Мой хранитель земных душ

Теперь мы идем куда-то —все ближе к темноте и ее тайнам.

— И я рада тебя видеть! — лгу я, обнимая девушку, от светлых волос которой пахнет сигаретами, отчего меня начинает подташнивать, поэтому я корректно отталкиваю ее, не скрывая улыбки.

А она все та же — такая же вульгарная, открытая и пьяная, словно это ее хобби, над которым она так тщательно трудится. Ее волосы немного короче, чем пару лет назад, но светлый оттенок все тот же. Кажется, она еще сильней похудела, хотя и тогда была как спичка. И что же в ней нашел Роберт? Осматриваю Ингрид с ног до головы, чуть ли не скорчившись от ее наряда: короткие шорты, еле прикрывающие ягодицы, короткий черный топ и кардиган, который она опустила на локти, хотя чую, что вот-вот — и она вообще выбросит его, будто ненужную тряпку. Девушка эффектная, ведь ее глаза могут задурманить разум, но холодные и бесчувственные руки лишь отталкивают. Ингрид девушка на «один раз», как говорил ее бывший парень.

— Не знала, что ты здесь будешь! Как давно мы не виделись! — продолжает удивляться она, почти крича, словно мы давние подруги. Но знала бы она, какую я сейчас испытываю к ней неприязнь, что готова треснуть по щеке, которая однажды дотрагивалась до тела Роба. — Девочки, это Венера, мы раньше дружили, хотя это было так давно...

Ее подружки поприветствовали меня, а я сделала вид, что мне приятно, хотя уже забыла их имена, которые звучали, кажется, почти одинаково — либо же это были слова песни.

— Как ты? Как жизнь? Как ты вообще здесь оказалась? — засоряет мою голову потоком вопросов Ингрид, подойдя ближе, отчего запах сигарет чувствуется сильней.

— Все хорошо, — отрезаю я, не желая вести с ней диалог. — Сюда я пришла с коллегой, но уже ухожу, — пожимаю я плечами и медленно разворачиваюсь, чтобы покинуть это место.

Но чувствую руку на моем плече, она разворачивает меня, и я снова оказываюсь напротив девушки, которая так долго обманывала меня. Которая предала свою подругу, совсем не переживая за это. Которая сейчас так противна мне, что я еле сдерживаюсь, чтобы не послать ее к чертям собачим.

— Куда? Мы же только встретились! — Она протягивает мне какую-то бутылку, словно я приму ее.

Но мне совсем не до этого — я просто хочу уйти, чтобы только пятки сверкали. На самом деле уже довольно душно, поэтому я не отказалась бы еще от глотка воды, но понимаю, что лучше выйду на свежий воздух, чем останусь здесь еще на минуту.

— Ингрид, правда, я здесь уже долго, я домой, — пытаюсь отвертеться я, иногда задерживая дыхание, когда Ингрид подходит ближе в попытке услышать меня.

Но, боже, кажется, она не отстанет!

— Тогда давай я наберу тебя завтра? Правда, Венера, мы так давно не виделись!

Я начинаю злиться, но держу себя в руках, потому что скандала мне сейчас совсем не хочется — я хочу просто вернуться к Эмили, уткнуться в ее плечо и сказать, какие все говнюки, кроме меня и ее.

— Ингрид, не надо, у меня работа и... Все такое!

Кажется, ее совсем не устраивает мой ответ, потому что следом она качает головой и кладет свою тонкую руку мне на плечо:

— Нет, ты не уйдешь так просто! Мы же так много общались! Пойдем, я познакомлю тебя со всеми, — говорит она, пытаясь увести меня куда-то в сторону.

Но я не выдерживаю, потому что эта настойчивость сводит меня с ума, внутри все закипает и я еле держу себя, чтобы не толкнуть Ингрид. Она настолько противна мне сейчас, что даже запах сигарет не кажется таким отвратительным.

— Нет! Хватит! — почти кричу я, скинув ее руку, отчего глаза Ингрид становятся неимоверно большими, словно сейчас выпадут. — Я никуда с тобой не пойду, и не звони мне никогда, Ингрид!

— Венера, ты с ума сошла? — удивляется она, раскинув руки и таращась на меня, словно на привидение.

