообще-то можно и подешевле посмотреть. Просто получать дорогие подарки намного приятнее, поэтому первым делом я и привела тебя сюда.
— Раз так, то возьму его. Спасибо.
— О, правда? Очень щедро с твоей стороны!
Вот я и потратил все свои деньги — быстро и легко. Впрочем, мне было абсолютно не жалко, главное, чтобы этот браслет понравился Латише. Его упаковали в красивую белую коробочку с синим бантиком, и я подумал, что презент должен получиться если не отличным, то хотя бы неплохим.
Далее мне предстояло выслушать просьбу Джейн. Она попросила помочь ей кое-что донести, а для этого нужно было сесть в машину и доехать до ее дома, чтобы поднять купленный ею товар на третий этаж.
Перед нашей встречей Джейн зачем-то приобрела раскладной стол, который был сложен в коробку и доставлен до багажника ее автомобиля. Разумеется, сама она бы никак не смогла дотащить его до квартиры.
— Если ты занят, то я попрошу соседа, хотя его нелегко застать дома... — сказала Джейн, но я решил, что ее просьба никак меня не обременяет и согласился.
По пути Джейн спросила меня о Велдоне и рассказала, что, поскольку к нему приехала Ева, она не может с ним общаться. Он ей, видите ли, запретил звонить и писать. Джейн говорила это спокойно, но, судя по поникшему взгляду, ей явно было грустно и неприятно признавать, что она оказалась на втором плане. Про наши с ним «злоключения» я ничего по существу не сказал, подумав, что в этом нет ничего интересного. Зато не упустил момент выудить у Джейн, зачем ей вообще сдался такой придурок, как Велдон Скалетти. На удивление, она оказалась довольно сговорчивой.
— Да дура я просто, разве не видно? — неожиданно произнесла Джейн, останавливая машину перед светофором. — Велдон сразу сказал мне, что у него есть семья, но я как-то скептически отнеслась к этому. Не до конца поверила, может... Подумала, раз он мне нравится, то не стоит его упускать. Вот тогда я и ошиблась, а теперь вынуждена отдуваться за свой промах. Ничего, сама виновата.
— Ты влюбилась в этого идиота, я верно понимаю?
— Ну да, влюбилась, — бесстрастно ответила она.
— Соболезную.
Джейн лишь холодно улыбнулась, демонстрируя настрой крайне невеселый. Ну а я, являясь не самым выдающимся собеседником, вообще понятия не имел, что тут можно ещё сказать.
Очевидно, ей не особенно хотелось разговаривать о Велдоне. Тем более со мной. Однако Джейн была крайне мила и общительна на протяжении всей поездки, и совсем скоро мы оказались на месте. Она припарковала машину возле своего дома, где я наконец воплотил въявь своё обещание и поднял стол, сложенный в коробку, на третий этаж — в квартиру. Сама коробка оказалась небольшой, однако достаточно тяжелой, но я вроде бы с доблестью и честью выдержал все преграды, встретившиеся на моем пути.
Пятницы я дождался с трудом. Каждый раз сдерживал яростный порыв написать пару ласковых строчек Велдону, который очень умело и таинственно испарился из моей жизни, словно аромат паленого и вонючего парфюма — вроде бы запаха уже нет, но ты продолжаешь помнить, насколько он отвратителен. Ну да ладно, пока свой пыл следует утихомирить, и разобраться с ним позже — с Велдоном, в смысле.
Латиша приехала примерно в два часа дня, и где-то около семи мы с ней увиделись на Компи-стрит, в украшенном миллионами гирлянд центре города. Она, как всегда, встретила мою тухлую физиономию с теплой улыбкой, благодаря которой у меня отлегло от сердца уже осточертевшее напряжение, скопившееся за неделю.
— Эйден! — радостно воскликнула Латиша, увидев меня.
Она подскочила ко мне и без стеснения вбила меня в пунцовую краску — стиснула в объятиях, будто огроменного плющевого медведя! Само собой, я пытался сохранить невозмутимое лицо, чтобы не казаться каким-то недоразвитым и смущенным заморышем. Вроде бы получилось.
— Привет, — сказал я, когда Латиша, не снимая с лица улыбку, отпрянула.
— Я так рада, что смогла приехать! А ты?
— Да... я тоже очень рад. — Мои слова прозвучали как-то неуверенно, но Латишу они, похоже, устроили.
А когда нужно дарить подарок-то? Сразу или немного подождать? Я и подумать не мог, что этот процесс будет настолько сложно выполнить! Короче, мной было решено повременить, дождаться подходящего момента, а то не хотелось вести себя как дешёвый фокусник, который вместо кролика из шляпы вытащил бы внезапный подарок из кармашка куртки.
