Мой хранитель земных душ

Да, нам страшно, мы боимся поражения, но лучше проиграть, попытавшись, чем проиграть, испугавшись.

Спустя несколько дней

Я стою прямо напротив сцены, по которой так плавно и гармонично шагают модели с разной комплекцией, демонстрируя платья, комбинезоны и многое другое, от чего просто невозможно оторваться. Об этом свидетельствуют люди вокруг, так внимательно разглядывающие тонкие ноги девушки, которая облачена в воздушное белое платье, оголяющее плечи — зрители чуть ли не с открытым ртом поражаются фантазией дизайнера, который придумал такой элегантный вырез между грудей и до пояса. Впрочем, я так же завороженно смотрю на все это, разглядывая юную девушку, которая освещена ярким светом в кромешной темноте, где прячутся восторженные зрители. В ноги по сцене плывет искусственный туман, предавая всему этому еще больше таинственности. Конечно, некоторым показ кажется не таким интересным, поэтому те неценители подобного просто уходят, делая вид, будто им позвонили. Хотя их, наверное, никто не замечает.

Музыка играет в такт шагам девушек, отчего я неосознанно мотаю головой, словно тоже шагаю по этой сцене. Но это так красиво, что хочется просто смотреть и слушать, не вспоминая о том, сколько сил было приложено ко всему этому.

Следующая выходит девушка с азиатской внешностью. Ее наряд необычен — на голове красуется небольшая повязка из жемчуга, а грудь прикрывает тонкая бежевая футболка, выглядящая так, будто ее на скорую руку обрезали. Лишь юбка, закрывающая колени, такая светлая и по-летнему легкая, кажется чем-то обыкновенным — повседневным. Все вместе это гармонично сходится — особенно коричневая светлая помада подчеркивает актуальность юбки. Девушка идет легко, хоть ее взгляд и тяжелый, но та проходится идеально, почему и получает улыбки зрителей.

Я тоже улыбаюсь, думая, смогла бы я — в софитах идти уверенно, так, будто я королева мира, смотреть только вперед, держа спокойное лицо, словно иду в магазин? Смогла бы перевоплощаться каждый раз, примеряя на себе новые образы? Думаю, что нет, потому что моделям надо слишком кропотливо следить за фигурой, смеюсь я про себя.

В руках держу телефон, который разрывается от сообщений то от Глории, то от Эмили, то от беспокойного Алекса. Глория постоянно дергает нас с Франческой по поводу того, когда будет представлена наша коллекция и где в этот момент та будет находиться, словно это важно. Эмили должна вот-вот прийти на показ, так как обещала поддержать меня — к тому же ей самой интересны подобные мероприятия, поэтому даже уговаривать ее не пришлось. Ну а Алекс... Он должен прийти.

Спустя минуту Эми пишет мне, что у здания, и я решаю пожертвовать парой минут, чтобы встретить ее, так как наша коллекция будет на этом подиуме еще не скоро, учитывая перерыв через полчаса.

Потихоньку двигаюсь к выходу, уже издалека заметив девушку в черном вечернем платье — и еще одну фигуру, которая обнимает ее. Подойдя ближе, слышу мужской голос, говорящий о том, что сегодня прохладно. Подруга смеется и восклицает, увидев меня:

— Венера! Мы уже тут, — улыбается она, стреляя глазами на Генри, который стоит прямо передо мной, слегка обнимая мою подругу.

И какого черта она притащила его?

— Привет, — здоровается мужчина, любопытно заглянув за мою спину.

— Привет, — отвечаю я, стараясь быть доброжелательной. — Э-э-э...

Я растеряна, хоть и не могу сказать, что этот мужчина с темными волосами и крупной комплекции мне не нравится. Считаю, он подходит Эмили — и кажется, совсем не мудак. Поэтому, в принципе, не питаю к нему негативных чувств, как к предыдущим мужчинам подруги. Но вот загвоздка — его я вообще не ждала.