Конечно, наверное, та ночь для нее ничего не значила, если она вообще помнит, что делала с моим на тот момент Робертом. Она была подругой, которая так предательски поступила со мной. Она не достойна даже разговора, потому что предательство не прощается.

Чтобы сказать ей последние слова, я подхожу, сжав зубы, почти в притык к ней и медленно наклоняюсь к уху, чтобы та все услышала:

— Я знаю о тебе и о Роберте, Ингрид. Не надо притворяться, что ничего не было. И никогда, ты меня слышишь, сука, никогда не звони мне и не разговаривай!

После я перевожу взгляд на ее глаза, зрачки черные и большие, словно она под кайфом. Но даже если ее разум в тумане, она четко все поняла, я уверена.

— Венера, но... — хочет возразить она, но я затыкаю ее поднятым указательным пальцем.

— Никогда не приближайся ко мне! Ты лживая и дешевая сука!

После я даже выдыхаю от того, что выпустила эту обиду, спустила пар и теперь, кажется, эта ситуация полностью ушла. Теперь нет даже осадка от их поступка, словно ничего такого не было. Кинув последний осуждающий взгляд на ошарашенную Ингрид, я ухожу из дома, пробираясь через толпу, которая устраивает какой-то ужасный флешмоб, и выхожу на улицу. А ситуация с Робом и Ингрид осталась там — в незнакомом мне доме, в котором я больше не побываю. Роб остался где-то там, в заливе, все мои обиды и боль сгорели в том костре. А Ингрид, все мысли и воспоминания о ней остались в доме. Теперь все «где-то там» — но не в моей голове и сердце.

На улице становится так хорошо, что я сажусь на траву, пытаясь не закрыть глаза, боясь заснуть посреди участка без забора. Вытягиваю ноги, которые гудят так сильно, словно послужили рельсами для поезда. А свежий воздух так отрезвляет, в такие моменты он по-особому дорог, отчего каждый вдох делается с наслаждением. Потом ко мне подходит какой-то парень, любезно спрашивая, все ли со мной хорошо, но я утоляю его беспокойство, встав с травы и сказав, что просто устала. Но нужно ехать домой и сквозь свет фонарей вызвать такси.

Я прохожу вдоль тропинки от дома к дороге, пытаясь не упасть на каблуках, которые хочу снять, но потом вспоминаю, как таким образом однажды напоролась на кусок стекла, поэтому лучше буду мучаться от мозолей. Телефон в руках такой размытый, что мне приходится остановиться, чтобы нажать нужные кнопки. Смотрю еще раз на дома вокруг, вспоминая адрес.

Но в момент когда я приглядываясь к каждому столбу, будто это поможет, вдали — в неосвещенном светом повороте — вижу тень, которая необычайно сильно привлекает мое внимание, словно присутствие здесь кого-либо просто неестественно. Даже сама не понимаю почему, но я ускоряю шаг и следую за этим силуэтом, будто там мое спасение, а я бегу от смерти. Иду, перебирая ногами так тщательно, чтобы не запнуться, и вглядываясь в улицу, пытаясь понять, кто это. Мне сразу кажется, что это что-то знакомое, будто мне необходимо, чтобы я была рядом.

Потом я уже почти бегу, замечая, что силуэт становится ближе — я уже могу распознать твердую походку и широкие плечи. Кажется, я понимаю кто это и почему так сильно хочу быть рядом, поэтому снимаю каблуки, не боясь уже ничего, и бесшумно бегу, стараясь не врезаться в столб.

Сердце стучит так быстро — то ли от того, что бегу, то ли от предвкушения. Я почти уверена, что это Алекс, но вдруг это незнакомый мне человек, которого я сейчас напугаю, решив, что он мой хранитель? Может, я совсем схожу с ума? Но свежий воздух ободряет, проясняет разум, который кричит о том, чтобы я бежала, не оглядываясь. Когда-то так же я бежала за папой много лет назад, когда он оставил меня у магазина и ушел — оказывается, он хотел преподать мне урок, чтобы я не капризничала.

И вот я почти у мужчины, одетого в черную куртку и серые штаны и обутого в кроссовки, будто тот вышел на прогулку поздно вечером. Темнота скрывает его наручные часы, которые редко выдают себя бликами. Кажется, это обычный человек, идущий домой с работы, мечтающий о хорошей жизни и великой любви. Но только я знаю, что это душа хранителя, скрывающая себя в теле человека.

