27 глава
Кажется, я буду вынужден разбить ее сердце...
Я сижу с Брюсом в кафе, слушая его быструю речь и терпя манеру иногда растягивать гласные. Внутри все сжимается, потому что я чувствую, что он что-то знает. Что он знает какой-то секрет. И это не просто легенда, о которой можно забыть — кажется, это что-то серьезное.
— Слушай, Алекс, это очень серьезно, — словно читая мои мысли, произносит Брюс. — То, что я узнал, в голове не укладывается... Но это правда. Мастер Кертон имеет правдивые источники. И эта информация стоила мне немало. Но ради тебя, друг...
— Так выкладывай же! — уже выдаю себя дрожащим голосом.
Конечно, Брюс давно понял, как мне страшно. Я переживаю, словно парнишка. Но когда что-то касается Венеры, я почти всегда такой.
— Алекс, обещай, что ты не выйдешь отсюда, когда услышишь то, что я скажу тебе. Обещай принять это и жить с этим. И вскоре просто разобраться, ладно?
Меня уже начинает раздражать Брюс, но я себя знаю — скорее всего, я так и сделаю, потому что уже мечтаю сбежать из этого тесного кафе, в котором занято пара столиков.
— Брюс! — еще настойчивей сквозь зубы говорю я, сделав глоток кофе, который даже не успокаивает меня. Лишь напрягает.
— Дело в том, что Венера... Алекс, она была твоим хранителем, когда ты был человеком. — В ушах начинает гудеть, отчего я слышу только речь Брюса — но так тихо и неразборчиво, словно сижу в бочке. — Мастер Кертон сказал, что это почти невозможно, но скорее всего, это подстроено специально. Кто-то хотел, чтобы вы просто поменялись местами...
Нет. Не может быть. Так вот в чем дело. Вот почему все это ТАК.
Кажется, я готов упасть в обморок, хотя прекрасно понимаю, что не могу этого сделать. Меня словно окатывает холодной водой — теперь я понимаю, почему люди часто так говорят. Не хватает воздуха, и я стремлюсь выбежать отсюда, но сижу, сжимая кулаки и испепеляя взглядом Брюса, который так внимательно смотрит на меня.
Я же прокручиваю его слова в голове, думая, как это возможно? Господи, Венера была хранителем?! Моим хранителем! Это похоже на шутку, но, кажется, Брюс совсем не шутит.
— Как такое возможно, Брюс? Это же...
— Нереально, да, — соглашается хранитель, отчетливо кивнув. — Кертон рассказал мне, что на самом деле был такой случай — кажется, даже два. — Я навострил уши, требуя объяснений, так как слышу такое впервые и сейчас в голове у меня полная каша. Чувствую себя полноценным ни хрена не понимающим человеком. — Такие случаи не изучены, даже высшие хранители утверждают, что это бред, потому что, по законам Вселенной и равновесия, душа и хранитель не могут поменяться местами... Но в тех случаях одновременно умирала и душа, и хранитель — ну, его тело. Но тело хранителя погибает первым... И в момент, когда их души уходят из тела, они, можно сказать, соединяются. Ведь неправильно, когда так происходит, сначала всегда умирает земная душа, а хранитель уже тогда, когда душа выйдет из тела.
Я вспоминаю все те прошлые жизни Венеры. Каждый раз, когда она умирала, я был рядом, провожая ее и прощаясь, но всегда знал, что встречусь с ней снова. Я гладил ее тело, мои слезы капали ей на щеки, иногда лишь я один провожал ее в мир иной. И так было всегда — еще не было такого, когда бы я не был с ней в момент ее ухода.
— То есть ты хочешь сказать, что нас кто-то убил, а потом Венера стала человеком, а я хранителем? Это как так, Брюс? — Я немного злюсь на него, хотя знаю, что он здесь не причем. Но злость и непонимание настолько смешались во мне, что я не вижу разницы.