Вечер стоял тёплый. Для зимы. Кажется, было всего минус два или около того. Над головами сновавших по заснеженной улице граждан раскинулось угольно-синее небо: чистое, со сверкающими звёздами и почти полной луной, взявшей на себя роль природного фонаря. В общем-то, из-за множества всякого рода светильников, лампочек и мерцающих побрякушек, увешивающих дома и магазины, разглядеть красоту начинающейся ночи в полной мере было невозможно.
— Смотри, какая волшебная подсветка у деревьев! — вдруг воскликнула Латиша, показывая на маленькие деревца, которые были завалены зелено-синими гирляндами на манер листочков.
Латиша выглядела очень мило и очаровательно, как и обычно. Ее темно-рыжие волосы, касающиеся плеч, мистически переливались в свете играющих на них огоньков, а белое лицо сияло каким-то удивительным счастьем. Васильковые глаза восторженно перебирали каждую окружающую деталь, губы, где имелся небольшой тонкий шрамик, неустанно растягивались в широкой улыбке. Не знаю, каким образом Латиша умудрялась постоянно блистать поразительной живостью, неугомонным энтузиазмом и неподдельным интересом даже к самой незначительной вещи. В ее эмоции не просто хотелось верить, в них хотелось утонуть. И мне начало казаться, что при виде Латиши со мной именно это и происходило. Меня переставало волновать абсолютно все, накрывало блаженным спокойствием, и становилось очень легко улыбаться ей в ответ.
Мы прошли вдоль украшенных фонариками деверьев, где кучки шумных людей фотографировались и снимали видео. Дальше по курсу следовал городской каток, который был в раза три или даже четыре больше того, где мы впервые встретились с Латишей.
Я, конечно, подозревал, что она захочет «обуздать лёд», но все-таки во мне таилась некая надежда о возможности обойти это место стороной. Коньки — не мой конёк, если позволите так выразиться, и Латиша, кстати говоря, не забыла об этом упомянуть:
— Если оценивать по десятибалльной шкале, то насколько сильно ты не любишь кататься на коньках? — спросила она, завороженно глядя на подсвеченный каток, заполненный неуклюжими людскими тушками.
— Неважно, — бросил я, засунув руки в карманы. — Если хочешь, давай. Меня только весь этот суетливый народ напрягает. Слишком мало места.
— Не так уж и много тут людей, не преувеличивай, — усмехнулась Латиша. — Просто... мне интересно посмотреть на то, как ты будешь держаться на льду.
— А, понял, — бросил я. — Покрасоваться хочешь? Не выйдет. Передо мной любой спорт сдаётся без боя.
— Точно! Ты же у нас мистер Совершенство, как я могла усомниться? — Латиша скрестила руки на груди и улыбнулась шире. — Что ж, давай прокатимся.
И мы прокатились. Я, хоть и чувствовал себя в этой обувке с железяками крайне некомфортно, держался достаточно уверенно. Моих навыков хватало для того, чтобы твёрдо стоять на ногах и спокойно себе ехать, куда душа зовёт (с чем у многих на катке возникали проблемы), но о всякого рода пируэтах я даже и не думал. Это было бы довольно смешно. Зато Латиша, наконец попав в свою стихию, вытворяла на льду очень впечатляющие финты. Одним словом, выпендривалась. Она элегантно и красиво скользила по гладкой поверхности, разгонялась и на доли секунд взмывала в воздух, вращаясь вокруг своей оси, а затем четко и легко приземлялась, словно была невесомой, как перышко. После ее очередной блестящей проделки я показушно похлопал в ладоши и сказал:
— Эффектно, очень даже. Поставил бы максимальный балл. Особенно, когда ты скакала тут, как степная дыбка*.
[Степная дыбка — крупный кузнечик].
— Это простой аксель, — серьёзно пояснила Латиша. — Растеряла я свои навыки, как ни печально. В детстве все просто отлично получалось.
— Кстати, а почему ты бросила фигурное катание? — поинтересовался я, облокачиваясь рукой о белый бортик, увешанный гирляндами и рекламными щитками.
— Оно отнимало слишком много времени. Не хотелось делать из обычного хобби цель своей жизни. Вот и все.
После небольшой разминки, мы с Латишей сдали свои коньки и расселись на лавочке неподалёку от катка. На удивление, она спросила меня обо всем, что только можно было спросить, но не задала вопрос о Велдоне. Потому что как-то при переписке Латиша поинтересовалась о его успехах, а я уклончиво ответил, что это слишком долгая история и не особенно занимательная. И все. Больше тема не затрагивалась. Может, Латиша каким-то образом почувствовала, что я не имею ни малейшего желания говорить об этом придурке, и решила сделать милость, не расспрашивая о нем. В любом случае, мне такой поворот только на руку.
Подумав, что надо бы уже разделаться с подарком, я собрал в охапку свою уверенность и приступил к самой сложной части сегодняшнего вечера.
