❂8. Запредельное
– Ну давай, бурятский мальчик, – со смешком подбодрила я, – расскажи, как тут у вас всё устроено.
Кирилл мягко взял меня за руку и обошёл юрту по кругу, останавливаясь у деревянной двери, на которой в далёком свете уличного фонаря виднелся причудливый волнистый узор. Дерево впитало в себя тепло прошедшего дня и уютно грело ладонь.
– Юрту всегда стараются ставить, обращая дверью на юг, – пояснил Будаев. – Благодаря этому, находясь внутри, легче определять время.
– Это как?
Заклинатель хитренько улыбнулся и потянул ручку на себя. Дверь со скрипом поддалась, приглашая заглянуть внутрь. Пахнуло войлоком, запахом шкур и пепла, уютной, защищённой от остального мира темнотой.
– Как видишь, окон здесь нет. Свет проходит либо через дверь, либо через верхнее отверстие. Сейчас оно закрыто пологом. А в дневное время солнечный луч, попадая внутрь, скользит по стене, сообщая хозяйке который час.
– А чего это только хозяйке? – я выразительно вздёрнула брови. – Что с хозяином сталось?
– У хозяина в стаде много работы. Он в юрте почти что и не бывает, так только, на ночь приходит поспать. Так что юрта считалась традиционно женским делом. Женщины сами её даже собирали и разбирали при перекочёвке. Представляешь, такую махину упаковать можно буквально за час: хоп, на верблюда закинул и всё, – мечтательно вздохнул Кирилл, как будто только о том всю жизнь и думал. – Ну или сейчас во внедорожник свой.
– Сейчас? – у меня аж голос сел от удивления.
– Ну да, монголы до сих пор кочуют. Ну, просачивайся, продолжим экскурсию, – он нырнул внутрь, в плотный спокойный сумрак, и протянул руку, приглашая следовать за собой. – Юрта, как и любое кочевое жилище, делится на две половины: мужскую, это слева от входа, и женскую, она справа. В мужской половине хранится всякий скотоводческий инвентарь, для охоты приспособления, ну и вся подобная история. На женской – посуда, рукоделие, и штуки по хозяйству, – голос заклинателя стал будто бы приглушённым. Он уже не вёл экскурсию, а словно рассказывал мне на ухо свои сокровенные тайны, и мурашки скользили по коже от каждого сказанного слова. – Отдельно мы выделяем северную сторону, прямо напротив входа, она считается самой почётной: там принимают гостей и устанавливают алтарь, – на сундуке, если очень старательно присмотреться, действительно можно было разглядеть буддийские статуэтки и выстроенные в ряд чашечки для подношений. – Северная сторона, конечно, священная, но всё-таки сердце юрты – это её очаг, – Будаев указал на сложенные кругом камни в контуре которых виднелся пепел от угасшего костра. – Место обитания хозяйки огня Гали-эжин, дарующей дому защиту и благополучие.
Будаев потоптался озадаченно у входа, выискивая куда бы пристроить то, что было у него в руке.
– А что там твой дядя тебе дал, кстати? – живо осведомилась я, не в силах разглядеть внезапные ночные гостинцы.
– Да... – Кирилл замялся, щурясь, взглянул на бутылку, прыснул. – Тарасун, походу.
– Мощный подгон для вечерних посиделок, – присвистнула я и, кажется, немного смутила этим шамана.
– О нет, это не для нас. Это хозяйке огня кропить. Мы же собираемся огонь разжечь, нужно подношение.
Кирилл всё-таки пристроил будущие подношения на сундуке у входа. Но я заметила, что он всё равно колебался, не решаясь шагнуть дальше внутрь. Пол в юрте почти целиком был устлан шкурами животных, они являли собой плотный пушистый ковёр, в который скорее хотелось запустить пальцы. Оставив обувь у входа, я первая шагнула к пока ещё холодному очагу.
– А шкуры откуда брали? Охота? Мне кажется, в степи особо не поохотишься, вряд ли там водится крупный пушной зверь.