Мой собеседник вздыхает, наверное, собираясь с мыслями. Ему тяжело, я это вижу, но даже не хочу смотреть на себя сейчас, примерно представляя, сколько эмоций на моем лице.
— Алекс, я не знаю, правда. Но наверное, твоя душа была готова стать хранителем, а Венера не хотела им быть — некоторые хранители ведь принимают решение снова стать человеком, это не секрет. Видимо, так случайно получилось и вы поменялись.
— Ты говоришь, что это случайность, но как такое может быть, если пару секунд назад говорил, что это все спланированно?
— Я что, высший хранитель тебе? — шипит он на меня, прибавив тон в голосе, но снова переходит на шепот, понимая, что мы здесь не одни: — Алекс, я могу лишь предполагать... Твои приступы. Ты же знаешь, что это хранитель тянет из тебя все силы. Так может, это тот самый, который убил вас? Может, вы чем-то насолили ему и теперь он мстит? Может быть сотня теорий, но самое главное то, что Венера была твоим хранителем, поэтому у тебя проблемы со стиранием ей памяти, — медленно заключает Брюс, разжевывая для меня каждую букву.
Но я до сих пор не могу понять этого. Моя голова до сих пор трещит от такого избытка информации. Наверное, об этом можно написать книгу! Я бы сделал это, да жаль, что у меня нет фантазии, как у нормального человека. Да и к тому же за это меня могут покарать небеса.
— Память?.. Почему из-за этого я не могу стирать ей память?
— Ну, Кертон сказал, что связь не дает этого сделать. Когда Венера была хранителем, она имела эту силу — и осадок остается даже в земной жизни. Считай, у нее которые антитела на это. И они с каждой жизнью становятся сильней.
— И что, она теперь никогда не забудет меня? — спрашиваю я, не зная, хочу ли вернуть эту способность или же нет. Хотя было бы проще, если она забудет меня и все. Но теперь я думаю, что сам не смогу без нее — без нее такой, знающей и любящей.
Брюс пожимает плечами.
— Антитела не вечны даже здесь. Рано или поздно, Алекс, все вернется.
— Получается, — говорю я, вздохнув. Слова Брюса режут меня изнутри, и я пытаюсь собраться. Я должен сделать это не только ради себя и здравого смысла. — Получается, что какой-то хранитель убил нас с Венерой одновременно, чтобы мы поменялись ролями — и тот знал, что, возможно, ничего не получится, но пошел на этот риск. Венера же стала человеком, потому что ей было слишком тяжело в этой роли и она была готова. Моя же душа была готова стать хранителем. И в момент нашей смерти наши души каким-то образом стали единым целом, отчего теперь хранитель я, а Венера земная душа. И у нее есть антитела, из-за которых я потерял способность стирать ей память — и черт его знает, когда я снова обрету эту способность, — говорю я медленно, безэмоционально, будто читаю скучный учебник. — А еще тот самый хранитель, который убил меня и Венеру, теперь сосет из меня силы, чтобы я просто подохнул. Причина — неизвестна. Кто он — неизвестно... И с этим ты мне предлагаешь дальше жить?
Брюс сочувственно смотрит на меня, наверное, прекрасно понимая, в какой я дерьмовой ситуации. Чувствую себя Венерой, если честно. Тайны хранителей, о которых не знает даже сам хранитель — уму непостижимо!
— Расскажешь об этом Венере? — спрашивает Брюс, не комментируя мой итог, который поражает нас обоих.
Я вздыхаю. А нужно ли ей это знать? Могу ли я позволить себе снова обрушить на нее информацию, с которой даже я не могу разобраться? Нахожусь сейчас в таком ступоре, в котором никогда не был. Кажется, это мировая тайна — но это происходит со мной, поэтому теперь она и моя.
Сам не знаю, что делать с этой информацией. Венера так отчаянно пытается найти хранителя, который вредит мне — и ей, хотя она этого пока не понимает. Надеюсь, что я найду выход, к которому всегда подбираю ключ.
