Секретарь его молчания

Офис будто завис в вязком времени. Часы медленно ползли к пяти вечера, жара в помещении становилась почти физической, тягучей, давящей. Где-то в углу постукивал вентилятор, но даже он звучал так, будто сам устал от своей судьбы. Кондиционеры молчали с таким презрением, будто намекали: «А вы вообще кто такие, чтобы нам работать?»

Танджиро Камадо — аккуратный, деловой, пунктуальный секретарь, обычно сидящий идеально прямо и следящий за каждым словом, — сейчас выглядел... разрушенно-живым.

Он лежал поперёк своего рабочего кресла — шикарного, с анатомической поддержкой, кожаным, на мягких колёсах — как будто это не кресло, а шезлонг у бассейна. Одна его нога лежала на правом подлокотнике, вторая свешивалась, лениво болтая носком. Голова — аккуратно, с драматизмом опущена на левый подлокотник. Галстук был ослаблен, верхняя пуговица расстёгнута. В руке — синяя пластиковая папка, которой он периодически махал себе в лицо, как будто это опахало, а он — принц в изгнании, страдающий в ссылке на пятом этаже юридической фирмы.

Со стороны он напоминал уличного котёнка, которого выбросили из коробки в июльскую жару. Чуть взъерошенный, смятый, но держащийся.
Волосы — давно выскользнувшие из утренней укладки — падали на лоб, на щеки, на глаза. От жары он только закатал рукава, но этого было мало. Весь его вид буквально кричал:
«Я сдал всё на неделю вперёд — и мне полагается отдых. По уставу.»

Гию наблюдал за ним из кабинета.
Внимательно.
Молча.
Долго.

Он даже не делал вид, что работает. Его ноутбук давно перешёл в режим сна, папка с документами лежала открытой, но взгляд его был прикован к стеклу.
Танджиро в этом виде — домашний, жаркий, полурасслабленный, дерзкий — не должен был вызывать столько внимания. Но вызывал.
Это был не тот Камадо, который чинно докладывает о встречах и поправляет галстук на бегу.
Это был Камадо, которого Гию никогда не видел за пределами офиса.
И этот Камадо был опасно притягателен.

Он не просто смотрел — он изучал.
Словно в голове у него рисовались две фотографии, два несовместимых кадра:
"Камадо Танджиро — секретарь", и
"Танджиро, который забыл, что на работе".
И между этими снимками не было мостов. Только странное, беспокойное желание: почему бы ему не быть таким — иногда — в моём кабинете? Только там. Только для меня.

⸻

А тем временем, на поле офисной драмы, появился Хиришима.

Как и всегда — не вовремя, не в том тоне, не к тому человеку.

— Камадо, — сказал он с нажимом, подходя к его столу. — Где файлы по проекту Канроцуджи? Они должны быть у тебя.

Танджиро медленно оторвал взгляд от потолка.
Посмотрел на него снизу вверх, словно откуда-то из подземелья.
В глазах — неприкрытое раздражение. На лице — ленивое превосходство.

— Во-первых, ты у меня не в армии.
Во-вторых, посмотри в своей вкладке. Там всё, если ты, конечно, научился открывать электронную почту, а не только рот.

Хиришима явно хотел что-то ответить. Но тут Танджиро поднял папку — не переставая махать ей себе в лицо — и лениво добавил:

— Ну, или разуй глаза. А то я за тебя искать ничего не буду, особенно учитывая, что ты здесь четыре года, а я — несколько месяцев, и, угадай, кто из нас двоих реально работает?

В офисе повисла зловещая тишина.

Кто-то на другом конце коридора кашлянул. Кто-то за стеклом приостановился.

Гию поднял бровь, но не вмешался. Он всё слышал. Он знал историю — ту самую, с самого первого месяца.
(Момент flashback)
*Когда Хиришима, в своём непрошибаемом офисном хамстве, решил "опустить новичка" — намекнул публично, что секретариат — "пыльная полка для симпатичных лиц."
И Камадо — молчал пять секунд, а потом тихо, чётко и с убийственным выражением лица выдал:

— Ты совсем обнищал? Слушай сюда, ты — ошибка аборта. Только посмей при мне рот открыть — я тебе твой язык...

Дальше его уже держали — Игуру, Шинадзугава и даже Канроджи.
Никто не знал, сделал бы он это или нет, но с тех пор Хиришима резко поумерил свои амбиции.*

⸻

И вот теперь — спустя месяцы — он всё ещё получал ленивое, обидно-точное:

— Посмотри сам. Или иди на переподготовку. Может, там научат читать по буквам.

Хиришима, стукнув по столу, развернулся и ушёл.

Танджиро же вновь уложился в кресло,
поднял ноги, закрыл глаза,
пробормотал:

— Будь проклят ты, кондиционер. И Хиришима. И жара. И люди, которые спрашивают, где чёртова папка, вместо того чтобы просто открыть поиск...

Он замолчал. Веки дрогнули.
Папка выпала из руки и упала на грудь.

И да, он молился.
Он молился, чтобы сестра не появилась.

Потому что он знал, если кто и способен вломиться в офис юридической фирмы как торнадо, так это его старшая сестра.
Сказать: «А что это ты развалился?», и в ту же секунду вытащить его за ухо к ближайшему кулеру, заставив вести себя «как человек, а не мокрая тряпка».

