Часть 25
Находясь в состоянии полудрёма, но ещё не окончательно погрузившись в глубокий сон, Чуя услышал, как скрипнула дверь и тут же распахнул глаза, удивлённо глядя на вошедшего. Уж кого-кого, а этого человека увидеть у себя в палате Накахара точно не ожидал.
— Ты-ы... — протянул Чуя, сверля гостя недобрым взглядом.
— Я, — ответил вошедший. — А ты кого ждал?
— Явно не тебя, — пробормотал Накахара.
— Неважно выглядишь, — слегка улыбнувшись, произнёс посетитель, проходя в палату.
— Твоими молитвами, — буркнул Накахара и посмотрел на вошедшего с ненавистью.
— Ну почему же моими? — невинно поинтересовался тот, ставя на тумбочку какой-то пакет.
— Кто тебя сюда впустил?
— А кто бы мог мне помешать? Я всё ещё твой муж.
— Знаешь что? Муж. Вали-ка ты отсюда подобру поздорову! — прорычал Чуя, а его рука непроизвольно потянулась под подушку к пистолету, однако незаметно вытащить его Чуе бы не удалось, и он слегка повернулся на бок, чтобы было удобнее выхватить оружие, если будет необходимость.
— А то что? — спросил Огай.
— Слушай, чего тебе надо? Нахрена ты припёрся? Полюбоваться на плоды своих трудов?
— Смешно, — усмехнулся Мори. — Значит, он тебе тоже мозги промыл, как и тому полицейскому, который ко мне приходил на днях на работу. Но у полиции на меня ничего нет. Иначе я бы уже сидел в тюрьме.
— Ты не появился ни разу почти за две недели, что я здесь лежу. Так зачем пришёл сейчас?
— Прости, — проговорил Огай, однако взгляд его оставался холодным, и Чуя понимал, что это слово было произнесено им, скорее, из вежливости, чем из-за того, что он действительно испытывал какое-то раскаяние. — Я не думал, что тебя бы обрадовал мой визит, к тому же, я был на тебя зол, ты же должен это понимать.
— Конечно, — проронил Чуя, а затем добавил: — Но даже если ты не причастен к покушению, ты бросил меня умирать в больнице и страховку не отдал Дазаю.
— Я не хочу перед тобой оправдываться и не собираюсь этого делать, Чуя. Ты же взрослый мальчик, должен сам всё понимать: связавшись с моим сыном, ты оборвал все нити, связывавшие нас. Я не считаю себя обязанным что-либо делать для тебя после этого. Когда мне сообщили о том, что с тобой произошло, я подумал, что тебе может понадобиться страховка, но не нашёл её. Однако, через время перерыв все документы, я отыскал твою страховку и пришёл, чтобы отдать её тебе сейчас, — с этими словами Мори раскрыл папку, которую держал до этого подмышкой и, достав из неё какой-то листок, положил его на тумбочку рядом с пакетом. — Я принёс тебе фрукты, — добавил он, кивнув на пакет.
— Неужели ты думаешь, что я буду есть что-то, принесённое тобой? — спросил Чуя, сверля Огая взглядом.
— Не доверяешь, — Мори усмехнулся. — Понимаю. Но ты правда считаешь, что я хочу тебя убить? А даже, если и так, я бы не стал собственноручно приносить сюда отравленную еду. Я ведь не идиот.
— Спасибо, что принёс страховку, но больше я тебя не смею задерживать, — буркнул Накахара, однако Огай не спешил уходить, и Чуя добавил: — Что-то ещё?
— Да, — ответил Мори и, подойдя к постели Чуи, снова раскрыл папку, которую держал в руках.
— Что? — спросил Накахара, глядя на Огая.
— Если честно, — произнёс тот и присел на край кровати рядом с Чуей. — Я хотел передать страховку Дазаю, а заодно обговорить с ним кое-какие нюансы, касающиеся наследства его отца, поэтому приехал в Токио вчера вечером, — Мори сделал паузу, и Чуя не выдержал:
— Ну и?..
— Мне так и не удалось с ним поговорить, поскольку вчера возле дома я его кое с кем увидел.
— С кем?
— С каким-то омегой, и они пошли к Дазаю домой, — с этими словами Мори извлёк из папки несколько фотографий и протянул их Чуе. — Сам не знаю зачем я их сфотографировал, но думаю, что ты должен знать, что он тебе изменяет.
