В черной краске становишься черным (染于苍则苍) [1 арка]

Насекомое, разумеется, не стало ждать, пока Гу Вэньвэнь справится со своим отвращением. Мгновение соблюдалось какое-то равновесие, а затем раздался еще один раскат грома, и многоножка бросилась на девушку. Мо Хэ прищурился, понимая, что грохот исходит от насекомого, а вот Гу Вэньвэнь ничего понимать не хотела — она с визгом бросилась в келью и спряталась за спиной у Учителя.

Мо Хэ вздохнул, махнул левой рукой, и порыв внезапно поднявшегося ветра отбросил атакующую многоножку. Та с жужжанием ударилась о полуразрушенную стену и снесла ее напрочь. В дыру тут же задул осенний ветер, а многоножка закопошилась в кустах.

А затем...

— А-а-а! Что это за тварь?! А-а-а, лао Ли, она кусается! Глава, держитесь, держитесь, я иду, атакуй ее! А-а-а-а!

Гу Вэньвэнь изумленно выглянула из-за спины Учителя, который уже опустил руку и поправил рукав.

— Что там такое?

— Кажется, жители Лицзятай пришли проявить к нам гостеприимство, но многоножка им помешала, — равнодушно отозвался Мо Хэ, наблюдая, как за стенами храма под дождем шел неравный бой: несколько мужчин в черных одеждах с длинными клинками пытались отбиться от насекомого, которое осознало, что внутри противник слишком силен, а вот снаружи — обычная мягкая хурма*. Одного из людей многоножка поймала и с явным удовольствием откусила ему острыми клешнями руку. Тот завизжал не своим голосом, пытаясь стряхнуть ее, и только в этот момент Мо Хэ наконец вздохнул и шагнул вперед, чтобы вмешаться.

* 软柿子 — обр. слабак, беззащитный человек.

Однако... снова опоздал. Потому что некая небесно-голубая тень вдруг появилась в гуще схватки, шутя оторвала многоножку и зашвырнула ее обратно в храм. Люди в черных одеждах подхватили раненого товарища и, не теряя времени даром, бросились в лес, на ходу продолжая ругаться.

Многоножка шлепнулась под ноги Мо Хэ и перевернулась кверху пузом, притворяясь дохлой. Даже жужжать перестала и раскинула многочисленные лапки, не двигаясь. Гу Вэньвэнь отошла от Учителя и со смесью отвращения и жалости уставилась на насекомое.

— Она мертва? — спросила она Учителя. Тот приподнял брови, глядя на симулирующую смерть многоножку. Будто почувствовав его угнетающую духовную силу, насекомое очень осторожно сдвинулось подальше и снова замерло, не решаясь больше действовать.

— Из этих тварей, кстати, получается неплохое рагу, — человек в голубом запрыгнул в дыру и широко улыбнулся. Многоножка задрожала. — Приветствую даочжана и сестрицу Вэньвэнь.

— О, братец Се, что ты тут делаешь? — удивилась Гу Вэньвэнь, глядя на мокрого до нитки молодого человека, который растягивал губы в улыбке. С волосами, прилипшими ко лбу, и черными ресницами, которые казались еще длиннее, он выглядел так прекрасно, будто в храм спустилось божество дождя. А затем божество чихнуло.

Се Юньци вытер лицо рукавом и смахнул влагу на многоножку, которая, кажется, совсем потеряла всякую волю к жизни от ужаса.

— Искал укрытие от дождя и случайно услышал, как по лесу продираются разбойники. Они что-то говорили о том, что поживятся у двух путников, что укрылись в храме, и у меня возникло нехорошее предчувствие, что это можете быть вы, мои старые знакомцы, — лучезарно улыбнулся Се Юньци. — Я пошел за ними и в самом деле увидел, как они устроились в засаде. А потом вдруг на них напала многоножка, и пришлось помогать — все-таки это просто люди, ни капли духовной силы в них нет, бедные разбойники из крестьян, которым надо на что-то жить, — он тяжело вздохнул, будто сетуя на нелегкую судьбу земледельцев.

