Часть 24
Дазай ожидал, что Чуя встретит его как обычно: безмолвным молчанием или же бросит несколько язвительных фраз, возможно, оскорбительным тоном или словами, однако, вопреки его ожиданиям, всё произошло не так. Едва Осаму вошёл в палату, как Чуя сам с ним заговорил:
— Сегодня ко мне приходил полицейский. Эдогава Рампо, если не ошибаюсь.
Дазай кивнул и подошёл к постели возлюбленного ближе.
— Знаю такого, — произнёс он.
— Ты мне ничего не хочешь сказать? — спросил Накахара.
— Я? — казалось, последняя фраза удивила Осаму, он придвинул стул ближе к кровати и удобно устроился на нём, вопросительно глядя на Чую.
— Ты, кто ж ещё?
— Да нет, а что я должен сказать?
— Слушай, Дазай, не еби мне мозг, — раздражённо проговорил омега. — Этот полицейский сказал, что наезд на меня был совершён намеренно, и что он подозревает в этом твоего отца. Тебе есть что сказать мне по этому поводу?
— Ну-у... — протянул Осаму. — На то он и полицейский, чтобы кого-то подозревать.
— Заебал! — зло бросил Чуя. — Если ты что-то знаешь, говори, а нет, так проваливай!
— Не понимаю, что ты хочешь от меня услышать?
— Правду, если тебе что-то известно, — более спокойно добавил Накахара. — Или твои соображения по этому поводу. Ты ведь был там. Я помню. Ты первым подбежал ко мне.
— Не хотел, чтобы ты расстраивался лишний раз, — произнёс Дазай, поглаживая Чую по руке, тот, как ни странно, не протестовал и не пытался убрать его ладонь. — Но наезд на тебя действительно был совершён намеренно. Думаю, за тобой следили от самой Йокогамы, а когда предоставился удобный случай, попытались убить.
— Ясно, — тихо произнёс Чуя, а затем добавил: — Помоги лечь повыше.
— Хорошо, — ответил Дазай, и когда Чуя слегка опёрся на руки, приподнял подушку выше и помог ему принять полу-сидячее положение.
— Ты думаешь, что это мог быть Мори? — спросил Накахара, неотрывно глядя в карие глаза.
Дазай пожал плечами, затем произнёс:
— Не сам, конечно. Думаю, он кого-то нанял.
— Почему ты так считаешь?
— Ну, а кому это ещё могло понадобиться? У тебя есть враги? А даже, если бы и были, они бы сделали это гораздо раньше, не стали тянуть так долго, чтобы рассчитаться с тобой за что-то. Слишком много совпадений, хотя наезд на тебя могли счесть несчастным случаем, если бы не свидетели. Исполнитель сработал не слишком чисто.
— О каких совпадениях ты говоришь?
— Это Мори подговорил того омегу прийти ко мне, сказав ему, что мой парень приедет в субботу. Он назвал ему наименование препарата, который вызывает симптомы течки раньше времени. Похоже, таков был план моего отца.
— Что? — переспросил Чуя. — Ты врёшь, я не верю тебе.
— Почему же? Значит, в то, что он мог попытаться тебя убить, ты веришь. А в то, что подослал моего бывшего, именно в тот день, не веришь?
— Не знаю. Зачем ему это, если он решил меня убить?
— Чтобы заставить страдать, причём нас обоих.
— Ты говорил с ним об этом?
— Не с ним, а с Сигмой — это тот самый омега. Он признался.
— Вот как? А с Мори говорил после того, как я попал в больницу?
— Конечно. И он уже знал о том, что с тобой произошло. Сказал, что ему позвонил какой-то знакомый и сообщил о тебе.
— И что он сделал?
— Ничего.
— Он правда не дал денег на лечение?
— Не просто не дал, но и перекрыл мне возможность воспользоваться средствами, которые достались мне от отца. Если честно, не ожидал от него такого. Он спрятал или уничтожил твою страховку, при этом заявил, что ты её забрал с собой. Теперь ты понимаешь, что это может означать?
— Значит, он действительно кого-то нанял, чтобы убить меня? Не могу в это поверить.
Чуя прикрыл глаза и тяжело вздохнул.
— Я знал, что ты расстроишься, поэтому ничего тебе не сказал, — произнёс Осаму.
— Никогда бы не подумал, что он на такое способен, — тихо проговорил Чуя.
— Я думаю, что ему не впервой.
— Что ты имеешь ввиду?
— Когда я был ребёнком, то стал свидетелем одного подозрительного разговора между моим отцом и каким-то странным типом. В то время я не придал разговору значения и даже забыл о нём. Но теперь понимаю, что они, скорее всего, обсуждали чье-то убийство.
— Ничего себе! И чьё же?
— Пока не знаю, но обязательно выясню это.