— Я надеюсь, — подхватывает Эмили, аккуратно взяв Генри за локоть, — ты будешь не против, если Генри тоже поглазеет на красивых девушек с шикарной фигурой в коротких платьицах. — Она усмехается и смотрит на мужчину, ожидая от него чего-то.

А тот, похоже, знает чего, поэтому почти шепчет:

— О боже, почему ты не сказала, что тоже наденешь короткие платьица?

— Дурак! — смеется она и еще сильнее обнимает Генри, а тот целует ее в лоб.

Я засматриваюсь. Они все-таки так гармонично смотрятся вместе — кажется, теперь она на самом деле счастлива, как и он. Вспоминаю, как предвзято относилась к Генри, когда он был впервые упомянут в речи Эми. Не думала я, что все зайдет так далеко.

— Ладно, ребята, — развожу я руками, почувствовав себя немного лишней — хотя и ловлю себя на мысли, что это хорошо. — Пойдемте, показ уже начался.

После я провожаю тех прямо к сцене, по пути отвечая на вопросы о том, когда будет наша коллекция, что там будет и обещают ли небольшой фуршет. На все я отвечала «да», попутно строча Глории эсэмэски о том, что да, я положила на всякий случай в коробку булавки. Боже, когда это все закончится?

Когда мы заходим внутрь, уши вновь прорезает музыка, сменившаяся уже на более интенсивную — и по подиуму начали расхаживать худые девушки в спортивных костюмах. Следующая темнокожая модель была одета в кислотно-зеленый спортивный костюм, у которого есть отверстие для груди. Мы с Эми успели пошутить на эту тему в то время, как Генри заглядывался на мою подругу — а я заглядывалась на них.

После выходит полноватая девушка с темными волосами, представляющая какой-то незнакомый бренд, который делает спортивные костюмы для разных комплекций.

— Почему вся одежда темная? — спрашивает Эми, легонько ткнув меня плечом.

— Ну, может, потому, что черные оттенки визуально стройнят, — пожимая плечами, отвечаю я.

Эмили, кажется, смеется, после чего произносит:

— Скажу Генри, что с этих пор я готка!

Сдерживаю смех, когда к нам приближается камера, снимающая тут все вокруг. Посмотрев на Генри, замечаю, как он все так же увлечен совсем не показом. Интересно, как он согласился пойти сюда?

После мы продолжаем наблюдать за подиумом, по которому расхаживают молодые модели. Кажется, все идет даже очень хорошо, и я надеюсь, что и закончится так же, потому что столько сил было приложено этому, что потерять возможность так хорошо пропиариться — было бы слишком обидно. Я пытаюсь не прерывать своим восхищением происходящим разговором с Эмили, с которой постоянно перешептываюсь, комментируя практически каждый шаг моделей. Вот сейчас я говорю ей о том, как криво подшит подол платья, которое само по себе выглядит не очень. Она кивает, наверняка заприметив неровность в ткани. И как такое пропустили на подиум?

Вскоре мы подходим к уже полупустому фуршету, на котором осталось приличное количество еды. Я беру пару тарталеток и маленьких бутербродов, жадно поглощая их, так как почти даже не обедала. Эмили же берет совсем немного себе и Генри — предполагаю, что перед показом они поужинали.

— Ну и как Генри? — спрашиваю у Эмили, пока ее спутник сидит в другом конце зала. — Как ты вообще его притащила сюда?

Она улыбается и пожимает плечами, откусив тарталетку.

— Ну, на самом деле он сам предложил! В последнее время у него много работы и мы видимся реже. А сегодня как раз смог выбраться. Но я же не могла бросить тебя здесь одну, поэтому Генри предложил сходить со мной. Так сказать, убьем двух зайцев одним выстрелом!

Я ничего не отвечаю, лишь улыбаюсь и вновь думаю о Генри. На самом деле я просто настолько привыкла относиться к новым ухажерам Эмили максимально несерьезно, что сейчас осознать важность Генри и его адекватность — крайне необычно для меня. Но похоже, пора привыкать, потому что в какой раз я утверждаюсь в том, что он — не так уж и плох.

