Глава 24
Официальный статус
Я же еще долгое время сидел на диване, уронив голову на руки. Кот устроился на моей шее, согревая ее своим теплом. В голове у меня не было ни одной разумной мысли, полный хаос.
Через некоторое время Клио потребовала молока. Она на удивление спокойно спала в последние ночи и просыпалась лишь, чтобы подкрепиться, но не сводила меня больше с ума своим безудержным криком.
Положив ее в кроватку, когда она заснула, я взял свой ноут.
Мой мозг начал немного проясняться. Прошел первый шок от событий последних двух дней, за которые произошло сразу три разрыва: с женой, другом и любимой. Теперь мне нужно было найти приемлемый выход из сложившейся ситуации. И главное, чего я хотел добиться, – это не терять связи с моей Клио и участвовать в ее воспитании. Она почти месяц, по сути, росла на моих руках, я успел неимоверно привязаться к ней и очень любил ее. Мысль о том, что Лоретта может забрать ее, а я буду видеть дочь только по воскресеньям, приводила мой ум в плачевное состояние.
Я решил написать Лоретте примирительное письмо. Я не был уверен, что это имеет смысл, ведь она сказала, чтобы я обращался к ее адвокату... Слова не шли мне в голову.
Сначала я хотел попросить прощения, сказать, что совершил ужасную ошибку, о которой очень сожалею, что я раскаиваюсь, что я люблю ее, не могу без нее жить и прошу вернуться... Но черт знает почему, в этих строчках сквозила ложь. Я перечитывал их и не верил им. От них веяло лживостью, я даже не мог смотреть на эти слова и тут же стирал. Перед моим взором стояло ее язвительное лицо, когда она сказала, что я глупо выгляжу, разговаривая с Клио, а в ушах звучали ее оскорбления в мой адрес во время родов. И я не мог сказать ей, что люблю ее и не могу без нее жить. Это не было правдой.
И было еще кое-что: как бы кощунственно это не звучало во всей этой ситуации, но когда в моей голове проплывали слова «я люблю тебя и не могу без тебя жить», перед взором моим вставал образ Кьяры.
Бред. Я вообще не должен был с ней общаться! Мне давно следовало прекратить с ней любые отношения еще в горах, чтобы не причинять ей страдания и никому не рушить жизнь.
В итоге я так и не смог придумать ничего лучшего, как написать Лоретте следующее:
«Людям свойственно ошибаться. А еще свойственно умение вести диалог. Может, нам стоит встретиться и поговорить, прежде чем совершать необдуманные шаги?
Ведь у нас есть дочь! И наш долг подумать о ней и поставить ее потребности выше наших обид. К тому же я очень хочу принимать участие в ее воспитании.
Я прошу тебя, подумай о моем предложении. Давай отложим все решения до того момента, когда ты вернешься во Флоренцию, и мы сможем поговорить.»
После отправки письма, я сел рядом с кроваткой Клио и взял ее крохотную ручку в свою ладонь.
Клио, малышка, твой отец оказался coglione...
Я совершил страшную ошибку, и я даже не буду пытаться себя оправдать. Я знаю, что ты никогда не сможешь понять меня и простить. Я не заслуживаю твоего прощения. Но я люблю тебя, Клио. И ты единственное, что не позволяет мне сойти с Земли.
Прости меня, моя крошка... За разрушенную жизнь, которая сломалась по моей вине, не успев начаться... Но я никогда не брошу тебя. Я здесь, на этой Земле, для тебя и ради тебя. Только ради тебя... Ты единственное, что у меня осталось и ради чего я живу.
Я не хочу, чтобы ты считала всех мужчин такими же bastardo, как твой отец. Это не так, Клио! Есть вполне приличные представители сильного пола. И я намерен сделать все, чтобы ты поверила мне. Родители иногда не могут сохранить свои чувства по отношению друг к другу, но тебя я буду любить всегда и никогда не брошу. Я сделаю все возможное, чтобы в тебе осталась вера в мужчин. Потому что я хочу, чтобы ты была счастлива. Чтобы ты нашла мужчину, значительно лучше и достойнее, чем твой отец. И чтобы вы с ним реализовали мою мечту вырастить самого счастливого ребенка на свете. А лучше даже несколько счастливых детей...