— Не знаю... Она должна это знать, я прекрасно понимаю — особенно когда мы теперь одна команда. — Я усмехаюсь от этой нелепости. Подумать не мог, что эта земная душа когда-то будет ко мне так близко. — Но пока я ничего ей не скажу, потому что сам не понимаю до конца, что узнал.
Брюс понимающе кивает, видимо, соглашаясь. Наверное, он поступил бы так же.
— Она не так давно узнала о тебе, ей ни к чему новые потрясения, Алекс... Дай знать, если я могу тебе помочь.
— Спасибо, — искренне благодарю я. Это меньшее, что я могу сделать, но тот знает, что мы сочтемся.
После я ухожу с тяжелой головой на свежий воздух. Обычно он помогает мне прийти в себя, в чувство, но сейчас кислород совсем не ободряет мое тело. Я по-прежнему хочу упасть на асфальт, просто посмотреть в небо и найти там подсказку, как делает это моя Венера.
Но вместо этого я иду домой, размышляя. Кажется, и сегодня не смогу заснуть, думая над тем, что делать дальше. Думая о Венере, которая сейчас наверняка работает в бутике, вспоминая о наших встречах.
Но смогу ли я когда-нибудь рассказать ей об этом? Кажется, это не скажешь не под каким предлогом. Слишком много правды и тайн, которые так тяжело принять и понять. Знаю, эта безумно красивая девушка с голубыми глазами скажет, что она сможет выдержать все — и это правда. Уверен, она попытается принять это, попытается разбить ограничения ее человеческого разума. И я искренне верю, что так и будет и мы найдем выход.
Хотя что-то подсказывает мне, что этот выход не устроит Венеру, которая намерена никогда не забывать меня.
Кажется, я буду вынужден разбить ее сердце...
Но сейчас я сяду в кресло и буду думать. Просто думать о том, что случится.
***
Воздух сгущается, мне трудно дышать, и я просто пытаюсь мыслить, хотя это трудно дается, услышав от Алекса те слова, которые так громко прозвучали в тишине уличных фонарей. Он делает паузу, в течение которой я смотрю в его глаза — они огромные, в них страх и шок — и стараюсь понять, что это значит. Но мой человеческий разум отказывается принимать эту информацию.
— Что?.. — шепчу я, даже не пытаясь спросить что-то дельное.
Алексу так же страшно, как и мне, хоть он и держится, сжимая кулаки, которые скоро станут синими. Наверное, он сейчас подбирает слова, чтобы я смогла все понять. Или же думает, в какую сторону убежать, оставив меня одну с сотнями мыслей?
— Я знаю, Венера, это безумно сложно, — тяжело говорит он, слегка обняв меня, отчего я чувствую себя будто под куполом, в безопасности, — но это так... Когда я был человеком, жил земной жизнью, у меня тоже был хранитель — это была ты.
— Но как это возможно? — поражаюсь, пытаясь найти в зеленых глазах Алекса сарказм, потому что все еще надеюсь, что это шутка.
Но кажется, мы в реальной жизни и Алекс совсем не шутит.
— Помнишь, я говорил тебе, что хранитель в любое время может стать человеком?.. Наверное, ты просто не выдержала, тебе было слишком тяжело — и я тебя понимаю. Это самая неблагодарная работа, поэтому неудивительно, что ты приняла такое решение — ты просто стала снова человеком, заново проходя свою миссию...
— Но как я смогла бросить тебя?
Неужели я в прошлом и правда поступила так с Алексом, бросив его, когда тот так нуждался во мне? Как я смогла покинуть его в то время, как мой хранитель со мной даже сейчас — когда все идет не так? Поверить не могу, что я поступила так безобразно и жестоко.
— Не кори себя, Венера. Это твой выбор. Возможно, ты знала, что я уже был готов стать хранителем, поэтому понимала, что не бросишь меня, а отправишь в светлый путь? Когда ты ушла, моя душа уже была готова стать хранителем.