— А где ты достал деньги на лечение? — спросил Накахара.
— У знакомых одолжил, — соврал Осаму.
— Четыре миллиона?
— Да, четыре миллиона.
— А с чего отдавать будешь? Это же огромная сумма.
— Что-нибудь придумаю. Не переживай об этом.
Дазай кинул взгляд на часы и добавил:
— Мне пора на смену заступать.
Чуя кивнул, а Осаму поднялся со стула и чмокнул его в уголок губ. То, что Чуя на него не орал и не пытался отстраниться, было хорошим знаком. Дазай улыбнулся и, развернувшись, направился к выходу.
— Дазай, — окликнул его Чуя, тот обернулся и вопросительно посмотрел на Накахару. — И что теперь будет?
— Ты о чём? — спросил Осаму.
— О Мори. Ты говорил полицейскому о том, о чём рассказал мне?
— Отчасти, — последовал ответ.
— Почему «отчасти»?
— Не вижу в этом смысла. У Мори есть деньги и связи, он откупится от любого обвинения, если против него не будет серьёзных улик.
— Значит, он останется безнаказанным?
— Необязательно.
— Я тебя не понимаю.
— Нужны железные доказательства его вины, а всё, что у нас есть — лишь косвенные улики. Вряд ли их будет достаточно для того, чтобы посадить его в тюрьму.
— А как же страховка? Полицейский, который ко мне приходил, сказал, что если Мори не не отдал её намеренно, при том, что она была у него, этого уже достаточно для того, чтобы возбудить против него уголовное дело.
Дазай покачал головой, затем произнёс:
— И по какой статье? Оставление человека в опасности? Он может убедить суд присяжных в том, что действовал под влиянием сильного нервного потрясения и эмоций. С его связями и деньгами за это преступление максимум, что ему грозит — это пара лет условно. Нужно найти на него что-то серьёзное. И я хочу, чтобы ты мне в этом тоже помог.
— Как? — спросил Чуя.
— Ты жил с ним два года. Подумай, не замечал ли ты за ним чего-нибудь странного, не встречался ли он с кем-то подозрительным, и если да, о чём говорили? Не отвечай сейчас. Подумай, а я пока пойду работать.
— Хорошо. Я подумаю. Но что, если он попробует снова это сделать? Избавиться от меня, пока я лежу здесь?
— Не думаю, что он станет так подставляться. У дверей в твою палату дежурит полицейский. А подкупать кого-то из персонала, чтобы тебе, например, ввели не тот препарат, слишком рискованно. Он знает, что мне известно о том, что он причастен, поэтому, вероятно, не предпримет ничего такого. Да и поступок его был, скорее, импульсивным, чем хорошо продуманным и хладнокровным планом убийства. Ведь, насколько я понял, он выгнал тебя в тот же день, когда узнал о нас, а значит, этот план он разрабатывал недолго.
— Меня это что-то не слишком успокаивает.
— Вот, возьми, — сказал Осаму, подходя к Чуе и протягивая ему пистолет.
— Что это? — Накахара удивлённо вытаращил на Дазая глаза.
— Пистолет, — ответил тот.
— Я вижу. Откуда он у тебя?
— Какая разница? Умеешь пользоваться?
— Да-а-а-а, — протянул Чуя, не сводя глаз с вороненой стали. — Бывал в тире.
— Отлично. Тогда ты знаешь, что с этим делать, — проговорил Дазай и вложил ствол в руку Чуи, а заметив его нерешительность, добавил: — На всякий случай. И тебе и мне так будет спокойнее.
— Хорошо, — выдавил Накахара и, сжав пистолет в руке, кое-как засунул его под подушку.
— Всё будет хорошо. — сказал Осаму и, чмокнув Чую в губы, покинул палату возлюбленного.
— Вот же сука! — тихо выругался Накахара, после того, как за Дазаем закрылась дверь. — Решил избавиться от меня и от собственного внука. А ещё врач, называется! Ублюдок! — Накахара искривил губы в презрительной улыбке, а затем добавил, уже про себя:
«Теперь мне понятно, почему Дазай всегда холодно говорил об отце. — Чуя тяжело вздохнул. — Он знал, что он за человек, в отличии от меня, по крайней мере догадывался. Я совсем не знал Мори, впрочем, как и Дазая. Дазай, конечно, кобель и тоже не подарок, но ему не пофиг, что будет со мной. Он на изнанку вывернулся, чтобы достать эти деньги и спасти мою жизнь. Вот и сейчас я вижу, как он за меня переживает, хотя и делает вид, что всё хорошо. Пистолет мне дал, — Чуя слегка улыбнулся. — Интересно, где он его взял? А впрочем какая разница? Может, стоит простить его, дать последний шанс? Даже не знаю, что теперь делать. Ещё вчера мне казалось, что я его ненавижу, а сегодня всё изменилось, и я уже не могу на него злиться, как прежде».