– Ты знаешь, вот как раз шкурами полы в юрте ни буряты, ни монголы никогда выстилали. Это тут, наверное, пытаются туристов впечатлить, – смущённо улыбнулся Кирилл.
– Ну и отлично, – кивнула головой одобрительно, устраиваясь у очага, – я очень впечатлена. Садись рядышком.
– Сейчас, погоди секунду, – тот изобразил весьма загадочную улыбку и, вынырнув за дверь, исчез во мраке. Через какое-то время, снаружи послышался шорох, и вдруг полог над двумя центральными опорами отодвинулся, обнажая звёзды.
– Ого, – восхищённо выдохнула я, запрокинув голову.
Здесь, на краю мира, в почти кромешной тьме, ничто не сглаживало этой ошеломляющей красоты ночного неба. Она была настолько пронзительной и далёкой, что невольно начинало щемить в груди. Будаев вернулся в юрту, устроился чуть поодаль. Не отрывая взгляда от окошка в крыше, я услышала как слева чиркнули спичкой. Постепенно занялся огонь в очаге. Кирилл побрызгал Тарасуном, угощая духов, и принялся читать на бурятском то ли молитвы, то ли заговоры. Мыслями он был далеко, совсем не в этой реальности. И где-то там, за гранью, его душа была недоступна мне. Поэтому я просто сидела, обняв колени руками, слушала его приглушённый ритмичный голос, наблюдая, как отсветы костра порхают по его коже бликами, почти нежно. Словно духи из глубин небытия приветствуют молодого шамана. Это казалось таким естественным сейчас, что я не решалась нарушить сложившийся порядок вещей и выдернуть заклинателя из забытия. Наконец он поднял голову сам. Растерянно огляделся, будто не ожидал оказаться здесь, но едва взгляд его наткнулся на меня, Кирилл облегчённо выдохнул.
– Лися, иди сюда, – подозвал он, похлопав ладонью по шкурам рядом, и я подползла, ткнулась лбом в его плечо.
Тут же оказалась в объятиях. Будаев устроил меня на полу между своих коленей и спрятал лицо в моих волосах. Какое-то время мы просто сидели молча, слушая дыхание друг друга.
– Я так боюсь того, что произойдёт, – признался вдруг заклинатель с тяжёлым вздохом.
Его тихий, немного надломленный голос почти сразу потонул в густой полутьме, скрадывающей звуки, но я успела расслышать. Это неизъяснимо трогало меня – то, что он был таким открытым, то, что делится сейчас настолько... личным, что не боялся казаться уязвимым со мной.
– Я рядом, что бы там ни произошло, – заверила его с улыбкой и потянулась, чтобы поцеловать.
Губы опустились на шею, в ответ тотчас послышался рваный вздох. Кирилл закусил губу и замер выжидательно. Воспользовавшись этим, я потянула его за волосы, заставив запрокинуть голову. Он поддался напору, обнажая кожу на шее для моих поцелуев. Эта покладистость пьянила, не оставляя места здравому рассудку, и я потянулась выше, заключая в ладони его лицо. Кирилл послушно разомкнул губы, стоило только мне легонько коснуться их.
Наверное, стоило признаться ему, что мне тоже очень страшно. Что неизвестность сжирает изнутри, оставляя за собой полости мрака и пустоты. Но сейчас уже не время для этого.
Я порывисто выдохнула в поцелуй, чувствуя, как его ладони медленно поднимаются по моей спине под тканью футболки. Одно ловкое отточенное движение, чтобы от неё избавиться, отбросить туда, где свет от костра уступал сумраку, и снова провалиться в этот сумасшедший поцелуй.
Последние недели перед отпуском выдались адово тяжёлыми. Килотонны конспектов, зачёты, экзамены, проверки, чужие домашки – мы оба были так вымотаны, что о ночных буйствах нечего было и думать, сил хватало лишь на то, чтобы, не промазав, упасть лицом в подушку. Может, поэтому, сейчас, когда мы впервые по-настоящему остались наедине, стало заметно, что у нас друг к другу...накопилось. В его движениях, чуть менее деликатных, чем обычно, это тоже чувствовалось.