Несколько секунд собираюсь с мыслями, будто за несколько дней нашего молчания мы стали друг другу совсем чужими, хотя последняя встреча сблизила нас. Но мне не объяснить то беспокойство внутри, которое гложит меня. Хотя какого черта я вообще из-за чего-то переживаю, когда вокруг творится столько дерьма?

— Мистер, этакий обманщик! — смеясь, кричу я. — Вы, наверное, меня ищете?

Силуэт останавливается, отчего я чуть ли не врезаюсь в него, прервав тишину своим вскриком. Конечно же, на меня смотрят зеленые глаза, свет которых я могу разглядеть даже в темноте, словно в их сторону светят фонариком. Лицо Алекса раздосадованное, будто он совсем не рад меня видеть, а изо рта выходит тяжелый вздох, из-за чего моя улыбка пропадает. Я ожидала, что он будет рад увидеть меня, а сейчас же вижу только разочарование в его лице.

Отхожу от него на пару шагов, будто он ударил меня, в ожидании его слов.

— Думал, смогу быстро уйти, — говорит он, наконец улыбнувшись.

Но эта улыбка уже не производит на меня такое впечатление, как обычно. Я лишь удивленно рассматриваю досаду хранителя, который так вглядывается в меня, будто видит впервые.

— Извини, я просто не хотел, чтобы ты меня заметила, — качает он головой, разведя руками.

— Что? Почему? — возмущаюсь я.

Прямо над головой пролетает стая птиц, отчего я немного нагибаюсь, и Алекс, бережно прикрыв рукой мою голову, уводит меня вперед. Теперь мы идем куда-то — все ближе к темноте и ее тайнам.

— Венера, когда ты пьяная, такая неосторожная, — бурчит тот.

— Алекс, почему ты не хотел меня видеть? — беспокоюсь я, стараясь не падать, пока вглядываюсь в Алекса, и пытаясь надавить на него взглядом, чтобы тот сказал правду.

Я начинаю переживать, вспоминая нашу прошлую встречу, когда мы были так близки к чему-то большему, чем «обычные мы». Когда мы чуть не перешагнули черту, за которой была лишь неизвестность. И я прекрасно знаю, как сильно Алекс переживает из-за этого, будто это конец света. Я не могу его понять — не могу разделить переживания, которые кроются в его душе, или согласиться с тем, что это была ошибка. Это бы все усложнило, но разве это плохо? Наверное, мне никогда не понять Алекса, потому что я не хранитель и никогда им не была.

— Нет, Венера, я не хотел, чтобы ты увидела меня, а не наоборот, — усмехнувшись, поправляет он меня. После я так же выжидающе испепеляю его взглядом, отчего тот сдается: — Ладно, я просто выполнял свой хранительский долг. Я же должен охранять тебя, особенно когда ты идешь на столь сомнительные вечеринки.

— «Столь»! — смеюсь я, передразнивая Алекса. — Кажется, вы, мистер, застряли в прошлом веке.

Он закатывает глаза и, вздохнув, садится на скамейку, укрыв взгляд где-то впереди, в мрачности темных переулках, темных силуэтах и редком тусклом свете. Я снова оглядываю его, заметив, как сильно растрепались всегда гладкие и ухоженные темные волосы. Родинку над бровью почти не видно, но мысленно я ее дорисовываю, словно без нее Алекс не Алекс. Опустив взгляд, замечаю на его белой футболке мокрое пятно, которое кое-что мне напоминает.

— Пятно! — восклицаю я, пьяно и небрежно приложив ладонь к его животу, видимо проверяя, мокрое пятно или нет. Кажется, оно влажное и довольно сладкое. — Это же...

В голове сразу возникает воспоминание, когда я выхожу на танцпол с Джеком, в руках у меня сладкий коктейль, который я предательски проливаю на кого-то. На того, кто потом сразу убегает, просто растворяется, словно призрак. Кажется, теперь все понятно.

— Вот черт, Алекс! — повышаю я голос на хранителя, посмотрев на него с таким оскорблением, словно ругаю за какую-то оплошность. — Ты был на вечеринке!