Чуя попытался лечь ниже, и ему удалось это сделать, потом кое-как приподнялся и подтянул левой рукой подушку так, чтобы она лежала у него под головой. Правая нога и рёбра болели просто ужасно, но он уже мог хоть как-то двигаться, что не могло не радовать парня, лежать пластом и постоянно спать ужасно надоело, но пока ему ничего иного не оставалось, поэтому Чуя прикрыл глаза и задремал.
Минут через двадцать его разбудили врачи, так как сейчас был вечерний обход. Осмотрев его и поинтересовавшись самочувствием, они ушли, а ещё через час пришёл Дазай вместе со старшим медбратом для того, чтобы сделать ему несколько уколов и поставить капельницу. Когда Осаму уходил, Чуя хотел окликнуть его, но сдержался, зная, что тот непременно заглянет к нему попозже. Однако прошёл час, затем ещё полтора, а Дазай так и не появился.
— И где интересно его носит? — вслух проговорил Накахара, ему вдруг жутко захотелось спать, и он, прикрыв глаза, вскоре провалился в царство Морфея. Как ни странно, но Дазай так и не появился в палате Накахары до утра. А пришёл лишь после утреннего обхода, чтобы вновь поставить Чуе несколько уколов.
— Капельницу тебе отменили, — проговорил он, когда собирался уходить.
— Дазай, — вдруг позвал его Чуя, и тот остановился, обернувшись к возлюбленному.
— Что? — спросил он, посмотрев в голубые озёра.
— Где ты был? — неожиданно для самого себя задал вопрос Накахара.
Дазай широко улыбнулся и поинтересовался:
— Скучал?
— Ага, сейчас! — возмущённо бросил Чуя.
— Ладно, тогда я пойду. Мне пора в универ.
— Ну и вали, — зло буркнул Чуя, а Осаму снова улыбнулся, сказав:
— Пока.
Дазай вышел за дверь, а Чуя сверлил его спину недобрым взглядом.
— Да он издевается, — проворчал Накахара, когда за Осаму закрылась дверь. — Испытывает моё терпение? Вот же сволочь! Ненавижу!
Приложив ухо к двери с обратной стороны, Дазай улыбнулся, а затем пошёл переодеваться. Однако перед уходом всё же решил заглянуть к Чуе, который демонстративно отвернулся от него в сторону.
— Сегодня вечером вряд ли приду, — произнёс Дазай, но Накахара ничего не ответил, и Осаму добавил, подходя к его постели: — Решил взять выходной. Совершенно не выспался.
Дазай зевнул, прикрыв рот рукой.
— Тяжёлого сегодня привезли, мне пришлось присутствовать на операции, которая длилась несколько часов, а потом ещё присматривать за ним, чтобы кони не двинул ночью.
— Почему сразу не сказал? — спросил Чуя, разворачиваясь к Осаму и глядя в карие глаза.
— Не думал, что тебе интересно, — с улыбкой ответил Осаму и присел на стул рядом с Чуей.
— Тогда зачем сейчас говоришь?
— Не знаю. Мне показалось, что ты расстроился из-за того, что я к тебе не зашёл вчера.
— Тебе и правда показалось, — буркнул тот. — И вообще, мне плевать.
— Серьёзно? — Дазай усмехнулся и чмокнул Чую в губы. — Ты не умеешь врать, милый.
— Да пошёл ты! — Накахара упёрся рукой в грудь Осаму, стараясь его оттолкнуть, но тот легко сломил сопротивление обессиленного омеги и вновь прижался своими губами к его, на этот раз целуя Чую в засос. Накахара попытался отвернуться и сжал зубы, чтобы не пропустить чужой язык в свой рот, но Дазай нежно посасывал его губы, оглаживая пальцами лицо, и тот, ощутив, как внизу живота разливается приятное тепло и слыша, как громко стучат два сердца, всё-таки сдался и ответил на поцелуй, от которого у него кругом пошла голова. Когда Осаму оторвался от его губ, Чуя тяжело дыша, прошептал: — Сволочь.
— Может быть, — не стал спорить Дазай, продолжая поглаживать лицо возлюбленного пальцами и неотрывно гладя в его глаза. — Но ты меня любишь, а я люблю тебя. Зачем же мучить друг друга, если мы можем быть вместе и стать счастливыми?
— Ты серьёзно считаешь, что после всего, это возможно, Дазай? — тихо спросил Чуя.
— Каждый человек имеет право на ошибку. Неужели ты готов заставить нас обоих всю жизнь страдать из-за однажды совершённой мною ошибки?
— Ты разве не понимаешь? — задал вопрос Накахара.
— Нет, не понимаю, — ответил Осаму.