— А что значит «нас убили одновременно»? Что еще за сбой?
Алекс делает небольшую паузу, слышу его тяжелый вздох над ухом. Чувствую, как мои ноги начинают мерзнуть, но кажется, даже если они окоченеют, я продолжу сидеть здесь и слушать хранителя.
— Дело в том, что не должно быть так. Мы не должны меняться. По закону Вселенной, я не должен был стать твоим хранителем — это невозможно. Но это случилось — и это чей-то спланированный план, Венера... Есть теория, что если убить хранителя и его душу в одно и то же время, их души, можно сказать сольются, станут единым целом, отчего они никогда не расстанутся... Видимо, кто-то хотел, чтобы мы были вместе, поэтому прибегнул к этой теории... Хотя, похоже, это уже даже не гипотеза.
Кажется, я даже не моргаю, так внимательно слушая Алекса, который пытается разжевать каждую мелочь — и правильно, потому что пока для меня все тайны хранителей не совсем понятны.
— Поэтому ты не можешь стирать мне память? — достраиваю я цепочку, пытаясь влиться в его историю.
— Да. Это сбой, коллапс! Этого не должно было быть. Но кто-то хотел этого, все спланировал и сделал... Потому что проблемы со стиранием памяти были и в прошлых жизнях, я до последнего не понимал, что это. Но потом рождается Венера Эстер и переворачивает все на свете.
Алекс улыбается, надеясь на мой ответ, но я не могу ответить ему улыбкой, потому что эта информация сбивает меня с ног, на которых я сейчас не стою. Он живет с этой информацией не один день, наверное, поэтому ему легче воспринимать ее, но моя голова сейчас взорвется. И я еле держу слезы, потому что готова расплакаться от своей безысходности в этой ситуации.
— Боже, это ведь... В голове не укладывается.
— Я знаю, это сложно, но поэтому у нас такая связь. Мы связаны даже не кровью, а следами души — связи сильней Вселенная еще не придумала.
Я пытаюсь представить себя в роли хранителя. Неужели я так же следила за душой много веков, защищая и охраняя земного Алекса? Так же заботилась о нем и выла внутри от боли, потому что не могла нормально даже поговорить с ним? Наверное, мне так же было тяжело каждый раз, когда я провожала Алекса к смерти. Но я даже представить не могу всего этого! Как так могло случиться?
В голову врезаются мысли, которые крутятся с момента знакомства с Алексом. Я же так часто представляла, какого ему и какового вообще быть хранителем, совсем не подозревая, что когда-то имела такую же участь. Самое смешное, что я никогда не хотела оказаться на его месте, восхищаясь смелостью и силой хранителей, которые вынуждены любить душу, а она их даже не помнит. Я всегда думала о том, что ни за что не буду хранителем, потому что не смогла бы так. Может, все это время во мне говорила не Венера, а тот хранитель, покинувший Алекса?
Видимо, я так любила жизнь, что пренебрегла развитию.
— Моя душа была хранителем... Поверить не могу, — мотаю я головой, до сих пор до конца не осознавая всю ситуацию.
— Это тяжело даже для меня, так что просто побудь с этой информацией, потом ты привыкнешь.
Я понимаю, что Алекс прав. Это не просто теорема по геометрии, а целое открытие, в очередной раз перевернувшее мой мир.
— Ты сказал, что это кому-то надо было. Ты знаешь кому? — спрашиваю я, заглянув в глаза Алекса, который разглядывает мои дрожащие ноги, словно ему больше некуда деть взгляд.
— Подозреваю, что тому хранителю, который вытягивает из меня силы, — пожимает он плечами. — Видимо, это был его план.
— Боже, но зачем? Что мы такого сделали?
— Кто знает, чем мы ему насолили в прошлых жизнях... Я не знаю, Венера. Вот же черт! — Его лицо искажается в боли, в досаде.
