О изваяниях плюща и каменных цветах

Тщательно намыливая своё тело душистой пеной (с запахом лаванды, между прочим! Лаванды, не тины! Это важно!), Чимин стоически старался не думать (на самом деле — ничего сложного! Не думать — это вообще его конёк). Просто не думать! Ни о чём! За последние двадцать четыре часа (ну, чуть меньше, но не суть) он просто-таки превзошёл сам себя! Причём не в хорошем смысле этого слова. Отнюдь! Расскажи кому — не поверят! А кто поверит (бывший, например), смело в разряд бравых шлюх (а он не шлюха, он повія! Веет, как тот ветерок, с одного члена на другой...) его запишет. И не просто запишет, а ещё и координаты местного бравого сутенёра любезно (вот ваще ни разу!) предоставит. Строить карьеру, так с размахом! Позориться, так на всю деревню (в первый раз, что ли)! Окей, Гугл, как утопиться в душе на дне болота? Ответа не найдено? Опять придётся решать всё самому! Ну ничего. Он справится. Он сильный. Дуракам же везёт, да? Ой-вей... Хорошего же он о себе мнения. Хотя... Глупо отрицать очевидное.

Горіла сосна палала... так о чём это он? Ах да! Погостил немного, пора и честь знать (с больной жопой говорить о чести — дело, конечно, гиблое, но всё же...). Дома его прадед ждёт, переживает наверняка сильно (ну или празднует с размахом его пропажу), на перелеснике от горя срывается (змеюку ему, конечно, не жалко, но кто об этом знает?). Нужно спешить. Нельзя заставлять прадеда волноваться, тот уже не молод (и это ещё мягко сказано), мало ли что с ним может случиться (упокоится ещё от счастья, собака сутулая). Родные чертоги (о, как загнул! Сразу себя Одином почувствовал), ждите, он уже в пути! Резко выключив воду и быстро выбравшись из душа, Чимин, воспылав нешуточной верой в себя любимого, кое-как обтёрся торжественно выданным ему полотенцем (лучше бы штаны и майку дали) и, повязав мягусенькую ткань (о его больной жопе явно тут заботились) вокруг подтянутых бёдер, тут же принялся искать что-то похожее на обувь. Хозяйские резиновые тапки а-ля «Кроксы», купленные (по словам Блуда) в фешенебельном торговом центре под названием «Привоз» (сколько же этот кусок резины стоит?), ожидаемо нашлись около двери (сам же он их там и оставил).

Натянув тапки на ноги (боже, только бы не потерять их по дороге! Он же не Золушка, ему потом ещё деньги отдавать придётся) и тихонько выйдя из ванны, Чимин, зачем-то пригнувшись (для антуража, что ли?), тенью прошмыгнул на часть дома Блуда (ну он ниндзя, ну он профессионал), а оттуда уже выбрался сначала в пещеру, заполненную потрясающими каменными (карстовыми) цветами (будь у него чуть больше времени, обязательно рассмотрел бы всё вокруг), а затем и на улицу (ура, свобода!). Толком не разбирая дороги (да и местности тоже... этот дуб всегда здесь стоял?) и ловко перепрыгивая все камни и коряги (шутка, что ли, тапки на ногах дорогущие!), Чимин за рекордные двадцать минут (!) добежал до дома и, пулей влетев во двор, громко проговорил, заметив у колодцы прадеда:

— Скажи, Анжелика, где твой король?

— Чё? — не понял Тэхён. — Какой такой король?

— Перелесник, спрашиваю, где? — нервно рыкнул Чимин. До чего же у него тугой родственник!

— Тут где-то, — неопределённо повёл головой Тэхён. — Неподалёку.

— Как появится, дай мне знать, — скривился Чимин, воровато оглядываясь по сторонам. Его побег уже заметили? Может, стоило оставить воду в душе включённой?

— А на кой он тебе? — подходя к правнуку, спросил Тэхён. — И почему ты голый?

— Дело у меня к нему, — пуще прежнего нахмурился Чимин. — Срочное.