Когда мы возвращаемся на свои места, Эмили, словно птенчику, отдает весь улов своему спутнику, за что тот благодарит ее, взяв за руку. А я же продолжаю оценивать образы, сравнивая их, и понимаю, что наша коллекция ничуть не хуже.

Спустя минут десять вспоминаю про Франческу, которая осталась в бутике, но обещала спуститься, как только сделает какую-то работу, полученную от начальницы Глории — которая, кстати, находится за кулисами, контролируя весь процесс и не желая выходить наружу, будто по пути растеряет все знания. Мне становится как-то душно и, предупредив Эми и Генри, пытаюсь незаметно выйти из помещения.

В этом месте немного лучше — не так душно и жарко, хотя и тут людей, любопытно заглядывающих в соседнее помещение, достаточно. Решаю немного размяться и выпить стакан холодной воды из кулера. Горло освежается, и я чувствую себя лучше. Вибрирует телефон.

«Ну кка ты тма? У мня вме арекосно! Соер ужн в говнр!» — приходит мне «пьяная» эсэмэска от Джека, который сегодня сдал последний экзамен.

Он знает, какое мероприятие сегодня проходит, но я сама попросила не ходить сюда, особенно зная, что он будет праздновать сдачу сессии. К тому же сегодня не тот день, когда я могу снова обниматься с ним, воркуя так, как делала это несколько дней назад.

Я думала над тем, что с ним делать. Думала и поняла, что это чертовски сложно. Он мне нравится — очень нравится. Мне легко с ним и, кажется, этот парень обладает большими перспективами, несмотря на то что тот младше меня, за что нравится мне еще больше. Даже его студенты-друзья мне приглянулись, хотя такой исход был ой как маловероятен.

Но а как же Алекс? Я тоже его люблю — другой любовью, которая не сравнится с чувствами ни к одному мужчине. Он как запретный плод, отчего тянет сильней. А страх того, что я могу его потерять, заставляет сердце и тело тянуться к нему, как к магниту. У нас слишком большая связь, чтобы не думать об этом. К тому же сейчас Алекс наконец перестал считать наши чувства чем-то незаконным, аморальным и непринципиальным — теперь он целует меня желанно, не борясь с самим собой.

В один день я ощущаю губы Джека, а потом этими же губами позволяю целовать Алекса. Знаю, что это чертовски неправильно, но... ничего не могу с собой поделать.

А спросить у Алекса, знает ли он про Джека, я боюсь. В прямом смысле боюсь, словно тот меня отругает! Я не хочу терять ни одного из них, а как это сделать — не знаю. Поэтому отвлекаюсь всеми мыслями на свете — от того, что заказать из ресторана, до того, какого цвета купить бомбочку для ванны. И это помогает.

А еще больше отвлекает мысль, какой великий план мы придумали с Алексом для сегодняшнего дня. Надеюсь, этот день все решит — мне страшно, сердце не успокаивается и колотится как бешеное! Но сегодня мы должны покончить с этим, хотя даже не верится, что так близки.

И надеюсь, ничто не помешает.

«Джек, да ты пьяный! А ну-ка не наделай глупостей!» — пишу я, пытаясь подавить улыбку, на которую так странно реагируют прохожие.

«Нееееь, кауон птянй? Я стеклый как трезвышко, Венерроора!» — приходит спустя минуту.

Я заливаюсь хохотом, отвернувшись от любопытного ребенка, который рассматривает меня.

«Давай без приключений, Джек. Ладно, веселись, мне пора»

«Покаа5аа, мля учтелбгицка! Жаль, чтол тебья здкуь гет. Цнлуб*(0»

Прочитав, я на мгновение задумываюсь, перечитывая сообщение Джека ни один раз. Не разобрав некоторые слова, просто отвечаю: «Целую» и убираю телефон, убедившись, что тот прочитал.

Уже предвкушаю, как он будет жаловаться мне на утро на сильное похмелье. Надо заранее приготовить шутки для его состояния!