— Что? — переспросил Накахара и взял в руки снимки. Их оказалось пять, и на каждом из них были запечатлены Дазай и старший медбрат — Анго Сакагучи возле подъезда Осаму. На одной из фотографий Анго выходил из машины Дазая с каким-то ребёнком, на двух снимках Осаму приобнимал омегу за плечи, а ещё на двух он склонился к его лицу и касался пальцами губ, будто собирался поцеловать парня. Чуя пролистал фотографии несколько раз, и всё бы ничего, да только два снимка вызывали у него беспокойство — те, где Дазай нежно, как показалось Чуе, смотрел на омегу и касался пальцами его губ.
— Зачем ты припёр мне эти фотографии? — спросил Чуя, испытующе глядя на Мори. — Здесь нет ничего криминального.
— Уверен? — спросил Огай, усмехнувшись.
— Ты хочешь сказать, что у них отношения?
— Не знаю, отношения ли или Дазай просто привёл парня на одну ночь? Может, на фотографиях и не видно, но они выглядели и вели себя, как любовники.
— А где же поцелуй?
— Они зашли в подъезд, и дальше я за ними уже не пошёл. Я поехал в гостиницу, решив прийти утром, однако чуть не столкнулся с ними у подъезда Дазая. Они выходили оттуда вместе, — Мори протянул Чуе ещё одну фотографию, где Дазай с Анго и ребёнком выходили из подъезда уже при дневном свете. — Я решил, что будет лучше, если Дазай меня не увидит и ушёл.
— Зачем ты это делаешь? — спросил Чуя. — Какое тебе до меня дело?
— Мне просто тебя жаль, Чуя, — Огай с грустью посмотрел на Накахару. — Я понимаю, Дазай умеет вскружить голову. Он красавчик. В него все влюбляются, а потом слезами обливаются. Если бы ты только знал, сколько на его совести разбитых сердец! Я бы, наверное, и сосчитать не смог, если бы захотел. В университете о нём ходят легенды: всем известно, что он ещё тот ловелас, но даже знание этого факта, не останавливает наивных омег. Глупые! Они летят к нему, словно мотыльки на пламя, не подозревая, что в лучшем случае опалят себе крылья, а в худшем... — Мори выдержал паузу, затем положил руку на живот Чуи и продолжил: — Был один парень, которого Дазай бросил, он не смог справиться с депрессией и повесился, увы. Жаль его... Но самое странное, что каждый из этих омег думает, что станет тем единственным, кто сможет добиться его любви, а он их просто использует и выкидывает, как мусор, вдоволь наигравшись. Ты, к сожалению, не стал исключением. Но тебе не повезло больше, чем другим, потому что ты забеременел. И я не могу не чувствовать своей вины из-за этого. Ведь это я подметил твои противозачаточные. Мне жаль тебя, потому что я знаю — он заставит тебя страдать. Ты можешь мне не верить, но я хотел бы тебе помочь, Чуя.
— Помочь? — переспросил Накахара, гневно сверкнув на Мори глазами и сбрасывая его руку. — Спасибо, ты уже помог, уложив меня на эту койку. Убирайся!
— Я никуда тебя не укладывал. Дазай врёт.
— Я не хочу тебя слушать.
— Твоё право, но всё же я скажу то, что хотел, раз уж я здесь, иначе потом не прощу себя за то, что скрыл от тебя правду, если он сделает что-то плохое из-за чего ты пострадаешь.
— Что за бред? — спросил Чуя, совершенно не понимая о чём говорит Огай.
— Это не бред, — возразил Мори. — И я должен был рассказать обо всём тебе раньше. Может быть, ничего этого бы и не случилось.
Накахара слегка, насколько хватило сил, мотнул головой, затем произнёс:
— Почему?
— Что «почему»?
— Почему ты это делаешь? Почему ты лезешь в мою жизнь? Я изменил тебе. Предал. Мы расстались. И как только я выйду отсюда, сразу подам на развод, а хочешь, подай сам. Только оставь меня в покое и больше не приходи!
Не обратив внимания на последние слова Чуи, Мори проговорил:
— Да, ты предал меня, и я был очень на тебя зол. Но сейчас, немного остыв и обдумав ситуацию, осознал свою ошибку. Мне не стоило винить тебя в произошедшем. Ведь виноват во всём он. Конечно, твоя вина в этом тоже есть, но я отчасти тебя понимаю. Ты не смог устоять перед ним. И меня это не удивляет. Если Дазай положил на кого-то глаз, он непременно добьётся своей цели. Ещё ни один омега не смог перед ним устоять. Мне стоило запретить ему появляться в нашем доме, когда мы с тобой поженились, но я не думал, что он так поступит со мной, ведь я его отец, но, видимо, болезнь у Дазая с возрастом лишь обострилась.
— Болезнь? Какая ещё болезнь? — переспросил Чуя, с непониманием глядя на Мори.