— Такое срочное, что ты аж разделся? — приподняв бровь, хмыкнул Тэхён.

— Ревнуешь? — не смог промолчать Чимин. — Не поздновато? В твоём-то возрасте.

— Ой, было бы тут к кому ревновать, — скривился Тэхён, с головы до ног оглядев правнука. — Я вне конкуренции.

— Хренасе самомнение, — покачал головой Чимин. Ему бы такое. Проблем явно было бы меньше. — Ископаемое, одумайся! Тебе скоро прогулы на кладбище ставить начнут, тебе бы про землю подумать, а ты на молоденькую нечисть засматриваешься. Когда ты уже успокоишься, а ещё лучше упокоишься?

— Я сейчас тебя упокою, — прорычал Тэхён, показательно закатывая рукава на рубашке. — Сильно умный?

— Боюсь, боюсь, — театрально схватившись за сердце, пискнул Чимин. — Мне угрожает приведение! Спасите, помогите!

— Паясничать удумал?

— Побойся бога, прадед, — с гаденькой улыбкой промурчал Чимин. — Я сейчас искренен. Или нет?

— Я никого не боюсь, Чимин, — тоном, не терпящим возражений, проговорил Тэхён. — А вот тебе правда стоит.

— А как же черви и некрофилы?

— Тебе конец!

Не скрывая своего веселья, Чимин, ловко увернувшись от атаки (не титанов, конечно, но тоже весьма злобной сучности), отскачил назад и, показав взбешённому прадеду средний палец (вот же универсальный жест, как говорится: вместо тысячи слов), только было хотел (от греха подальше) дать дёру, как его взгляд зацепился за хмурого перелесника, с максимально серьёзным видом заходящего во двор. Вовремя, ничего не скажешь. И как теперь утихомирить прадеда? Тот же теперь чисто из гадости не даст нормально поговорить. П-р-о-б-л-е-м-а.

Встав аккурат посередине двора и поставив перед собой небольшую колонку с подключённым к ней микрофоном (чё за незапланированный перформанс?), перелесник достал из кармана мобильный (и не просто мобильный, а айфон последней модели, откуда тот вообще у нечисти?) и, запустив музыку, посмотрел на всё ещё беснующиеся приведение и с выражением проговорил:

— Тэхён, я посвящаю эту песню тебе! Слушай и плачь!

— Может лучше не надо? — взмолился Тэхён, мигом теряя всякий интерес к правнуку. Вот за что ему это? Цирк уехал, а клоун остался. — Помилуй!

— Осінь залистопадила, у душі задощило. Ти кохання не зрадив, ти його загубив, — с выражением пропел Чонгук, не сводя взгляда с Тэхёна. — Те, що серцем я вимріяв, зберегти не зміг ти. Журавлиному вирію віддав на крилята.

— Сколько трагизма на пустом месте, — покачал головой Тэхён.

— А я поклав своє кохання на вівтар і його благословив Небесний цар, а ти любов мою розбив, мов кришталь, і за тим тобі, що сталося, не жаль...

— Да уж, над творчеством Степана Петровича так ещё никто не издевался.

— Були ночі вінчальними, птаха щастя кружляла. Та з гіркими печалями нас журба повінчала, нас любов повінчала, — всё не унимался Чонгук. — Не Всевишнього волею, а твоїм небажанням не зустрілися з долею, розминулись з коханням...

— Чимин, срочно звони языковому амбассадору, — хлопнув в ладоши, воскликнул Тэхён.

— Зачем? — отвис Чимин, всё ещё мало понимая происходящее. Ещё не поздно уйти в дом?

— Одессит вспомнил, что украинский язык знает, — посмотрев на правнука, прохрипел Тэхён. — Это же феномен, фантастика!

— Ещё бы западные регионы вспомнили, как говорить на родном языке, — не смог промолчать Чонгук, выключая музыку. — Вообще бы чудесно было.

— Что ты несёшь, подвеянный? — повысил голос Тэхён. — Мы и говорим на украинском! Наш диалект — это часть языка!