Пробуждение мое, как это уже сложилось в последнее время, было бурным и неожиданным. Клио разбудила меня сердитым плачем, непреклонно требуя еды и совершенно не желая предоставлять мне хоть какие-то отсрочки. Я помыл ее и сменил памперс под яростный крик. Представляю, что думали обо мне соседи! До них уже наверняка доползли слухи о моих грехах, и теперь они, очевидно, предавались своей бурной фантазии о том, на что еще я способен.
Наконец, Клио получила свою порцию молока и, довольно почмокивая, присосалась к соске. Успокоенный, но взъерошенный кот, нервы которого от крика Клио приходили в такой же упадок, как и мои, сидел на моем плече. Мы оба рассматривали мою кроху.
Не знаю, о чем думал мой кот, но мои мысли выворачивали меня наизнанку. Клио смотрела на меня своими доверчивыми синими глазами, разрывая на части мое и без того разорванное сердце. Хотя в глазах ее не было ни капли упрека, ни намека на обвинение, я чувствовал себя bastardo.
Я понимал, что это были последние минуты нашей совместной жизни, нашего нежного общения. Ведь Лоретта – женщина решительная, и я не особо верил, что она благосклонно отнесется к моей просьбе. Если она вообще ее прочитает. Поэтому мне останется лишь довольствоваться несколькими встречами в неделю, в зависимости от того, сколько я их себе выбью у ее адвоката... Я, конечно, намерен выбить их как можно больше, но этих вечеров все равно будет меньше, чем мне хотелось бы. Потому что мне хотелось, чтобы Клио жила со мной, чтобы я воспитывал ее. Но я понимал, что закон будет на стороне матери, особенно учитывая мою измену...
Клио начала задремывать у меня на руках, наевшись молока. Я осторожно встал и побрел с ней в спальню. Кот, похоже, не был намерен оставить мои плечи пустыми. Он вообще последние сутки, видимо, решил срастись со мной в одно целое. Он почти не слезал с меня, перемещаясь на мне по дому, как замечательное теплое боа.
Я включил ноут, не особо надеясь увидеть в почте ответ Лоретты.
Я ошибся. Ответ ждал меня.
Я с остановившимся сердцем открыл письмо, и ответ ее настолько ошеломил меня, что я даже протер глаза, чтобы лучше видеть.
«Я не вернусь во Флоренцию. Я не могу возвращаться в тот город, где ты облил меня грязью и выкинул на помойку мои чувства. Я не смогу там жить, осознавая, что в любой момент могу столкнуться с тобой на улице.
Я останусь в Париже.
Вот и замечательно, что тебе так нравится играть в отца. Я не могу сейчас заниматься ребенком, потому что мне надо найти здесь жилье и наладить мой бизнес. Мне надо наладить жизнь, которую ты разрушил.
Так что ты можешь наслаждаться своим отцовством. Ребенка я оставляю тебе. По крайней мере, до тех пор, пока не налажу здесь жизнь.»
Лоретта всегда умела меня поражать. Но в этот раз она была несравненна.
Я не понимал, как мать может так легко оставить ребенка, отказаться от него, словно эта была какая-то вещица, которую не обязательно брать с собой при переезде в новый дом...
Я не понимал, как я буду жить дальше, при условии, что мне надо ходить на работу в целях финансового обеспечения меня и Клио... И кота!
Я не понимал, как я буду один воспитывать дочь, ведь женский мир очень отличается от мужского...
Я не понимал, способен ли я быть хорошим отцом, способен ли я один дать Клио все, в чем она нуждается...
Я не понимал, плакать мне или смеяться...
Единственное, что я сумел понять, – это что я стал отцом-одиночкой. На неопределенный срок.