Гу Вэньвэнь согласно закивала:

— Да, эти бедняки не от хорошей жизни решили нас ограбить, вот же не повезло им, что напоролись на демоническую тварь, — она для пущей ясности топнула ногой. — Учитель, что мы будем с ней делать?

Мо Хэ очнулся от размышлений, когда его окликнула ученица. Он отвел взгляд от улыбающегося лица Се Юньци и решил пока заняться многоножкой. Подойдя ближе, он осмотрел ее побитый жизнью панцирь и острые клешни. Многоножка попыталась ускользнуть, но он поймал ее духовной силой.

— Это не дух и не человек в прошлом, лишь простое насекомое, которое напиталось злобой и стало демоническим. Должно быть, когда-то здесь был древний храм мелкого божка грома, но затем на его месте поставили буддийский храм. Многоножка долго питалась злобой обиженного духа грома, сожрала пару ядовитых тварей, вот и получился демон. Отправить ее в перерождение не получится, можно лишь уничтожить, иначе она так и продолжит вредить людям. — С этими словами Мо Хэ сжал левый кулак, собирая ци, и не успела многоножка выступить в свое оправдание, как даос испепелил ее.

Раздался громогласный раскат грома, и на месте многоножки осталось лишь выжженное пятно. Се Юньци мог лишь с сожалением вздохнуть про себя: если бы он сожрал многоножку, то вышло бы больше пользы! В этом насекомом немало демонической ци. Этот проклятый даос оказался так скор на расправу и силен, что Се Юньци невольно поежился.

— Брат Се, ты же весь промок, иди к огню! — Гу Вэньвэнь же подумала, что ему холодно, и потащила Се Юньци к костру. Она заботливо усадила его на покосившийся табурет, отряхнула заячью ножку, поднятую с пола, и протянула ему. Пока Се Юньци размышлял, какой способ убийства изберет для нее, Мо Хэ уселся на единственную скамью в келье и уставился на него.

От этого взгляда Се Юньци невольно стало не по себе. Мо Хэ ничего не говорил, но молодой человек вдруг с охотой взял ножку у просиявшей Гу Вэньвэнь и сказал:

— Спасибо, сестрица Вэньвэнь, ты так добра, я и правда очень замерз. Но надо же какое совпадение, что и вы здесь!

Гу Вэньвэнь закивала, отрывая от зайца еще кусочек и принимаясь набивать брюхо. Теперь, когда инцидент с многоножкой был забыт, она решила доужинать, а красивое лицо Се Юньци только доставляло ей еще большее удовольствие. Она ведь так жалела, что Учитель отказал ему, и вот тебе на: снова встретились как ряски на воде*.

* 萍水相逢 — обр. случайная встреча в пути.

— И правда, какое совпадение... — после долгой паузы проговорил Мо Хэ, не сводя пристального взгляда с Се Юньци. — Что вы здесь делаете, господин Се?

«Почему его никогда не проведешь», — промелькнуло в голове Се Юньци, и он принял самый доброжелательный вид, широко улыбаясь:

— Видно, чувства у нас совпадают, и желания едины*, — сказал он. — Вы пошли на восток, и я пошел на восток. Не сговариваясь, мы встретились в лесном храме, разве ж это не судьба?

* 情投意合 — обр. хорошо понимать друг друга; другое значение — жить душа в душу.

— Хм, — отозвался Мо Хэ, и от этого равнодушия Се Юньци вдруг взяла злость. Он вгрызся в ножку бедного зайца и замолчал.

— И все-таки... — снова заговорил Мо Хэ, и даже Гу Вэньвэнь подняла глаза, различив в его голосе настороженность. — Я отказался взять вас в ученики, но вы все равно последовали за нами, отчего же?

— Кто сказал, что я последовал за вами? — разъярился Се Юньци, бросая кость в костер. Тот затрещал, взметая пламя ввысь. — Надо мне больно за вами ходить, у этого достопочтенного тоже есть гордость! Это не более чем случайность, и вам решать, счастливая или нет! В конце концов, это не ваш храм, и не вам решать, кому здесь останавливаться, а кому нет! На улице дождь, и я тоже хочу обсохнуть и отдохнуть, а ежели вам жалко дать мне погреться у костра, — он холодно хмыкнул, — не ожидал я, что даочжан Сюаньи столь скуп, а говорят еще, что великий герой!