Прожигало изнутри осознанием, что кто-то может так страстно тебя желать.
Будаев тяжело сглотнул, неаккуратно расстёгивая верхние пуговицы собственной рубашки. Я перехватила инициативу, справившись с остальными. Наконец можно было дать волю собственным безумствам, опустить на ключицы россыпь трепещущих поцелуев, почувствовать подушечками пальцев чужую разгорячённую кожу.
Прикосновения скользнули ниже, Кирилл подавился воздухом, и я подняла лицо, чтобы поймать его пьяный расфокусированный взгляд. Он сейчас чувствует мою руку на своём члене, как ладошка сжимается вокруг напряжённой плоти, ласкает медленно и ритмично. Мутный взгляд выхватил из полумрака такое знакомое лицо, длинные ресницы, глаза, закрытые в наслаждении, влажные искусанные губы, – и я поняла, что дольше оттягивать не получится.
Приподняла бёдра, опираясь на его плечи, потом медленно опустила, насаживаясь на член. С губ на ухо Будаеву сорвался первый приглушённый стон. Где-то в глубине души я знала, что двигаться нужно плавно, но всё равно не ожидала принять его в себя сразу весь. Дыхание перехватило. Понадобилось какое-то время, чтобы выровнять ритм. Тихие вспхлипывающие стоны рвались из груди как-то сами собой. Я чувствовала на коже успокаивающие поглаживания, помогающие расслабиться. Чувствовала, как на грудь опускаются влажные поцелуи, как язык ласкает затвердевшие соски, поддразнивая, доводя до изнеможения.
Жар от костра мешался с ночной прохладой. Наслаждение прокатывалось волнами по телу от эпицентра. Приятно и пульсирующе. Кирилл вдруг подался вперёд, заставив потерять равновесие. Ладонями тут же подхватил под поясницу, придержал.
Это неожиданно сильное движение сорвало с губ хриплый задыхающийся стон. Я подняла на заклинателя вопросительный, почти умоляющий взгляд. Он медлил, словно специально, наблюдая за тем, как глаза у меня подёргиваются дымкой от нарастающего внутри желания; вынуждая поскуливать в нетерпении, закусив губу.
Грудь тяжело вздымалась.
Первые несколько движений были ещё неспешными, но потом все осторожности были отброшены, уступая место безрассудству. Заклинатель брал меня широкими размашистыми движениями, впиваясь пальцами в широко разведённые бедра. Сейчас, когда от него так сильно пахло Той стороной, Дальним берегом, наша близость казалось какой-то запредельно личной, интимней, чем все откровения. И, чёрт возьми, от этого так мощно протаскивало, что всего несколько движений вознесли к самому пику блаженства. За грань подтолкнул пылкий смазанный поцелуй.
Лежать у костра на шкурах и смотреть рассеянным взглядом на кусочек звёздного неба – кто мог подумать, что мы до этого дойдём? Почти возвращение к истокам, получается. По телу приятной тяжестью разливалась истома, от которой хотелось мурлыкать, как довольный кот. Свернувшись в Кирилла объятиях, я уютно сопела ему в плечо.
– Не замёрзни только у меня, ладно? – сонно пробормотал он, поправляя одеяло. – А то пожалеем, что в доме не остались.
– Где бы мы там спали, интересно? – ехидно осведомилась я. – На коврике в прихожей?
– Вообще-то там есть комната для гостей, – серьёзно ответил Кирилл.
– Реально? – я аж на локтях приподнялась от такого заявления, – А почему тогда твой дядя выселил нас в юрту?
– Ну это... Думаю, чтоб мы ему спать ночью не мешали, – хехекнул Кирилл, тут же снова увлекая меня в объятия.
Пришлось вернуться на нагретое место, отдаваясь теплу и медленным ленивым ласкам. «Боже, и чему я удивляюсь? – промелькнула в сознании мысль, прежде чем оно окончательно погрузилось в сон. – Это ж чокнутая семейка Будаевых, в конце концов».