В один момент мне становится максимально нехорошо — то ли от волнения, то ли от голода, который не укротили даже тарталетки. Поэтому, пытаясь ровно дышать, выхожу на улицу, жадно вдыхая слегка влажный воздух — не так давно шел ужасный ливень, из-за чего я не добежала до ближайшей кофейни, так как зонт оставила дома. Зато сейчас озон чувствуется так приятно и умиротворяюще, что я сомневаюсь, стоит ли мне возвращаться так быстро? Впереди еще перерыв, который можно пропустить...

Но не успеваю я и подумать об этом, как вдали улицы, среди густых деревьев вижу знакомый силуэт, который, конечно же, узнаю везде. Алекс идет размеренно, будто хочет прочувствовать каждое прикосновение стоп, его руки спрятаны в карманах — со стороны он кажется обычным прохожим, идущим домой, где его ждет любимая женщина, приготовившая ему вкусный ужин и новость о том, что беременна. Со стороны он кажется простым привлекательным мужчиной, который имеет за спиной свое человеческое прошлое, а дома у него плазма и футбол. Он кажется совершенно обычным человеком, но только я знаю, что это Алекс — мой хранитель земных душ.

Тот видит меня, наверняка идет именно сюда, всеми силами делая вид, будто это не так. Я же медленно перехожу узкую дорогу к другой стороне улицы и просто стою — кажется, будто я просто чего-то жду, оглядываясь по сторонам. И я жду.

Мы встречаемся взглядами — его зеленые глаза! Боже, я никогда не смогу забыть их! Они одинаковые, но в них всегда столько эмоций, отчего я забываю, что Алекс не человек. И каждый раз правда режет меня изнутри, ведь все могло бы быть так просто, а в действительности все настолько сложно, что мы сами не знаем, что будет дальше.

Но сегодня мы должны встретиться, потому что ждали этого дня слишком долго. И это ожидание так же долго убивало нас. Да, нам страшно, мы боимся поражения, но лучше проиграть, попытавшись, чем проиграть, испугавшись.

— Алекс, — почти шепчу я, когда хранитель останавливается напротив.

Сегодня он кажется несобранным — растрепанные волосы, слегка мятая одежда. И лишь в его глазах и походке читается та уверенность, которая однажды поразила меня.

Без слов Алекс крепко прижимает меня к себе, уткнувшись мне в волосы, словно потерянный и беспомощный. Он просто обнимает меня, так неожиданно крепко и нежно, что я теряюсь на мгновение, но потом отвечаю тем же. Кажется ли мне это или я просто напридумывала себе? Но между нами сейчас такая связь, какой не было раньше. Несколько недель назад Алекс никогда бы не позволил себе обнимать меня так, целоваться и все остальное — тогда он отрицал все проявления его чувств. Не знаю, что изменилось с тех пор, но теперь мне так приятно и спокойно прижиматься к его груди, зная, что он хочет этого.

И вот мы просто стоим посреди улицы, обнимаясь, как обнимаются перед разлукой — отчаянно и крепко. Но мы не прощаемся, а скорее подбадриваем друг друга перед сегодняшним днем, который наступил утром. Хотя я уверена, каждый из нас спал неспокойно этой ночью.

Спустя какое-то время мы прекращаем объятие и садимся на скамейку. Чувствую, как надежно Алекс сжимает мою руку.

— Как ты? — спрашивает тот, заглянув мне глубоко в глаза, отчего я почти теряюсь.

Но нахожусь, посмотрев на даль улиц Сиэтла.

— Странно, — поджимаю губы я. — Не думала, что этот день наступит... Ну, в смысле, я надеялась, очень — но теперь так необычно, что еще чуть-чуть и все закончится.

Алекс медленно кивает, не сводя глаз. И все закончится...

— Это хорошо, Венера. Главное, чтобы ты смогла это пережить.

— Ты сам говорил, во мне есть сила, о которой я не знаю. Может, именно сегодня я пойму, о чем ты говорил?

Ближе двигаюсь к Алексу, почувствовав, как холод начинает атаковать мое тело — в первую очередь ноги.