Кажется, у меня дрожат губы и я готова заплакать от страха, который сейчас сидит где-то внутри. До сих пор не могу поверить словам Алекса, хотя даже не знаю, хочу верить ему или нет. Наверное, я должна, потому что мой хранитель никогда не соврет мне. Но что если это неправда?
— Как ты вообще об этом узнал?
— Не переживай, Венера, это не может быть ложью... Узнал я от Брюса, у которого есть, как это по-человечески, связи.
— Какие еще связи?
— Ну, есть хранители, которые знают побольше нашего. Они живут здесь намного дольше, знают того, чего не знаем мы. Это такие старейшины, который выбрали разум, а не развитие или жизнь. На земле их не так много, хотя если честно, не встречал ни одного — и слышал лишь от Брюса... Но меня очень беспокоила эта ситуация, попросил Брюса хоть что-то выяснить — и видимо, не зря.
— Но как эти... старейшины узнали об этом? Как это работает?
Алекс усмехается, видимо, моему любопытству.
— Даже не бери в голову. Эти понятия находятся на другой стадии эволюции человечества. Просто знай, что все, что происходит на Земле, хранится где-то там, в ядре или еще глубже. Наверное, он просто счел эту информацию и все, — слишком неуверенно произносит Алекс.
Я киваю, словно что-то понимаю, хотя в голове такая каша, которую мне никогда не расхлебать. Делаю частые вдохи, пытаясь прийти в себя, но от этого лишь кружится голова, поэтому я перестаю так делать и облокачиваюсь об Алекса. Он такой теплый и уютный, отчего даже эти тайны кажутся меньше. Мне так хорошо в его объятиях, потому что всегда чувствую себя в безопасности, словно в объятиях матери далеко в детстве, когда ее присутствие уничтожало все проблемы.
— Нам нужно продолжать искать хранителя. Теперь мы знаем, что он сделал. Но каковы его мотивы...
— Мы найдем, Венера, обязательно найдем.
Я хочу найти ту частичку веры внутри себя, но она крошится с каждой секундой. Знаю, что сама хотела все знать, но только сейчас понимаю, насколько устала от этого всего. Кажется, мир вокруг меня был таким беспечным, что порою я скучаю по тем временам. Но снова взглянув на Алекса, понимаю, что совсем не жалею о том, что выбрала этот путь. Он неимоверно тяжелый, но я так хочу его пройти! И в такие моменты сомневаюсь в собственной силе, которой, как говорил Алекс, у меня много.
— Почему ты сразу не рассказал мне об этом? — с ноткой обиды спрашиваю я, до сих пор лежа на его плече и слушая размеренное дыхание в попытке успокоить себя.
— Я знал, что это сложно принять. Сам-то когда услышал, не поверил! Просто хотел разобраться с этой информацией, чтобы разжевать тебе потом все, — шепчет тот, нежно проведя по щеке пальцем.
— То есть ты собирался мне рассказать?
Даже не знаю теперь, может быть, и вправду было бы лучше, если бы я узнала это потом? Внутри все болит от этого, но я пытаюсь держаться ради Алекса.
— Нет, — шепотом говорит он. — Но я знал, что когда-нибудь сделаю это. Ты имеешь право знать.
— Это все так сложно, Алекс, — почти пищу я, даже не уверенная, слышал ли вообще меня хранитель. Но он еще крепче обнимает меня, и мы просто молчим, пытаясь совладать с собой.
Я так сильно зажмуриваю глаза — от безысходности, боли и слабости, что из глаз падает пара капель соленых слез, которые даже не вытираю, позволив им течь вниз. Молчу, потому что не знаю, что сказать.
Оказывается, мы оба просто ошибки природы — сбой, который произошел неслучайно. Этот хранитель был всегда с нами, точил ножи у нас за спиной, а мы слепо верили, что наши души встретились неслучайно.