Но, слава небесам, Незуко, судя по всему, была у матери.
Далеко. Надолго. Без предупреждения.

— Спасибо тебе, мама, — пробормотал Танджиро, раскинувшись.
— Спаси твоего сына от сестры.

А в кабинете за стеклом,
Гию Томиока всё ещё смотрел.

И всё больше думал не о работе.
И даже не о кондиционерах.
А о том, что этот офис — совсем не подходящее место, чтобы хотеть.

Рабочий день заканчивался. Солнце опускалось за окна, разливаясь на стекле мягким оранжевым, будто расплавленным медом. Офис постепенно выдыхал: кто-то выключал компьютеры, кто-то складывал бумаги, кто-то пересекал коридоры с вялыми прощаниями. Становилось тише. Пространство пустело — но не в той тревожной, ночной тишине, а в той, где остаются только нужные, важные, не случайные.

Гию уже двадцать минут как знал, что задерживается специально.
И ещё двадцать как следил, чтобы Камадо никуда не ушёл первым.

Он видел, как Танджиро вяло встал, потянулся, снова рухнул в кресло, потом долго копался в ящике стола, делая вид, что у него ещё «кое-какие дела».
А потом начал пересчитывать скрепки.

Да кому ты врёшь, Камадо, подумал Гию.
Ты тоже ждёшь.
Может, неосознанно. Но ждёшь.

Он поднялся.
Медленно. Без спешки, без официального выражения лица.
Подошёл к дверному проему, облокотился о косяк.

— Камадо, — голос был ровный, но с чуть глухой хрипотцой. Усталый, но мягкий.
— Зайди на минуту. Поможешь с одной вещью.

Танджиро чуть вздрогнул.
Он не ожидал. Хотя чего тут не ожидать, если ты по уши валяешься на рабочем месте?

Он встал, разгладил рубашку, не успел даже толком причёску поправить — волосы как были, так и остались в беспорядке.
Но пошёл. Не спеша.
Закрыл за собой дверь.

⸻

Гию сидел в кресле, повернув его к окну. За его спиной — неофициальный беспорядок: пара распечаток, чашка с кофе (уже остывшим), ручка на самом краю стола.

— Что помочь? — спросил Танджиро, остановившись у дверей.

— Закрой, — сказал Гию, не оборачиваясь. — И садись.

Танджиро подчинился, присел в кресло напротив. Немного напряжённо. Но не по-рабочему. Скорее... по-человечески.
Он явно чувствовал: это не тот случай, где надо держать спину ровно и ждать указаний.

Молчание повисло между ними. Не гнетущее — медленное. Задумчивое. Личное.

— Ты на работе и вне её — как два разных человека, — сказал Гию наконец, всё ещё не глядя на него. — Ты знал?

Танджиро слегка нахмурился.
— В смысле?

Гию повернул голову. Его взгляд — не начальственный.
Не колкий. Не оценивающий.
Он просто смотрел.

— Здесь ты... аккуратный. Закрытый.
Вежливый, но отстранённый.
А вчера...
Ты смеялся. Ты спорил с сестрой. Ты рассказывал про то, как она тебя в реку скинула. Ты смотрел на небо, а не в таблицы.

(Извините за мою тупость)

Танджиро на секунду опустил взгляд.

— Я просто не считаю, что нужно быть на работе... слишком собой. Это не то место.

— Почему?

— Потому что это работа, — спокойно ответил Танджиро. — Потому что я здесь, чтобы быть полезным. А не любимым. И не смешным.
— И не настоящим?

— И не уязвимым, — добавил тот тихо.
— Здесь за "настоящесть" могут кусать.

Они замолчали.

Гию сжал пальцы в замок. Потом встал. Подошёл к мини-бару в углу, налил себе воды. Второй стакан — подал Танджиро.

— Ты боишься?

Тот взял стакан. Поставил на стол, не притронувшись.

— Не боюсь. Просто... знаю, как бывает. Я работал в местах, где... ну, знаешь, не прощают лишнего взгляда.
— А я не прошу, чтобы ты был другим перед всеми, — сказал Гию, и это прозвучало... почти как просьба.
— Только в моём кабинете.

Танджиро поднял взгляд.
Он не ответил сразу. Его губы дрогнули, будто он хотел усмехнуться, но сдержался.

— И вы не боитесь, что это создаст лишние... домыслы?

— Я уже давно не боюсь домыслов. Особенно когда они... о тебе.
— О чём именно?

И вот теперь Танджиро смотрел ему в глаза. Впервые.
Не как сотрудник. Не как подчинённый.
Как человек, который понял, что что-то сейчас действительно происходит.

— О том, что мне важно, каким ты бываешь за пределами этой чёртовой стойки, — тихо сказал Гию.
— Что я помню, как ты шёл по парку, уставший, но всё равно смеялся.
Что ты злишься на кондиционер, потому что жарко, а не потому, что «по регламенту».
Что ты позволяешь себе валяться в кресле, потому что всё сдал.
И что... я бы хотел видеть это не только через стекло.

Тишина вновь.

Танджиро встал.
Медленно подошёл к окну. Посмотрел на город — уже вечерний, огнями.
Сделал глоток воды.

— Я подумаю, — сказал он тихо.

— Хорошо, — ответил Гию, почти шепотом.

Они стояли рядом. Почти не касаясь друг друга.
И впервые — без барьера.