В черной краске становишься черным (染于苍则苍) [1 арка]

* 反客為主 — 30-я военная стратагема, которая означает перехват инициативы и изменение расстановки сил.

Ночь — излюбленное время всех демонов, поэтому Мо Хэ не стал медлить и прямиком отправился к поместью Чан. Гу Вэньвэнь хоть и устала за день, не собиралась ему перечить, потому что знала: ее Учитель человек упрямый. Поэтому она тихонько шла рядом, вертя головой по сторонам.

Ночная жизнь в Чанъяне не была очень уж богатой, но на главной улице все равно находилось немало публичных домов, из которых выглядывали густо накрашенные девушки, и таверн, до сих пор стоявших открытыми. Уличные лавочники понемногу сворачивали свои дела, распродавая последние товары за бесценок. Увидев белые маньтоу* на прилавке, хозяин которого как раз собирал свой скарб, Гу Вэньвэнь потянула Учителя за рукав. Тот глянул на лавочника, вытащил из рукава выцветший парчовый мешочек, а из него ― маленькую монетку, которую протянул ученице.

* 馒头 — пампушка, приготовленная на пару. Обычно без начинки.

— Учитель, этого едва хватит на половинку маньтоу! — возмутилась Гу Вэньвэнь, глядя на медный кругляшок на ладони.

— Значит, купишь половинку, — закономерно заключил Мо Хэ и без лишних слов спрятал мешочек обратно в рукав.

Гу Вэньвэнь тяжело вздохнула: о скупости ее Учителя можно было сложить столько же историй, сколько о его победах над демонами. Да, конечно, они и правда были в нужде сейчас, но маньтоу стоила всего две медные монетки! На монетку же ничего и не купишь!

К счастью, хозяин лавки закрывался и потому великодушно продал ей целую маньтоу за монету. Затем Гу Вэньвэнь пустилась в рассказ о том, что не ела два дня, а ее отец — вон тот худющий, усталый человек, видите? — и вовсе три дня, и вообще они так бедны, что у них не хватает денег даже на кров сегодня ночью, и придется заночевать в храме. Лавочник пожалел девушку и дал ей в подарок еще одну маньтоу, потому что «те все равно зачерствеют к завтрашнему дню».

Гу Вэньвэнь радостно вручила вторую булочку Учителю. Мо Хэ посмотрел на белую маньтоу, потом на ученицу, но ничего не сказал и принял подарок, спрятав в бездонный рукав. Про себя он мысленно сделал пометку, что Вэньвэнь пора начинать практиковать инедию*. Гу Вэньвэнь грызла булочку, совершенно не подозревая о коварных замыслах своего Учителя.

* 辟谷 бигу — даосская практика голодания для постижения бессмертия.

Наконец они подошли к поместью Чан — то и в самом деле выделялось на фоне остальных: большое, ветхое и пропитанное темной ци. Мо Хэ втянул воздух носом, глядя на висящие под карнизом ворот белые фонари и ленты*, и прищурился. Вдвоем они приблизились к стоящим на входе стражникам и попросили доложить, что они бродячие заклинатели, которые прибыли помочь избавиться от злого духа.

* Белый — цвет траура в Китае.

Стражники странно переглянулись, и один пошел докладывать. Вскоре он вернулся с мальчиком. Тот назвался Цзю-эром и сказал, что проводит их к магистрату. Цзю-эру явно было некомфортно в мрачном поместье, поэтому он без конца трепал языком по пути:

— До этого ни одного не было заклинателя, а сегодня прямо друг за другом приходите. Должно быть, весть разнеслась достаточно далеко? Оно и правильно, старая госпожа уже третью ночь спать не может, а господин так и вовсе то скорбит и бушует, то закапывается в дела и работает без продыху. — Осознав, что наговорил лишнего, Цзю-эр ударил себя по губам и виновато улыбнулся, правда улыбка вышла кривой. — Ваш товарищ по оружию тоже уже здесь, или как это называется? Брат по оружию? Собрат-даос? Я не очень разбираюсь, извините. Вы из одной секты?

Мо Хэ ожидаемо не обращал на его болтовню внимания, оглядывая старое поместье и отмечая углы, в которых будто скопилась тьма. Зато Гу Вэньвэнь живо взялась за Цзю-эра:

— Из какой еще секты? У нас нет никаких братьев, мы сами по себе. К вам еще кто-то приехал сегодня? Из какой он секты? Как выглядит? Сильный заклинатель?