Мо Хэ поджал губы, больше ничего не говоря. Се Юньци был прав в одном: он и впрямь мог ночевать здесь сколько влезет, и Мо Хэ не имел оснований запрещать. А следовал он за ними или нет, это уже дело десятое. До сих пор этот странный господин ни разу не навредил им, напротив, как будто все время попадал из-за них в передряги. А было ли это совпадением...

На его счастье, Гу Вэньвэнь всегда отвечала за разъяснение такого рода недоразумений, которые с ее неловким Учителем случались до странного часто. Она тут же выпалила:

— Что ты, братец Се, Учитель ничего такого не имел в виду! Он просто немного нелюдимый, прости его, и спасибо, что помог нам с разбойниками, хочешь, я тебе еще спинку дам? — И девушка бесхитростно протянула ему кусок жареного зайца.

Се Юньци ласково улыбнулся ей, взял мясо и сказал:

— Сестрица Вэньвэнь умеет отличить добро от зла, не то что некоторые.

Сяо Тао, который лежал на мокрой крыше храма и грел уши, в этот момент с трудом сдержал смешок, и Сяо Шэ пришлось закрыть ему рот рукавом. Они безмолвно заборолись: сяо Тао пытался освободиться, а Сяо Шэ старался, чтобы их не раскрыли раньше времени. Хотя у обоих были самые лучшие талисманы скрытности, выданные Третьим господином, все-таки даочжан Сюаньи был легендарной личностью, и Сяо Шэ переживал, что тот может услышать их дыхание. Сяо Тао яростно укусил его за ладонь и улегся на крыше, перед этим аккуратно установив свой горшок под дождем.

Ливень скрыл всю их возню, а Мо Хэ был больше сосредоточен на Се Юньци. Он так безмолвно и наблюдал, как эти двое болтают и доедают зайца. Потом Гу Вэньвэнь устало зевнула, прислонилась спиной к колонне да так и заснула на полуслове, не договорив фразу. Се Юньци, заметив, что она заснула, тоже умолк, и в келье остались только шум дождя по крыше и треск пламени.

Вдруг позади него раздался шелест ткани, и Мо Хэ прошел мимо, подходя к ученице. Он легко подхватил девушку на руки, вернулся к скамье и аккуратно положил ее, выравнивая позу и накрывая плащом. Затем он потер левое запястье, на котором Се Юньци острым глазом заметил бинты.

— М-м, Учитель... — сонно пробормотала Гу Вэньвэнь во сне и повернулась лицом к стене.

Се Юньци продолжал сидеть неподвижно, с некоторым сомнением размышляя, собирается ли даос спать. Если да, то это облегчит ему задачу: он сможет тут же его и убить, а Гу Вэньвэнь... Может быть, он оставит ее в живых, все-таки она лишь ребенок.

За его спиной все затихло, но когда спустя долгое время он украдкой обернулся, то столкнулся с холодным взглядом Мо Хэ. Оказывается, тот все это время сидел в позе лотоса и наблюдал за ним. Се Юньци тут же изобразил легкую улыбку и процитировал:

— На горной вершине

Ночую в покинутом храме.

К мерцающим звездам

Могу прикоснуться рукой.

Боюсь разговаривать громко:

Земными словами

Я жителей неба

Не смею тревожить покой*.

* Ли Бо «Храм на вершине горы». Пер. А. И. Гитович.

Мо Хэ вскинул брови в ответ на этот странный порыв. Оказывается, молодому господину была не чужда поэзия, это несколько удивило его. Се Юньци казался поверхностным, лицемерным и безответственным богатым бездельником, которого, видимо, изгнали из секты не только за выпущенного демона, но и за другие грешки. А вот на тебе: стихи цитирует.

Се Юньци хмыкнул и повел рукой, будто салютуя кувшином с вином.

— Сюда бы вина, да, даочжан?

— Я воздерживаюсь от спиртного, — отозвался Мо Хэ.