— Да в суржике больше украинского, чем в здешнем диалекте! — моментально завёлся Чонгук.

— Вот что с людьми неразделённая любовь делает, — закатил глаза Чимин, предвкушая очередной спор на почве языка. А он ещё от крумпли не отошёл. — Так, ша, оба!

— Ты охренел нам рот затыкать? — опешил Тэхён. Вот это наглость... — Мы, между прочим, важные вещи обсуждаем.

— По какому поводу был концерт? — проигнорировав прадеда и посмотрев на перелесника, спросил Чимин.

— Тэхён вчера сотворил ужасное, — ногой отодвинув колонку в сторону и схватив Чимина за руку, проговорил Чонгук. — Не знаю, как его земля до сих пор носит.

— Ничего я не делал, — взвыл Тэхён. — Плохого так точно.

— Я так в нём разочарован, Чимин, — пустил слезу Чонгук. — Как мне теперь жить дальше?

— Как и жил до этого, — процедил сквозь зубы Тэхён. — Желательно в родной Одессе.

— Что он уже сделал? — посмотрев в глаза перелесника, шёпотом спросил Чимин. — Расскажи мне всё, не держи в себе.

— Ты чей вообще родственник? — обалдел Тэхён. — Эй, Чимин!

— Он... к Маруське, внучке знахарки нашей, вчера ходил, — подойдя к Чимину впритык, произнёс Чонгук. — И не просто ходил, сначала жениться на ней обещал, а потом сиськи показать уговаривал. Представляешь?

— А Маруська что, его видит? — подвис Чимин. Ну дед... ну даёт!

— Да, ей дар от бабки достался, — кивнул Чонгук. — Ты бы его только слышал...

— И чем всё закончилось?

— Эта коза дранная кофту сняла и показала ему всё, чем богата, — выплюнул Чонгук. — А богатства там так... на единичку с плюсом.

— Там полноценная троечка, — не без гордости промурчал Тэхён.

— Охренеть, — скосив взгляд на прадеда, восхищённо выдохнул Чимин. — Уговорил девку сиськи показать! Похоже, дай тебе тело на недельку, и через девять месяцев количество азиатов в Дземброне явно увеличится.

— Истину глаголешь, — прыснул Тэхён. — Всё так и будет.

— Чимин, ты вообще на чьей стороне? — почти обиделся Чонгук.

— Прадед, хочешь живое тело? — проигнорировав возмущение перелесника, поинтересовался Чимин.

— Конечно, хочу, — тут же отозвался Тэхён.

— Я могу тебе его дать, — отцепляя от себя перелесника, змеем-искусителем прошипел Чимин. — На неделю или даже месяц.

— Эй, я против! — топнул ногой Чонгук. — Он изменщик!

— В чём подвох? — мигом напрягся Тэхён.

— А подвоха нет, — улыбнулся Чимин. — Услуга за услугу.

— Я что, резко стал невидимым? — сам у себя спросил Чонгук.

— И что от меня требуется? — жопой чуя неладное, осведомился Тэхён.

— Достань мне подснежники, и я дам тебе тело, — чётко выговаривая каждое слово, проговорил Чимин.

— Где я тебе летом их возьму? — подвис Тэхён. — До весны подождать никак?

— Импровизируй, — развёл руки в стороны Чимин. — Перелесник, принесёшь мне подснежники раньше прадеда, и не видать ему тела, как грешнику рая.

— Я в деле! — оживился Чонгук. — Будут тебе подснежники.

— Ну ты и подлый, — нахмурился Тэхён. А задача-то со звёздочкой...

— Удачи, дети мои, — на распев произнёс Чимин. — А я пойду посплю. Увидите по пути Болотника или Блуда, пошлите их от моего имени на фиг.

Стоически игнорируя недовольное бурчание прадеда, Чимин устало потёр глаза и тут же поспешил скрыться за дверями дома. Сейчас он максимально беззащитный, и это плохо. Блуд и Болотник могут явиться в любой момент, и что ждать от них, неясно. Нужно как-то себя обезопасить. Придумать бы ещё как...