Гу Вэньвэнь немного забеспокоилась: если кто-то пришел раньше них и решит проблему с демоном, то им никто не заплатит. И тогда прощай ее плотный обед, который она себе уже нафантазировала! После каждого большого успешного дела Учитель позволял ей одну трату — для такого скупца это был настоящий подвиг. Вэньвэнь собиралась в этот раз, раз уж платят золотом, наесться до отвала.

Цзю-эр немного опешил от ее вопросов.

— Значит, вы не знакомы? Что ж, тогда сейчас и познакомитесь. Будет лучше, если вы все как можно скорее избавите нас от этого... — Он оглянулся на темный двор и передернулся. — Этого зла...

Цзю-эр провел их к кабинету магистрата и постучал со словами:

— Господин, я привел тех двоих заклинателей.

Мгновение спустя изнутри донесся хриплый голос:

— Пусть войдут.

Мо Хэ толкнул двери и первым зашел внутрь. Он увидел осунувшегося довольно молодого мужчину в чиновничьих одеждах, который сидел за столом. На его лбу была белая повязка, а пояс заменен на полосу выбеленной ткани. Он казался очень измученным, но все равно привстал, увидев их. Очевидно, это был сам магистрат. Напротив него в кресле сидел гость, который тоже обернулся на звук.

Мо Хэ сразу же при входе почтительно сложил перед собой руки и поклонился, а вот Гу Вэньвэнь первым делом уставилась на заклинателя, который хотел отнять у них работу. Ее глаза расширились, и она не сдержала выкрика:

— Так это ты!

Магистрат опешил от неожиданности, забыв их поприветствовать, а Мо Хэ выпрямился и посмотрел на гостя. Человеком, что опередил их, оказался тот самый павлин, который растолкал толпу и первым вошел в город. Теперь в пламени свечей Гу Вэньвэнь наконец увидела его лицо и даже немного восхитилась. Она встречала много красивых людей — взять хотя бы ее Учителя, — но этот молодой заклинатель оказался почти демонически прекрасен: он обладал угловатыми тигриными глазами с хитрым прищуром, высокой переносицей и бледными тонкими губами, которые он облизнул. На нем был изысканный красный парчовый ханьфу с золотой вышивкой бамбука, золотой гуань*, которым его волосы были собраны в высокий хвост, от чего лицо делалось еще более острым, и черные кожаные сапоги с красной вышивкой. На вид ему было не больше двадцати пяти, но с заклинателями никогда не угадаешь их истинный возраст, ведь после формирования золотого ядра их старение замедлялось. Молодой человек медленно, даже лениво, поднялся из кресла и сложил перед собой руки:

— Приветствую даочжана и прекрасную юную госпожу.

* 冠 — корона для волос, которая надевалась поверх пучка и закреплялась шпилькой.

Мо Хэ ответил легким кивком. Гу Вэньвэнь невольно покраснела от своей бестактности.

— Эта заклинательница просит прощения за свои слова, — сказала она и сложила перед собой руки в приветствии.

— Я где-то имел честь повстречать юную госпожу? — спросил гость, пленительно улыбаясь.

— Нет... то есть да, я видела вас у городских ворот, — проговорила Гу Вэньвэнь и с трудом опустила глаза в пол.

Мо Хэ тихонько кашлянул и обратился к магистрату:

— Этот заклинатель прибыл помочь вам со злым духом, поселившимся в поместье. Однако вижу, вы уже нашли помощь, так что мы удалимся.

Магистрат наконец пришел в себя.

— Даочжан, не торопитесь, — остановил он их. — Этого чиновника зовут Сун Юйшу, и это не я ваш наниматель, потому не вправе прогонять или принимать. Моя матушка ищет заклинателей, в то время как я не верю в подобные бессмыслицы.

Мо Хэ оглядел магистрата и отметил про себя, что убеждения некоторых людей даже смерть не может поколебать. Это заслуживало уважения. Он кивнул, нисколько не обидевшись, и спросил:

— В таком случае, могу ли я поговорить со старшей госпожой?

— Вы можете поговорить с ней завтра утром — именно это я только что сообщил господину Се. — Сун Юйшу махнул на молодого человека, который уже снова расслабленно опустился в кресло. — Сейчас уже поздно, и, боюсь, будет не слишком прилично.

— Понимаю, — кивнул Мо Хэ, все больше находя Сун Юйшу приятным собеседником. Ему нравилось, когда люди говорят по делу, без лишних слов. — В таком случае, с вашего позволения, мы придем к вам с утра.

Сун Юйшу немного заколебался, но все же кивнул. А вот господин Се был явно этим недоволен.