— И от еды, видимо, тоже, — неожиданно язвительно сказал молодой человек. — От чего же вы не воздерживаетесь? Какие удовольствия жизни вы себе оставили?

— Мой путь Дао требует душевной и телесной чистоты, — сказал Мо Хэ прописную истину. — Лишь тот, кто сможет отринуть все искушения, способен достигнуть бессмертия.

— Так вы достигли стадии Бессмертной души? — спросил Се Юньци.

Мо Хэ промолчал, не желая раскрывать своих тайн. Он вообще не особо понимал, почему беседует с этим проходимцем, который пристал к ним, как колючка, и не отпускал. Мо Хэ были непонятны его цели, и верить в то, что господин Се просто хочет стать его учеником, он не собирался.

Не дождавшись ответа, Се Юньци почувствовал раздражение. Как будто ему очень хочется изображать доброжелательность! От этого притворства у него уже чесались клыки, и он дал себе волю, представляя, как вопьется ими в тонкую шею даочжана, а потом разорвет ему грудь когтями... Се Юньци облизнулся, и Мо Хэ странно посмотрел на него. Тогда Се Юньци поспешно улыбнулся, а даос лишь отвел глаза, глядя на пламя.

«Тупой, идиотский, проклятый упрямый осел! Черепашье яйцо*! — ругал про себя Се Юньци, сладко улыбаясь даосу. — Надеюсь, скоро ты заснешь, и все это кончится». Он вспоминал, как весь день пытался выяснить, куда он пошел, а затем выслеживал добычу вплоть до этого храма. Он собирался напасть ночью, но глупая многоножка и не менее глупые разбойники испортили весь его план. Ему пришлось появиться, изобразить героя и раскрыть себя. И он даже не смог сожрать это насекомое! Сплошные потери за потерями. С тех пор как он повстречал этого даоса, он все время терпел одни бедствия — и даже лишился любимого ханьфу. Продвинувшись ночью в таверне на цунь**, он наутро оказался на чжан позади, а теперь и вовсе навлек на себя лишние подозрения, и Мо Хэ насторожился. Скоро его запястье заживет, и он снова будет во всеоружии.

* 亡八蛋 ванбадань — созвучно с 忘八蛋 «ублюдок, сволочь». А это, в свою очередь, отсылка к 忘八端 — забыть о восьми [конфуцианских] добродетелях: почитание родителей, уважение старших, преданность, верность, этикет (культурность), чувство долга (справедливость), умеренность (бескорыстие), совестливость.

** 寸 цунь — китайская мера длины, равная 3,33 сантиметра. 丈 чжан — китайская мера длины, равная 3,33 метра.

И как, скажите на милость, Се Юньци должен получить его золотое ядро? В честной схватке у него нет ни шанса — именно поэтому они и выбрали даочжана Сюаньи, потому что ни он, ни те черепахи* не могли одолеть его в одиночку. Оставалось полагаться только на хитрость, коварство и ухищрения, в которых он, Се Юньци, был особенно силен. Но даос все время обыгрывал его.

* Все то же ругательство, но с другим омонимом: 王八 — черепаха, а также: ублюдок, рогоносец и сволочь.

Скоро, совсем скоро по его душу придут остальные. То, что он нашел его первым, лишь удача и широкая сеть подчиненных, которые давно следили за миром заклинателей. И тогда — что случится тогда? Начнут ли они сражаться друг с другом или все против даоса? Нет, союзу не бывать: хрупкое равновесие подошло к концу, они все это знали. Пророчество должно наконец исполниться, и раз уж Небеса не собирались давать знак, они возьмут все в свои руки. И Се Юньци должен победить. Потому что либо победа, либо смерть. Его всю жизнь к этому готовили.

Мо Хэ наблюдал, как лицо молодого человека стало задумчивым, затем в глазах появилось что-то яростное, а на смену его пришла странная грусть. Веки Се Юньци все тяжелели, и в конце концов он необъяснимым образом задремал, прислонившись спиной к стене. Мо Хэ тихо вздохнул, продолжая бодрствовать — кто-то же должен охранять Вэньвэнь в ненастную ночь.