— Смерть отца в двенадцатилетнем возрасте стала для Дазая ударом. Резкая смена обстановки, новая семья, всё это не способствовало улучшению его психического состояния. Заметив его необоснованную раздражительность, беспокойство без всяких причин, проявление депрессии и проблемы со сном, я подумал, что, возможно, у него ПТСР и отвёл к врачу. Спустя какое-то время диагноз не подтвердился. Врач сказал, что у него стресс, и проявление депрессии связано со смертью отца, но серьёзного заболевания нет и со временем всё пройдёт. Он выписал ему лекарства, а я, со своей стороны, сделал всё, чтобы помочь сыну: окружил любовью и вниманием, ни в чём ему никогда не отказывал. Мои труды не пропали даром, да и лечение вскоре возымело действие: Дазай вышел из депрессии и даже стал радоваться жизни, как обычный подросток его возраста. Однако спустя какое-то время я начал замечать, что он ведёт себя странно, порой агрессивно и безрассудно. Несмотря на то, что Дазай очень хорошо учился в школе, он часто прогуливал уроки, шлялся где-то со всякими отбросами, воровал, даже устраивал несколько раз поджоги. Мне с трудом удалось его отмазать, чтобы он не попал в колонию, когда в одном из поджогов, устроенных им, погиб человек. Ты думаешь, после того, как правда открылась, он испытывал чувство вины? Нет. Не было ни капли раскаяния или хоть какого-то сожаления. Потом начались издевательства над сверстниками. Однажды он довёл одноклассника до самоубийства. И снова никакого раскаяния. Доказать, что он виновен в смерти мальчика полиции не удалось, не без моей помощи, конечно. Пришлось перевести его в другую школу и снова обратиться к психиатру. Ему долго не могли поставить диагноз, хотя я водил его к нескольким врачам, но те лишь разводили руками, считая, что поведение Дазая не связано с какими-либо психическими отклонениями. Однако нашёлся один очень хороший и опытный психотерапевт, который всё-таки поставил диагноз моему сыну: пассивная социопатия второго типа, средней тяжести. Всю жизнь мне приходилось водить его по врачам, которые выписывали ему кучу лекарств. Через несколько лет симптомы болезни довольно сильно снизились, но поддерживающую терапию никто не отменял. Однако социопаты даже с лёгкой формой болезни не способны на любовь и сочувствие, они лишь искусно притворяются нормальными. Вот что я имел ввиду, говоря, что ты можешь пострадать, — Мори ненадолго замолчал, а Чуя смотрел на него ошарашенно, и Огай продолжал: — Если ты не знаешь, что это за болезнь, могу дать общее определение:
Диссоциальное расстройство личности (социопатия) – это расстройство личности, характеризующееся импульсивностью, агрессивностью, асоциальным поведением и нарушением способности к формированию привязанностей. Больные с данным расстройством убеждены в правомерности собственных потребностей, грубо пренебрегают чувствами, правами, безопасностью окружающих и социальными нормами. Люди для них лишь средство достичь своих целей. Социопаты — искусные лжецы, они не имеют совести, жалости, не испытывают чувства вины и стыда, да и в целом не испытывают ни к кому каких-либо чувств, хорошо ориентируются в социальной обстановке и легко манипулируют окружающими. Даже, если некоторые из них создают семьи или вступают с кем-то в отношения, то часто являются тиранами для своих близких, превращая их жизнь в настоящий ад. Диссоциальное расстройство личности наиболее ярко проявляется в подростковом возрасте и сохраняется в течение всей жизни.
— Ты лжёшь, — проговорил Чуя, а Мори извлёк из папки какой-то листок и передал его Накахаре.
— Выписка из его медицинской карты, — сказал он.
Пробежав лист глазами, Чуя произнёс:
— А ты пришёл сюда, основательно подготовившись. Но я тебя не верю. Дазай не похож на социопата. И я знаю, что он меня любит, пусть он непростой человек, и у нас возникли некоторые проблемы, но он не псих. Если бы он меня не любил, то не влез бы в огромные долги, чтобы вытащить буквально с того света, в то время, как ты бросил умирать.
— Я уже говорил, что не хочу оправдываться за свой поступок и не буду этого делать. Думаю, ты и сам понимаешь, почему я так поступил. Однако я очень сильно сомневаюсь в том, что Дазай влез в какие-то долги ради тебя. Скорее всего, кого-то ограбил. Ему не впервой. Замков для него не существует, он и мой сейф вскрыл, когда я не дал ему денег, правда ничего в нём не нашёл. А если тебе мало выписки из его истории болезни, могу раздобыть медицинскую карту, хотя это будет сделать сложнее. Как тебе ещё доказать, что я говорю правду?