— Я проделал такой путь, чтобы добраться сюда, и не могу даже осмотреть место преступления? Как это похоже на людей — вечно вы ищете меч по зарубке на лодке*. Что, если ночью демон снова кого-то убьет? Подобных тварей нельзя оставлять без внимания: если уж он начал убивать, то не остановится, пока не доведет дело до конца. Едва войдя в поместье, я почувствовал, как велика обида этого злого духа.

* Отсылка к чэнъюю 刻舟求剑 «сделать на борту лодки зарубку, чтобы потом найти оброненный в воду с этого места меч» — обр. действовать глупо и упрямо, поступать неразумно, не учитывая обстоятельств.

Гу Вэньвэнь, хоть и сама таила на этого Се некоторую обиду, здесь была с ним полностью согласна. Однако Сун Юйшу это не убедило.

— И что вы тогда предлагаете? — спросил он, нахмурясь.

— Позвольте, по крайней мере, нам переночевать здесь, чтобы в случае опасности успеть среагировать, — нагло заявил молодой человек, и Гу Вэньвэнь про себя восхитилась его бесстыдством. Мо Хэ скользнул взглядом по этому господину Се, и тот ему ухмыльнулся, будто они заодно.

— Это... — Сун Юйшу замялся, и Мо Хэ, видя, что того поставили в трудное положение, нахмурился. Он был не из тех, кто гонится за наживой.

— Мы с ученицей лучше пойдем, — сказал он и поклонился магистрату, собираясь уйти.

— Нет, даочжан, подождите! — наконец отреагировал Сун Юйшу. — Этот магистрат повел себя негостеприимно и вынужден просить прощения. Вы тоже, должно быть, добирались издалека в наш Чанъян. Я прикажу приготовить вам троим комнаты.

— Так-то лучше, — хлопнул по колену молодой человек и вальяжно поднялся, смахивая невидимую пылинку со своей одежды. — И прикажите вскипятить воды, я не привык ложиться спать без ванны.

Мо Хэ нахмурился еще сильнее: любой, даже начинающий культиватор знал несколько заклинаний для очистки тела и одежды. Заставлять слуг среди ночи кипятить воду для собственного удовольствия — этот павлин и в самом деле очень властен.

Мо Хэ и не подозревал, что сошелся со своей ученицей в том, что господин Се — настоящий павлин.

Между тем бедному магистрату оставалось только пообещать отдать такой приказ, а затем подать им чаю, пока слуги готовили комнаты во внешнем дворе. Молодой человек совсем не чувствовал неловкости, витавшей в воздухе, и даже похвалил чай, поданный магистратом, правда, сделал он это очень своеобразно:

— И правда недурен, последний раз я такой пил, когда случайно оказался без денег в какой-то глуши, где не было ни одной достойной чайной — я имею в виду, чай там продавался прошлогодний и залежалый, но, как говорится, нет свиньи, сгодится и собака, понимаете, о чем я?

Сун Юйшу выглядел терпеливым человеком, но сейчас был явно на грани того, чтобы рассвирепеть. Он натянуто улыбнулся, подавляя гнев. Мо Хэ же повернулся к магистрату и сказал:

— Этот заклинатель так и не представился, магистрат Сун. Мое имя Мо Хэ. «Мо» как безмолвный, «Хэ» как осуждение.

Брови Сун Юйшу взлетели вверх, но он лишь почтительно кивнул, а вот молодой человек сбоку хохотнул:

— Небеса, и кто дал вам такое неприглядное имя? Он явно собирался обречь вас на вечные насмешки!

Гу Вэньвэнь, тихо пьющая чай в уголке, подавилась, и жидкость брызнула наружу, залив ее одежду. Она тут же закашлялась и потянулась за платком в рукав. Рука Сун Юйшу дрогнула, когда он наливал чай в пиалу, и на столе образовалась лужа. Мо Хэ с каменным лицом повернулся к молодому человеку, который беззастенчиво его разглядывал и ухмылялся.

— Мо Хэ сам выбрал себе имя, — спокойно сказал он и взял пиалу со стола, отпивая крошечный глоток.

— И все же, даочжан, мне кажется, что это имя больше подходит какому-нибудь преступнику, — отметил молодой человек и махнул рукавом. — Надо было перед этим хоть посмотреть «Список ста фамилий» или Пятикнижие*.

* «Список ста фамилий» (百家姓 Байцзясин) — рифмованный список ста основных китайских фамилий, составленный в Северной Сун. По нему дети обычно учили первые иероглифы. Пятикнижие (五经 Уцзин) — конфуцианский канон, состоящий из «Книги перемен», «Книги песен», «Книги истории», «Книги церемоний» и «Весен и осеней». Были обязательны к заучиванию на экзамены.