Хранитель, кажется, теряет всю надежду скрыть от меня что либо, потому что, закатив глаза, обиженно восклицает:

— Вот чертов Шерлок!

— Почему ты мне не сказал, Алекс? Знаешь, мне было бы намного спокойней, если бы я знала, что ты рядом, — говорю я чистую правду.

Конечно, если бы я только знала, что мой хранитель где-то поблизости, мне было бы так комфортно и приятно, отчего точно смогла бы расслабиться. Если бы я только знала, что Алекс смотрит на меня зелеными глазами и восхищается, как всегда это делает, я бы не танцевала с Джеком — только с Алексом. Если бы я знала, что мой хранитель снова защитит меня от любой напасти, то не поехала бы домой одна. Разве это не здорово, если бы мы пошли вместе? К тому же мы довольно давно не виделись, словно забыли друг о друге на несколько дней.

Я знаю, что Алекс всегда со мной, даже когда мы молчим о самом важном. Знаю, что даже когда иду на работу, он где-то рядом, просто идет за мной, наблюдая за своей неуклюжей и постоянной опаздывающей душой. Я знаю это, поэтому теперь всегда ищу зеленые глаза в толпе. Лишь сегодня алкоголь заставил меня забыть об этом.

— Поэтому и не сказал... Венера, ты должна жить так, словно меня нет и не было, должна идти своим путем. Если я буду постоянно вмешиваться, то перемешаю все карты!

— Какие к черту карты, Алекс? Если я сама этого хочу, разве не могу получить, когда это так легко?

— Я не хочу портить твою жизнь своим присутствием, Венер, — твердо и слишком резко говорит Алекс, отчего, кажется, я пошатываюсь, словно он ударил меня.

Господи, он так боится, что повернет мою жизнь вспять тем, что появился в моей жизни — потому что этого не должно было быть, это неестественно и нереально. Он так переживает, что мне будет больно, что я не буду спать ночами, думая о том, кто он и зачем пришел сюда. Алекс боится, что испортит мне жизнь, потому что теперь часть ее, а он — не человек, который смог бы прожить со мной всю жизнь и создать семью. Он и я прекрасно понимаем, что все это невозможно. Но зачем бояться того, что уже произошло?

— Алекс... Ты не испортишь мне жизнь, потому что мне нравится, что ты здесь — без тебя было бы не так, все не так. Ты не сможешь изменить мою судьбу, потому что ее нет — тогда разве она позволила бы сейчас нам сидеть здесь и разговаривать? — Я аккуратно подхожу к нему, садясь на холодную скамейку, положив туда свои каблуки. Алекс не сводит с меня глаз — сожалеющих и боящихся. — Ты, черт возьми, теперь часть моей жизни — и я ничуточки не пожалею об этом, даже если умрет весь мир. Потому что ты всегда был со мной, и теперь я хочу быть с тобой.

Кажется, я выжала из себя всю правду, сломив стены помутненного рассудка, из-за которого иногда заплетается язык, слова становятся невнятными и слегка глупыми. Но Алекс смог меня отрезвить, буквально за полминуты вытянув все коктейли и пиво, будто пылесос для алкоголика. Я хочу так много сказать, в голове столько мыслей, которые хочется выразить, но как только я открываю рот, закрываю его, поняв, что не существует таких слов, сумевших бы описать мои чувства. Наверное, просто невозможно сказать то, чего никто никогда не говорил. Но можно это выразить лишь одним взглядом, который я передаю Алексу и принимаю от него. Кажется, мы все понимаем без слов, но так нуждаемся в них, ведь оба имеем чувства, даже если у одного из нас они не совсем человеческие.

— Знаешь, — начинаю я, чтобы хоть как-то разбавить обстановку, хотя внутри столько всего, что, кажется, я взорвусь, но все равно пытаюсь устоять перед взглядом зеленых глаз и не упасть в объятия Алекса, — на самом деле я долго думала, идти ли мне на эту вечеринку. Думала, как это так, Франческа пригласила меня на вечеринку! — беззаботно жестикулирую я руками, будто сижу с Эмили и жалуюсь ей на жизнь. — Я так удивилась, будто бы она предложила мне сходить на трассу. Но знаете что, мистер Алекс? — кокетливо спрашиваю я, игриво ткнув того пальцем в плечо. — Кажется, это было лучшим решением за день, потому что сейчас я сижу с очень приятным мужчиной, который развел здесь нюни, — дразню его я. — Хотя Ингрид хорошенько взбесила меня.