Получается, я была настолько слабой, что решила снова стать человеком. Я оставила Алекса. Просто ушла, выбрав самый легкий путь. Тогда в чем же моя сила?
Получается, за спиной у меня куча земных жизней, где не было Алекса. Куча жизней хранителя, где он меня не помнил. Столько всего, чего я забыла! Мне хочется рвать одежду на себе, узнав эту правду.
Значит, будущее еще более тяжелое, чем мы думали. Мы вынуждены найти хранителя, который так умело прячется от нас, словно призрак. Его мотивы не так просты, и сердце сжимается от страха. Еще страшней, когда я думаю, что может быть с Алексом. Он не говорит об этом, но я могу предположить, что «это» не очень-то и приятное.
Голова разрывается, когда я думаю о том недалеком будущем, если Алекс снова сможет стирать мне память. Как он поступит? Лишит ли меня хранителя? Сможет ли стереть мне память, отчего я снова забуду его, а он больше не почувствует моих прикосновений? Надо быть слишком сильным, чтобы поступить так — и я знаю, он способен на это. Но способна ли я?..
Скатывается еще одна слеза — слеза сожаления, которая утекает прямо в губы. Она такая соленая, что я корчусь. Готова разрыдаться прямо здесь, прямо сейчас упасть на асфальт и просто зареветь! Не представляю, как тяжело Алексу, но мой человеческий разум просто кричит. Я сломлена, потому что не знаю, что делать. Сломлена, потому что на меня обрушилось столько правды. Это слишком тяжело!
Я так долго жила в обычной человеческой жизни, в которой самой тяжелой правдой была измена любимого человека — но даже это на фоне правды хранителя кажется ничтожным. Знаю, что я должна быть сильной и принять эту ношу, раз сама приняла такое решение. Но что если мне нужно время? Просто крупинка времени из этого огромного и бесконечного мира.
Знаю, Алексу сейчас будет больно, как в принципе и мне, но по-другому я просто не могу. Видимо, я не настолько сильна, как думал мой хранитель — либо же моя сила выражается не так, как у всех.
— Алекс, — шепчу я, отстраняясь от него.
Он смотрит на меня так, будто знает, что сейчас я уйду. Его зеленые глаза наполнены горечью и смирением, а мои наверняка слезами. Так тяжело уходить, но я должна сделать это, чтобы вернуться.
— Прости, — снова шепчу я, мотая головой, словно отрицая тот факт, что покину его на некоторое время, чтобы все обдумать. — Прости, Алекс, но я не могу...
Снова начинаю плакать. Боже, эти предательские слезы текут по моим щекам, размывая к чертям собачим макияж! Не хочу плакать, не хочу, чтобы Алекс смотрел на меня такой!
— Просто это тяжело... Правда, дай мне время, Алекс...
Он смиренно кивает и сжимает мою руку так сильно, словно я ухожу навсегда. Но это вовсе не так — я не смогу покинуть его таким способом, ни за что в жизни.
— Я знаю, Венера. Знаю, — говорит он, до боли тяжело разжав мои руки. Смотрит в глаза — так искренне и нежно. Смотрит, прощаясь, провожая в далекий путь. В голове проносится мысль, что так он смотрел на меня все те жизни, когда я умирала.
— Не надо, Алекс, я вернусь. Дай мне время.
Он улыбается — такой жалкой улыбкой, что на миг я решаю остаться. Может, я делаю поспешное решение?
Но всем когда-то нужно время — те самые ночи, когда думаешь о жизни, плачешь об обстоятельствах и скорбишь по ушедшему. Сейчас именно то время, когда я нуждаюсь в этих ночах, поэтому беру каблуки в руки и останавливаюсь, запечатлев лицо Алекса. Такое красивое и спокойное — именно таким я буду помнить его всегда. Но к счастью, увижу того еще сотни раз, ведь не может все закончиться вот так.
— За меня не переживай. Позови, когда будешь готова, — говорит Алекс.