— Ту силу ты никогда не узнаешь, — шепчет он, впервые отведя взгляд куда-то вверх. — Я тоже о ней не узнал. Но ты можешь обрести новую — в этой жизни.

Его голос звучит слишком трогательным, слишком грустным и неимоверно болезненным, словно это не просто слова. Раньше он довольно часто говорил так, и я каждый раз задумывалась над тем, что в этот момент лежит у него под сердцем.

— Что ты имеешь ввиду? — спрашиваю я, после чего Алекс вопросительно смотрит на меня. — Просто бывают такие моменты, когда ты говоришь о чем-то грустном... Но я не знаю о чем. И почему-то мне кажется, что ты говоришь об одном и том же.

Хранитель грустно опускает глаза. Чувствую, как его рука слабеет, и я буквально ругаю себя за то, что вообще завела эту тему. Сейчас совсем не время ковырять старые раны!

Но к моему удивление, тот отвечает:

— На самом деле тебе не следует знать об этом, правда... Но... Я помню тебя — помню Нильвию. — Его глаза наливаются слезами, и я молюсь, чтобы они не потекли, иначе и мои слезы вырвутся наружу. — Она была прекрасна. Это было давно и далеко отсюда, но... Она просто сдалась. Взяла и сдалась, хотя впереди у нее было настолько светлое будущее, что даже солнце бы позавидовало... И с тех пор я боюсь, что ты совершишь ту же ошибку. Просто, пожалуйста, не сдавайся.

Я медленно обнимаю того за локоть, буквально прижимаясь к его телу. Хочу почувствовать его, хочу успокоить, хочу просто быть рядом.

Боже, Нильвия... Неужели с моей душой было такое? Неужели когда-то я сдалась так быстро? И неужели за всем этим смотрел влюбленный Алекс, который так дорожил мной?..

Я пытаюсь найти в его глазах спокойствие, которое всегда находила, будто в детстве в словах мамы. Но сейчас он сам как на иголках. Кажется, вот-вот сорвется и просто не сможет. Похоже, в этот момент мы меняемся местами, потому что сейчас именно я успокаиваю дрожащего Алекса, который так отчаянно обнимает меня, что это разрывает мою скорбящую душу на миллионы частей.

Когда он разжимает кулак, вижу на его ладони четыре кровавых следа в форме лунок. Я вновь обращаю к его лицу свой взгляд — боже, он так потерян, его разрывает от жалости и скорби. Похоже, это было давно, но рана все еще кровит...

— Алекс, это было давно, — медленно говорю я, взяв его лицо в свои ладони, чтобы тот перестал мотать ею. — Ты же сам говорил, как я с тех пор выросла. Нет больше Нильвии... — неуверенно произношу я, надеясь, что не ошиблась в звучании довольно сложного и необычного для меня имени. — Есть я — Венера Эстер, которая никогда не сдастся и не бросит своего хранителя. А теперь давай просто успокоимся, хорошо? — Тот кивает, наверное, до сих пор собираясь с мыслями. На его щеках нет слез, а вот на моих... Алекс аккуратно вытирает их, неискренне улыбнувшись — кажется, так он хочет смягчить обстановку. — Вообще, зря я это начала... Прости.

— Не надо. Я понимаю тебя, — качает он головой и облокачивается о спинку скамейки. — Лучше все-таки расскажи, как ты. Слишком быстро мы поменяли тему, — улыбается он.

Неужели даже в такие моменты он беспокоится обо мне?.. Порою этот хранитель сводит с ума!

— Я... Ну... Раз ты рядом, значит, нормально... Правда, с тобой я боюсь этого меньше, — признаюсь я — искренне и по-настоящему, потому что, как ни крути, он в огромной степени обеспечивает мою безопасность.

К тому же провернуть сегодняшний наш план поможет только он.

— Я хотел узнать, уверена ли ты? В твоем праве передумать, потому что я понимаю, как... как это сложно и непонятно.