Температура в комнате похолодела. Гу Вэньвэнь вжалась в стул, с преувеличенным интересом разглядывая деревянные половицы, а Сун Юйшу почувствовал, как по спине отчего-то побежали мурашки. Взгляд Мо Хэ стал ледяным.

— Полагаю, это не ваше дело, господин Се? — равнодушно отметил он.

— О, разумеется, не мое, — охотно согласился тот. — Меня, кстати, зовут Се Юньци, «Юнь» как лучи солнца, «Ци» как необыкновенный, «Се» как благодарность*. Мои родители очень постарались, выбирая красивое имя, должно быть, они знали, что я вырасту таким прекрасным и удивительным человеком.

* Имя Се Юньци — 謝昀奇.

Гу Вэньвэнь, которая только-только вытерла чай с подбородка и сделала новый глоток, снова подавилась. Мо Хэ никак не стал комментировать это, а Сун Юйшу снова оцепенел. К счастью, от еще большей неловкости их спас Цзю-эр, который пришел сообщить, что комнаты готовы. Магистрат почти радостно вскочил на ноги и поспешил проводить дорогих гостей.

Комнаты были довольно темными и не совсем чистыми, однако ни Мо Хэ, ни Гу Вэньвэнь не выказывали никакого недовольства, напротив, они вежливо поблагодарили магистрата за приют. Что касается Се Юньци, то этот молодой господин явно не привык к такого рода условиям. Увидев комнату, он пренебрежительно фыркнул, заглянул в соседнюю комнату Мо Хэ и скривился еще больше.

— Мне кажется, или у даочжана в комнате кровать шире? — бесцеремонно спросил он, стоя в дверях Мо Хэ.

Тот великодушно махнул рукой, решив, что спорить с идиотом себе дороже:

— Вы можете занять мою, если хотите, господин Се.

— В самом деле? — Се Юньци радостно улыбнулся и протиснулся в комнату, осматриваясь. — Да, ваша комната и в самом деле выглядит как-то посветлее и побольше. Премного благодарен. Я не привык жить в стесненных условиях, так что прошу простить.

Мо Хэ поднял глаза на дверь, где с вымученной улыбкой застыл Сун Юйшу.

— Понимаю, — наконец произнес даочжан. — Доброй ночи.

— Да-да, и вам, — помахал ему на прощание Се Юньци и закрыл дверь.

Мо Хэ в сопровождении Сун Юйшу прошел к комнате, от которой отказался Се Юньци.

— Даочжан, простите этого магистрата за такие скромные условия, это все, что я могу... — господин Сун в дверях замялся, заламывая руки, явно смущенный бесцеремонными словами Се Юньци.

— Мо Хэ не настолько привередлив и благодарен вам за приют на эту ночь. — Даос сложил перед собой руки и поклонился. — Магистрат Сун достаточно настрадался и, должно быть, устал. Не смею вас задерживать.

— Конечно-конечно. — Сун Юйшу поспешил распрощаться с ним, и вскоре Мо Хэ остался один.

Он осмотрел комнату, и его взгляд стал несколько озадаченным: комната была абсолютно идентична той, что забрал Се Юньци. Единственная разница — окна той выходили на внутренние ворота. Мо Хэ вздохнул, делая вывод, что этот наглый юнец из какой-то богатой секты. Но почему он не носил отличительных знаков? Вероятно, сбежал и путешествует, безобразничает и сеет хаос, как и всякий ребенок, которого в детстве слишком избаловали. Гу Вэньвэнь на фоне этого павлина Се могла похвастаться почти идеальным воспитанием.

Со спокойной душой убедившись, что он правильно наставляет ученицу, Мо Хэ нарисовал парочку талисманов для охраны от злых духов, приклеил на дверь и окна и лег спать, совершенно не представляя, что проснется всего пару шичэней спустя от крика. 

_________________________

Автору есть что сказать:

Дневник Учителя: «Сегодня мое имя вновь оскорбили, а потом отобрали комнату. -2 очка молодому господину Се. Ах верно, совсем забыл: -1 очко за проход в город без очереди и... еще -10 за наглость. Итоговый счет Се Юньци: -13».

Се Юньци: этот достопочтенный сказал всего пару слов, а уже -13 очков! Глупый даос!

Учитель делает новую запись: «Еще -20 за непочтительность к старшим, кажется, молодому господину Се срочно нужны уроки этикета».

Се Юньци: ...мы только познакомились, а у меня уже -33 очка?!