Я киваю, слегка улыбнувшись. Он знает, что будет в порядке, даже если все пойдет к чертям.
— Обязательно, — шепчу я и, тяжело вздохнув, так же тяжело разворачиваюсь и ухожу.
Ухожу, забирая с собой всю правду, с которой буду бороться ближайшие дни. Забирая с собой мысли, я обязательно приму их и смогу жить с ними — сначала надо залатать раны временем. Сердце ноет, потому что так страшно оставлять Алекса одного, когда мы были вместе почти каждый день. Но так надо, иначе я сойду с ума и тогда мы с Алексом точно не сможем быть вместе. Это на пару дней, успокаиваю себя я, но даже в таком случае уходить тяжело — безумно тяжело.
Так же тяжело идти домой, когда голова крутится не только от алкоголя. Решаю поймать такси по дороге, но по пути ничего нет — и просто продолжаю идти, босиком, как сумасшедшая, неся каблуки в правой руке.
Так же тяжело и больно идти, когда я наступаю на острую палку, добивающую меня — и я снова начинаю плакать, как в детстве. Меня обнимает темнота, которой сейчас так благодарна, потому что редкие прохожие не видят моего наверняка безобразного в этот момент лица.
Зато легко дышать, когда начинается дождь — капли так нежно и ласково падают на кожу, что я замедляю шаг и подставляю лицо небу, которое так же умело скрывает мои слезы. Оно смывает сожаление, боль, обиду и все остальное, что мешает. Дождь усиливается, и я уже насквозь мокрая, словно после душа. Но мне так плевать на все это, что я просто иду, надев все-таки каблуки, когда перехожу дорогу. Дождь ударяет крыши дома, машины и всех прохожих, которые бегут от него, словно от огня. Лишь я иду, размеренно и спокойно, словно не чувствую теплые капли у себя за шиворотом. Это хорошо, думаю я, это прекрасно, что я так могу чувствовать природу, которая помогает мне справиться со всем этим.
Думаю об Алексе и о том, где он. Может, он до сих пор там, на скамейке, весь мокрый, сидит и смотрит куда-то вдаль, словно статуя? Вряд ли бы он ушел так быстро, тот любит так делать — просто раздумывать в одиночестве, словно один в мире. Хотя, может, он где-то здесь и пошел за мной, следит из-за кустов, чтобы я ничего не натворила? Нет, знаю, он так не поступит, потому что знает, как важно сейчас мне побыть в одиночестве и просто подумать. Иногда просто подумать совсем не просто. Поэтому я так отчаянно хочу получить немного времени.
Прихожу домой я вся сырая, на лице черти что, а туфли все грязные, словно ими я полола грядки. Эмили уже спит, поэтому я стараюсь двигаться по квартире как мышка — не дай Бог она будет расспрашивать меня о том, что было на вечеринке и почему я мокрая. Мне так хочется поплакать ей в плечо, рассказать о своих переживаниях и просто получить совет, но все усложняет то, что я не могу. Поэтому это так обидно. Ведь самому мириться с проблемами порой сложней, чем кажется.
Смыв весь макияж и переодевшись, я сразу ложусь в кровать, не обращая внимания на мокрые волосы. Слезам уже места нет, поэтому я пытаюсь просто заснуть — без задних мыслей, которых сейчас так много. Хочу просто заснуть, как засыпала раньше — во времена до всех этих тайн хранителей. Это лучшее, что я могу сделать.
На миг я забываю об Алексе, о хранителях, о своем прошлом, которого не помню, о вечеринке и сокрушающем вечере — и его так больно принять. Забываю о том, что есть мир, и о том, что я люблю шоколад. Моя голова становится легкой, пустой и я засыпаю, как в детстве, когда сон был простым и приятным. Когда не было таких проблем, из-за которых не могла закрыть глаза.
А я заснула. И проспала до полудня, встав с мыслями о том, что я смогу. Смогу ради Алекса. Смогу ради себя. Просто немного нужно подождать.