Алекс и вправду допускает мысль, что я передумаю? Что я откажусь от возможности спасти его — тем самым и себя — и просто потеряю его? Даже если мне придется собственноручно убить этого хранителя — я сделаю это, потому что не готова вот так вот отпустить Алекса, которого уже теряла.

— Но от этого зависит, можно сказать, твоя жизнь, твое тело, которое я не хочу терять. — Сжимаю руку крепче, чувствуя, как его ладонь слабеет, расслабляется. — А если вопрос в этом, значит, я готова, поверь... К тому же этот чертов хранитель так долго морозил меня, а теперь, зная, кто это, я готова на все.

— Это сложней, чем ты себе представляешь.

На фоне громко кричит какая-то птица, отчего я смотрю назад: на спешащий в ночь город, который погружается во тьму — постепенно, пробуя на вкус закат.

— Ну, не сложней того будущего, которое нас ждет... Ты же думал над тем, что будет после?.. Как мы будем после?

Алекс закусывает губу. Знаю, что эта тема слишком тяжела и непроста, чтобы обсуждать ее вот так — в произвольной беседе на скамейке среди кучи прохожих, которым нет дела до парочки, обнявшейся так, будто впереди у них много времени – на любовь, семью и жизнь.

— А что ты думала? — спрашивает хранитель, заинтересованно взглянув на меня.

А думала ли я?

— Ну... Я думаю, что все будет хорошо, Алекс. Нам ничего не будет мешать, и мы будем жить... Ну знаешь, типа, вместе. Не хочу больше скрывать все это, что есть и будет между нами. К тому же когда я буду всегда рядом с тобой, тебе будет проще быть моим хранителем, — слишком инфантильно произношу я, отчего, конечно же, Алекс тяжело вздыхает.

Знаю, что все не так просто. Знаю, что, скорее всего, меня ожидает много боли, разочарований и одиночества. Знаю, что все будет не так, как я описала секунду назад. Но мое человеческое и безумно хрупкое сердце надеется на будущее с Алексом. С моим хранителем, который так верно следует за мной.

— Я ожидал услышать в твоем будущем Джека.

Кашель прохожего впереди сотрясает воздух. Я аккуратно отстраняюсь от Алекса, будто бы на его месте сидит кто-то другой. Ожидаю увидеть в его глазах такое же удивление, как наверняка в моем взгляде, но тот лишь спокойно смотрит на свои руки, даже почти не моргая, словно просто сидит на скамейке в разгар легкой прогулки.

— Что? Как... Как ты...

Сказать, что я в шоке — ничего не сказать, потому что была уверена, что он не знает о Джеке. Но похоже, лишь делал вид.

— И давно ты знаешь? — уже более спокойным голосом спрашиваю я, смирившись с тем, что от Алекса ничего не скрыть.

— Нет. Но знаю... Венера, он правда хороший парень. Почему ты не хочешь дать ему шанс?

— Что?

Он специально делает это именно сейчас, когда я так уязвима? Когда мои глаза прикрывает пелена надежды — надежды на то, что все будет хорошо? Что Алекс сможет совладать со своими принципами, сможет любить меня так, как делал бы это будучи человеком. Хотя в глубине души я понимаю, что это почти невозможно — ведь наступит день, когда я умру и все забуду... Но что-то внутри заставляет отчаянно бороться за нереальное.

— Венера... Боже, — вздыхает он, спрятав ладони в руках, после просто облокотившись о спинку скамейки, не сводя с меня глаз, — понимаю, я понимаю, что это тяжело. Поверь, мне не легче, особенно отговаривая тебе от того, чего хочу больше всего... Я привык думать о тебе — и никогда не жаловался. Но теперь, прошу, позволь мне подумать о себе: когда-то Венера Эстер умрет, забудет о хранителе Алексе — и в следующей твоей жизни я не позволю тебе снова окунуться во все это! Так будет несправедливо, даже если ты сама этого захочешь... Я полюбил Венеру Эстер. И жить в будущем, где она будет другой и где не будет помнить меня — просто мучение...