На крыше тоже бодрствовал только один человек, потому что сяо Тао, вольготно раскинув руки и ноги в стороны, заснул под дождем, явно наслаждаясь тем, как капли барабанят по его белеющему в темноте лицу. Его растение, расправив листья, тоже радовалось влаге, один лишь Сяо Шэ мрачной тучей смотрел на этого безалаберного юнца. С безмолвным вздохом он уселся поудобнее, поплотнее запахнулся в свой красный плащ и растворился в воздухе. На крыше остался только горшок с растением.

***

К сожалению даоса, к радости Гу Вэньвэнь и к вящему удовольствию Се Юньци дальше они пошли все вместе. Вышло это совершенно ненавязчиво, как посчитал Се Юньци. Когда они распрощались у храма, и Мо Хэ с ученицей направился по тропе к императорскому тракту, молодой человек свистнул.

Сяо Шэ слетел с крыши и склонился в почтительном поклоне:

— Господин.

— Плохо вы прячетесь, — заключил Се Юньци, глядя на деревья, за которыми исчез Мо Хэ с девушкой. — Я почуял вас еще в Чанъяне.

— Господин, тогда чего ж вы нас не подождали?! — обиженно крикнул с крыши сяо Тао и вдруг икнул, а потом покраснел и закрыл рот рукавом.

— Ин Тао, снова напился? — прищурился Се Юньци, глядя на юношу.

— Никак нет, господин! — возмущенно отозвался тот. — Дагэ отобрал у меня вино! Ночью просто шел дождь, — пробормотал он, поглаживая листья своего растения в горшке. Те блестели от утренней росы, раскрываясь навстречу солнцу. Ин Тао тоже невольно замер, когда лучи коснулись его лица, и как кот подставился под тепло.

— То есть вместо охраны этого достопочтенного ты всю ночь поглощал природную ци? — медленно проговорил Се Юньци, и Ин Тао на крыше тут же очнулся от оцепенения и спрыгнул вниз.

Получилось у него не очень изящно, но зато горшок он удержал. Он быстро отряхнул одежды и склонился в поклоне.

— Господин, этот слуга виноват, — пролепетал он. Се Юньци долго молча смотрел на него, но ничего не говорил.

— Господин, из дворца прислали вести, что вас искал Второй господин, но узнав, что вы ушли, тоже поспешил откланяться, — быстро проговорил Сяо Шэ, косясь на съежившегося Ин Тао.

Это заставило Се Юньци нахмуриться.

— Вот уж не ожидал, что этот кабан заявится ко мне. Придется этому достопочтенному поторопиться, — пробормотал он. Затем он глянул на слуг: — Здесь только одна дорога, а значит, даос отправится в Сянъян. Немедленно отправляйтесь туда и следите, появится ли там эта черепаха. Идите коротким путем. Чуть что сразу сообщайте.

Сяо Шэ поклонился, схватил притихшего Ин Тао под мышку и перешел на цингун, исчезая в лесу.

Некоторое время Се Юньци стоял посреди затихшего леса, о чем-то думая. А затем на его лице появилась улыбка.

— Ничего тебе не светит, братец, — пробормотал он и зло оскалился. Он сорвался с места, почти превращаясь в струйку дыма.

Спустя время, которого хватило бы, чтобы выпить пиалу чая*, он вышел с тропы на императорский тракт и удивленно вскрикнул:

— Ба, как-никак это мои старые знакомые! Неужто нам снова в одну сторону? И все-таки, что ни говорите, даочжан, чувства наши совпадают, а желания едины. Не связаны ли мы судьбой?

* Примерно пятнадцать минут.

Мо Хэ устало потер переносицу, почему-то начиная думать, что он никогда не сможет избавиться от этого надоедливого заклинателя. 

КОНЕЦ ПЕРВОЙ АРКИ

_______________________________

Автору есть что сказать:

Мини-театр: 

Се Юньци: Ты глянь, как я хорош: и сражаюсь отлично, и нахожу вас по запаху, и ем немного, и слуги свои. Отличный кандидат в ученики. 

Мо Хэ: ...Нет.