— Я никогда не смогу тебе доверять. Как ты себе представляешь нашу дальнейшую жизнь с тобой?
— Почему не сможешь? После того, как мы с тобой впервые занялись любовью, я тебе не изменял, кроме того единственного раза, когда тебя сбила машина.
— Я тебе не верю.
— Почему?
— Потому что ты просто кобель.
— Да с чего ты это взял?
— А с того, что знаю тебя и видел всё сам; для меня этого более чем достаточно.
— Зря ты так. Для меня гораздо важнее чувства, а не удовлетворение потребностей. Я сам никогда об этом не задумывался до того, как у нас с тобой начались отношения, ведь не любил прежде. Но после того, как мы начали встречаться, я изменился. Весь мой мир перевернулся с ног на голову, и я переосмыслил многие вещи.
— Ну да, расскажи. После того, что я видел, неужели ты думаешь, что я тебе поверю?
— Не знаю. Может быть, всё это и выглядит неприглядно, наверное, так и есть. Но как мне тебе доказать, что ты ошибаешься?
— Если ты не знаешь, то я тем-более.
— Чуя, ну сколько можно? Нельзя же из-за одной единственной ошибки ломать двоим людям жизнь, даже троим, — Осаму положил руку на живот возлюбленного, поглаживая. — В тебе растёт ещё одна жизнь, и даже если он ещё ничего не понимает, то определённо чувствует твоё настроение.
— Мне кажется, что ты собирался в универ. Или мне послышалось?
— У меня нет первой пары, так что есть время побыть с тобой и, в конце концов, выяснить отношения.
— А я не хочу ничего выяснять. Мне и так всё понятно, что касается тебя. Я, конечно, благодарен тебе за то, что не бросил меня умирать в больнице, но я не смогу быть с тобой вместе, как раньше.
— Какой ты упрямый, — проговорил Дазай. — Ты готов сам себя извести, только бы наказать меня.
— Я себя не извожу.
— А что ты делаешь? Ты же любишь меня. И не отрицай. Я это точно знаю.
— Люблю или нет, уже не имеет значения.
— Имеет. Потому что ты сам страдаешь из-за своего упрямства и меня мучишь.
— Вот в твои мучения мне поверить, вообще, очень сложно.
— Это с тобой очень сложно. Даже просто разговаривать.
— Так не разговаривай. Иди, учись.
— Как скажешь, — буркнул Дазай и быстрым шагом покинул палату Накахары, а тот, тяжело вздохнув, прикрыл глаза и вскоре уснул.
В этот день Дазай у Чуи не появился. Да, он предупредил Накахару об этом заранее, но всё же тот в тайне надеялся, что он придёт. На душе было как-то паршиво. Чуя понимал, что несмотря ни на что, скучает по нему, что по-прежнему любит, хотя и пытался убедить и себя, и Осаму в обратном, но постоянно думал о нём, а разлука в такой непростой для него момент была просто невыносима. Хорошенько обдумав ситуацию, Чуя всё же принял решение простить Дазая и с нетерпением ждал его появления в пятницу, чтобы сказать ему об этом. Однако день шёл, а Осаму всё не было. Накахара даже несколько раз брал в руки свой телефон, собираясь набрать номер возлюбленного, но так и не решился сделать это.
«Что я ему скажу? — размышлял парень. — "Дазай, где тебя хер носит?" — Чуя усмехнулся. — Нет, это глупо. Он сразу поймёт, что я скучаю, и что готов простить его. Так не пойдёт. Пусть помучается ещё немного. Но где его правда носит? Он специально что ли издевается? То не отходил от меня ни на шаг, даже на работу в это отделение устроился, чтобы быть ближе ко мне. И вдруг динамо включил. Не понимаю его. Ну что за человек?» — Накахара устроился в постели поудобнее, а затем в палату вошёл медбрат, чтобы сделать ему уколы. Однако это был не Осаму и не старший медбрат. Накахара помнил его, но не знал имени, поэтому спросил:
— Простите, не помню, как вас по имени?
Медбрат посмотрел на Чую, а затем молча ткнул пальцем в бейджик, приколотый у него на груди с правой стороны.
— Сато Акайо, — прочитал Чуя. — Ну да, точно. Скажите, а Дазая Осаму опять сегодня нет?
— У него выходной, — ответил парень, подготавливая шприц и ампулу для инъекции. — Завтра с утра заступает.
— Понятно, — произнёс Чуя и тяжело вздохнул.
Медбрат ввёл ему необходимые препараты и покинул палату, а Чуя взглянул на часы на мобильном.
— Двадцать пятнадцать, — вслух произнёс он. — Похоже, что Дазай сегодня не придёт. — Накахара раздражённо бросил телефон на тумбочку и прикрыл глаза, попытавшись уснуть.