Чуя ничего не ответил, и Мори снова заговорил:
— Есть немало признаков, по которым можно определить социопата: такие люди всегда холодны, харизматичны и очень притягательны для окружающих, даже если внешне не являются красавцами от природы. Они не испытывают сомнений, когда ставят перед собой какую-либо цель, не знают угрызений совести, что бы не совершили, порой могут быть чрезмерно жестоки; обладают высоким интелектом, им неведом страх, поэтому они легко идут на риски; склонны ко лжи и лицемерию, не способны к стыду, расскаянию, любви и эмпатии; безнравственные и порой аморальные личности; для них не существует авторитетов. Социопаты являются превосходными актерами, поэтому врачам не всегда удается определить болезнь и поставить диагноз (как я уже говорил ранее: Дазаю долго не могли поставить диагноз). Такие люди очень наблюдательны и легко читают окружающих словно открытые книги. Всегда подстраиваются под обстоятельства, если имеют с этого выгоду, могут изображать чувства, которые не способны испытывать. Благодаря полному отсутствию эмпатии, привязанностей и совести, социопаты являются отличными манипуляторами, которые могут легко управлять чужими жизнями так, как им вздумается. Такие личности стремятся к власти и почти всегда добиваются её или становятся преступниками. Чуя, а теперь подумай и скажи сам, не замечал ли ты за Дазаем хотя бы нескольких признаков из перечисленных мною?
Накахара невольно задумался, а затем произнёс:
— Ну замечал кое-что.
Мори довольно улыбнулся, а Чуя добавил:
— Это ничего не значит. По-твоему выходит, что если человек умён, целеустремлён, красив и обаятелен, на нём уже можно ставить клеймо социопата? Тогда и тебя легко можно причислить к таким людям, ведь, из перечисленного тобою, есть не меньше признаков, которые можно отнести к тебе и по которым определяется эта болезнь. А может быть, это наследственное? Ты же его отец.
— Надо же, как мы заговорили! Во-первых, ты слишком сократил список признаков этой болезни, которые можно отнести к Дазаю, а во-вторых, мне никто не ставил подобных диагнозов, в отличии от него.
— Ладно, я не хочу с тобой спорить и что-то доказывать или пытаться уличить тебя во лжи. Мне просто кое-что интересно, и я спрошу тебя в последний раз: зачем ты пришёл, чего добиваешься?
— Я должен был рассказать тебе правду. Чтобы ты окончательно не погубил себя. Он будет тебе изменять всю жизнь. Отчасти это связано с его болезнью: из-за отсутствия привязанностей, он не считает себя обязательным хранить кому-либо верность. Кроме того, связываться с таким человеком попросту опасно. Если его болезнь обострится, он может причинить тебе вред. Кроме того, ты в чем-то прав: психические заболевания могут передаваться по наследству, а ты ждёшь от него ребёнка. Вот и решай теперь, что тебе делать.
— Если ты думаешь, что действуя подобным методом, заставишь меня вернуться к тебе, ты ошибаешься, — уверенно заявил Чуя. — Даже если я не буду с ним, к тебе я тоже не вернусь. Ты зря потратил время, придя сюда.
— Я не пытаюсь тебя вернуть, Чуя, — произнёс Огай. — И я ни слова не сказал об этом.
— Тогда зачем всё это? Какое тебе до нас с Дазаем дело? Ты выставил меня из дома две недели назад. А теперь вдруг вспомнил обо мне? С какой стати? А может, ты делаешь это из мести?
— Мести? — Огай усмехнулся. — Я думал, что ты понял. Я делаю это в память о нашем прошлом, ведь мы прожили с тобой два года и были счастливы вместе, пока не появился он. Дазай заставит тебя страдать. Вспомнишь мои слова.
— Уходи, — процедил Накахара, а Мори сказал:
— Хорошо. Я уйду. Но советую хорошо всё обдумать. — Мори протянул Чуе визитку и сказал: — Позвони ему, если надумаешь, и скажи, что от меня. Этот врач работает в этой же больнице, и он готов провести процедуру в любой момент. Денег с тебя не возьмёт. Выздоравливай, — сказав это, Огай направился к выходу, а когда за ним закрылась дверь, Чуя прочитал на визитке:
— Ямасаки Кеншин, акушер-гинеколог.
Тяжело вздохнув, Чуя засунул визитку под подушку, а затем снова взял в руки фотографии и несколько раз пересмотрел, затем отбросил их в угол комнаты и выругался:
— Чёртов ублюдок!