Я почти плачу. Слезы почти вырываются наружу — снова. Но я держусь, потому что должна. Сегодня не время плакать. Время возмездия.

— И я не хочу снова подвергать тебя...

— Алекс! — восклицаю я, сделав надменную улыбку, которая выражает совсем другое чувство. — Знаешь, ты прав. Сейчас это слишком сложно... Давай просто сделаем то, что сделаем, а все остальное — подождет. У нас еще будет время, ведь так? — говорю я, решив перенести этот сложный разговор на потом.

Это сейчас наилучшее решение, потому что нас ждут другие переживания. Совсем другие.

Алекс кивает, встав со скамейки и предложив мне руку.

— Но ты подумай о Джеке.

Ничего не отвечаю, просто встаю, нежно и жадно сжав его ладонь.

— Ну что, идем творить справедливость и вернем наше честное хранительское имя? — спрашивает Алекс, обретя даже некий азарт, словно в нашей ситуации это уместно.

Я киваю, скрывая свой страх за легкой улыбкой. Сердце бешено колотится, и даже темнота улиц и редкие капли дождя не помогают вернуть меня в ту реальность, где я стою у входа в здание с Алексом, ловлю момент в ожидании чего-то страшного.

Но всегда приходит время, когда правда становится ложью — а ложь, как правило, всегда всплывает на поверхность.

***

Поднявшись по крутой лестнице и чуть не сломав себе ногу, я спешу в наш бутик, окруженный кромешной темнотой закрытых магазинов — и лишь легкий свет внутри проявляет признаки жизни. Захожу внутрь и вижу Франческу, разбирающую какой-то хлам.

— Черт, там Глория рвет и мечет — ты должна была ей принести какой-то чехол для платья! — нервно говорю я, опасаясь гнева нашей начальницы, которая сегодня особенно на взводе.

Девушка удивленно моргает, словно впервые слышит об этом, и поднимается на ноги, оставив хлам на полу. Франческа забирает за ухо черные волосы и, нахмурившись, ставит руки по бокам.

— Она мне не говорила, что понадобится чехол.

Я закатываю глаза, раздраженная наивностью коллеги, которая знает Глорию лучше меня.

— Как будто Глория всегда предупреждает о своих нежданных идеях! — размахиваю я руками.

Девушка удаляется, а я рассматриваю бутик — в таком необычном для меня состоянии: вещи на полу разбросаны, какие-то коробки и пакеты, неаккуратно сложенные в углу, темнота заглушает обычную кокетливость этого места. Даже на миг заглядываюсь на всю эту атмосферу, отдаленно слыша музыку снизу, после приходит Франческа, держа в руках пару чехлов.

Замечаю, что сегодня она одета как на работу, будто у нас не показ мод, а очередное заседание.

— Нужно отнести это Глории. — Та протягивает мне чехлы. — Нет! — восклицаю я. — Иди сама! Я была уже там раза три — и, знаешь, чтобы жизнь малиной не казалась, тебе тоже следует там побывать.

Та пожимает плечами, даже нисколечко не возразив, на что я рассчитывала — иногда поражаюсь спокойствию этой девушки.

Но только потом я узнала, насколько все непросто.

Она стучит каблуками по полу, ее шаги обычные, размеренные, но только я читаю в них истинное раздражение похуже моего.

И все бы ничего, если бы не...

— Франческа! Погоди, а ты не хочешь мне ничего сказать?

Она останавливается. Беззаботно и любопытно, не понимая, к чему я клоню.

— Например?

Она стоит спиной, будто боится посмотреть на меня.

— Не хочешь ли ты мне сказать, что это ты, ты гребаная сука!

Франческа лишь разворачивается — медленно, плавно, растягивая момент, которым так сильно наслаждается. Улыбка поражает своей кровожадностью и безразличием.

Ее голубые глаза заставляют меня буквально окаменеть под ее дулом взгляда.

— Неужели эти два идиота догадались своей тупой башкой?! — восклицает та, сделав еле видный реверанс.

За ее спиной появляется Алекс.

Теперь эти два идиота собираются ее уничтожить.