— Эм... — как-то трусливо протянул я. — Знаешь... я здесь кое-что прикупил для тебя.
Латиша приподняла брови, удивленно на меня взглянув. В этот же момент я вытащил из глубокого кармана маленькую аккуратную коробочку с синим бантиком и протянул ее застигнутой врасплох девушке.
Не имею представления, почему, но Латиша резко поменялась в лице. Я бы не придал этому значения, будь это восторг и радость, при котором бы она стала прыгать на месте от счастья. Латиша ничего из этого не сделала, а напротив, посмотрела на меня со знатным отвращением и нахмурила лоб так, словно я предложил ей вместо милого подарка отрубленную руку своего соседа или ещё кого. Я настолько обалдел, что побоялся и слова вставить.
— Что это? — скривившись, спросила Латиша.
— Подарок вроде бы... — процедил я, не сводя глаз с напряжённой девушки. — Браслет...
И тут Латиша резко поднялась со скамьи, так и не притронувшись к белой коробочке. Да что с ней такое? Разве я сделал что-то, чтобы оправдать такую вот реакцию?
— Я не понимаю. Что происходит? — спросил я, вставая вслед за Латишей.
Она сложила руки на груди, растерянно рассматривая снег под своими ногами. Сначала Латиша состроила такой раздражённый вид, словно вообще не собиралась со мной разговаривать в ближайшие пару лет, но потом она слабо выдохнула и сказала:
— Прости, пожалуйста. Это... сложно объяснить. Ты не обращай внимания, ладно?
Не обращать внимания? Ну-ну, как же!
— А может, ты все-таки попробуешь объяснить? — произнёс я с нажимом, насупив брови.
Она посмотрела на меня с такой жгучей претензией, будто в ее внезапно переменившемся настроении была моя вина, и покачала головой. А потом Латиша сделала самое неожиданное (по крайней мере, для меня) действие: она развернулась и ушла. Просто ушла! Тут уж даже я маленько разозлился.
— Нет, так не пойдет! — Я подскочил к девушке, преграждая ей путь. — По-твоему, это нормально?
Закусив нижнюю губу, Латиша не поднимала на меня взор, продолжая прижимать к себе скрещенные на груди руки. Она вдруг сделалась очень несчастной и печальной, выглядела так, словно вот-вот заплачет.
— Извини, мне надо идти, — тихо проронила она. — Я позже... В общем, я не хочу сейчас ни о чем говорить. Дай мне немного времени.
Латиша как-то жалобно заглянула мне прямо в глаза, пока я, ошарашенный и огорченный, стоял не двигаясь подобно местной достопримечательности.
Обогнув меня, она молча и в спешке удалилась.
Что ж, раз ей «надо идти», то пусть идёт. Такие вот сюрпризы я терпеть просто не мог, но, черт возьми, какая муха Латишу укусила? Разумеется, что-то подобное рано или поздно должно было произойти, ведь она казалась идеальной представительницей женской половины общества, а таких, как видано, не существует. Тараканы есть у всех, разумеется, но произошедшее сейчас не лезло ни в какие ворота, и я ненароком подумал: почему на моем пути встречаются столь странные люди? Необъяснимо.
* * *
На следующий день я ждал, что Латиша напишет мне хотя бы что-нибудь, но этого не происходило ни с утра, ни после обеда. Если до вечера она не объявится, позвоню ей сам. Я верил, что к столь шебутному и нетривиальному поведению обязательно должны быть увесистые доводы, правда, сейчас очень сложно представить себе, какие.
Конечно, меня эта запутанная чепуха абсолютно не радовала. Вдруг все девушки живут без здравого смысла и в какое-то неясное мгновение выкидывают такие вот неадекватные штучки, а ты потом сиди и думай, чего ей там в голову пришло? Не знаю, опыта в подобных делах у меня нет и не было, и все же я чувствовал огромную необходимость поговорить с Латишей о случившемся. Жаль, пока это возможным не представлялось.
Я сидел на кухне, когда противно зазвучал дверной звонок. Поскольку папы не было дома, а мама отдыхала наверху, свободных рук не оставалось, и мне пришлось идти на встречу неизвестному гостю. Кого могло принести в три часа дня? Странное время для визитов. По мне, так для незваных гостей никогда не было подходящего времени.
Не глядя в глазок, я распахнул дверь и замер от удивления.
На пороге стоял Велдон, все такой же лохматый и улыбчивый, прямо как всклокоченная скалящаяся гиена. В знак приветствия он выставил перед собой руку, ладонь которой была спрятана в кожаную полуперчатку, и ухмыльнулся, напоминая сытого удава.
— День добрый, малой, — сказал он.
— Какого фига ты приперся? — поспешил выяснить я.
— Я тоже безмерно рад тебя видеть, — продолжал сверкать белоснежной улыбкой музыкант. — Есть разговорчик. Длинный и интересный, между прочим.