— Я думал, ты ее ударишь!

— Пожалуй, не буду марать руки. Филлер еще из губы вытечет, так она будет, не дай бог, страшней тебя! — шучу я, отчего Алекс улыбается, совсем не найдя в этом ничего обидного.

— Спасибо, Венера, — шепчет Алекс. Его голос пробирает до мурашек. — И вправду, я должен быть сильней... Просто прожив столько жизней, я корю себя за то, что не продержался еще.

— Но ведь это не твоя вина. Ты просто утратил способность стирать мне память. Может, этот как раз и есть моя судьба?

Алекс замолкает, будто проглатывает язык, хотя сейчас так важно сказать хоть что-то. Хоть какие-то слова, потому что тишина сейчас лишь пожирает тело, изнутри доставая все самое сокровенное. Но хранитель молчит, будто хочет помучить нас, совсем не желая говорить. Но почему? Разве его что-то еще гложит, а я просто не знаю этого?

— Что, Алекс? Почему ты каждый раз отводишь взгляд, будто чего-то не договариваешь?

Снова тишина, от которой я начинаю дрожать — или же это от холодного ветра? Темноволосый мужчина смотрит вдаль, его губа дергается, будто он собирается что-то сказать, но замолкает, как я минуту назад. Хочу разглядеть в его лице что-то еще, но слишком пьяная, чтобы сконцентрировать взгляд на чем-то одном. От этого хочется просто лечь, сонно ловя звуки природы, но не сейчас. Это не тот момент, когда я могу закрыть глаза и все забыть.

— Алекс? — снова шепчу я, надеясь, что он просто задумался, но, кажется, это что-то значит.

И я с ужасом представляю, что это может значить. На ум приходит самое страшное, отчего екает сердце. Он покидает меня? Алексу придется уйти или переселиться в другое тело? Или же со мной случится что-то ужасное, отчего мы расстанемся? Что? Что такого может скрывать хранитель, рассказавший мне так много?

Кажется, и улица начала светлеть, чтобы я смогла разглядеть каждую морщинку на этом идеальном лице. Но сейчас поздний вечер, так что солнце не скоро осветит улицы, поэтому я продолжаю прятать свой страх в темном переулке за спиной Алекса.

— Черт тебя подери, Алекс, я вижу, что что-то не так.

Наконец он переводит на меня зеленоглазый взгляд, будто выйдя из транса. Неужели ему нужно столько времени на размышления, чтобы решиться?

— Это пустяки, просто задумался, — бросает он беззаботно, когда в его глазах горит страх и одна лишь тревожность, которую он скрывает за маской смелого мужчины.

Но кажется, хранители даже более ранимы и уязвимы, чем люди — особенно перед земными душами.

— Алекс, боже, — взвываю я к черному небу и закрываю лицо ладонями, наплевав на то, что могу испортить макияж. Мне становится так паршиво от того, что позади столько всего — тайн, открытий и «нас», а сейчас оказывается, он снова что-то скрывает. И я уверена в этом, потому что так давно изучила его глаза и спектр их эмоций. — После всего этого ты еще что-то скрываешь от меня? Ты серьезно?

— Господи, да как тебе удается? — почти восклицает он, раздосадовано пнув ногой какой-то мусор, так неуместно лежащий на чистом асфальте.

И тут я понимаю, что попадаю в десятку, поставив Алекса в неловкое положение. Значит, он и вправду что-то скрывает — и моя чуйка меня не подвела. Но теперь главный вопрос: что? Кажется, эта тайна очень значима, иначе Алекс не пытался бы скрыть ее так отчаянно. К тому же что-то подсказывает мне, что он давно скрывает это, ведь затыкающее молчание смущает меня уже давно.

— Венера, я знаю, знаю, что ты сейчас думаешь, но... Господи, я совсем не так думал закончить этот вечер! Хотел просто проводить тебя до дома, прийти домой и лечь спать, думая о том, как постирать эту футболку, — ругается он, резко натянув ткань с пятном. — Но похоже, сейчас я должен сдаться перед тобой.

— Как ты вообще мог скрывать от меня что-то и так глупо проколоться? Ты ведь так сильно пытаешься сохранить все тайны.

Алекс смотрит на меня, потом снова вдаль, будто мой взгляд действует на него необычно.

— В том-то и дело, что не могу. Даже Брюс не мог вытянуть из меня, какой цвет мне нравится, — ухмыляется тот. — А ты... Я не могу перед тобой устоять, будто мой язык развязывается по волшебству.

— Ты ведь мой хранитель, Алекс. Я чувствую то же самое.

Мы обмениваемся теплыми улыбками, словно в подтверждении. Но кажется, Алекс лишь пытается отвести мое внимание своим молчанием, улыбкой и кокетливым взглядом. Но разве я могу просто так забыть об этом?

— Ты же понимаешь, что должен сказать? — говорю я это как утверждение, без криков и истерик.

Вокруг стало все так спокойно, что не хочется нарушать эту тишину нашими голосами. Возможно, мы решим эту проблему спокойно, я приму его правду без слез на глазах, а он не будет кричать и беспокоиться обо всем на свете. Может, мы выросли и теперь можем решать подобное просто и по-человечески? Хотя, возможно, Алекс сейчас признается в чем-то, что я не смогу принять, снова польются слезы и выйдет истошный крик...

— Ты имеешь право знать, но я не хочу тебе это говорить, потому что знаю, как ты отреагируешь... Тогда эта тишина сменится на всхлипы. Я не хочу этого.

Он что, пошел на попятную?

— Иначе я заплачу от того, что ты после всего, что мы прошли, чего я узнала, Алекс, пытаешься снова что-то скрыть от меня! Операция «Марс» — разве ты забыл? Как мы поможем тебе, если ты так поступаешь с нами?

Снова пытаюсь разглядеть эмоции в грубом лице Алекса. Я знаю, ему тяжело и так отчаянно хочу его понять, но это невозможно, потому что я никогда не была на его месте и даже представить не могу, каково в такой ситуации хранителю. Может, у него в душе нечто больше, о чем он не говорит? Или же его разрывает от того, что он должен сказать правду? Но мне нужна эта правда, потому что теперь мы в одном мире.

— Венера, иногда цена правды слишком высока. Думаешь, я просто так скрываю это от тебя? Думаешь, мне нравится это все? Я хочу уберечь тебя от этой правды, потому что она еще больше потрясет тебя!

— Да когда ты поймешь, что уже все, Алекс, все! Я часть твоего мира, как и ты часть моего — и уже нет место тайнам. Иногда лучше признаться сейчас, чем говорить об этом над могилой. Возможно, тебе уже знакомо это...

Знаю, я давлю на больное. Знаю, что его сердце заныло, но это правда. Иногда бывает слишком поздно, чтобы извиниться1...

— Это... Это непросто. Появится еще очень много вопросов, Венера.

— Мы ищем ответы. Возможно, один из них кроется в тех словах, которые вертятся у тебя на языке.

— Тогда... Обещай, что ты примешь это и поймешь меня, — шепчет Алекс, с такой надеждой посмотрев на меня. Он боится. Наверное, хранитель больше не хочет терять меня, но как я могу обещать что-то, если он столько всего хранит внутри?

— Разве я могу что-то обещать?

— Можешь, Венера, если это касается нас и нашего прошлого, о котором я вообще не должен говорить.

— Нашего прошлого?

— Венера, обещай.

Его голос такой холодный и серьезный, отчего идут мурашки, потому что я чувствую тревогу внутри, несравнимую со страхом темноты. Сейчас она даже кажется чем-то спасительным — только она способна скрыть мои слезы и дрожащие губы.

— Боже... Хорошо, я обещаю, что пойму тебя и приму это, — соглашаюсь я.

— Ладно... На самом деле то, что я не могу стирать тебе память — не спроста... На самом деле... О, Господи, неужели ты заставила меня в этом признаться?.. На самом деле когда я был человеком, ты была моим хранителем. Нас нарочно убили одновременно, чтобы связать наши души. Теперь я твой хранитель. И это причина того, почему я теперь не могу стирать тебе память...

Строчка из песни группы OneRepublic «Apolize»