Глава 25
« Если я не могу измениться,надо попробовать быть самой собой.»
~~~
Лалиса недовольно поморщилась и возмущенно простонала, когда теплое пуховое одеяло, неожиданно исчезло, и прохлада комнаты неприятно коснулась голых ног.
Во рту ужасно пересохло, голова гудела. Виски пульсировали, а тело обдавало то жаром, то холодом, и кожа покрывалась неприятными колкими мурашками. Теплая рука коснулась её лодыжки, плавно стягивая с кровати, и Манобан невнятно забормотала ругательства, цепляясь за металлическое изголовье. Глаза удалось разлепить с большим трудом — из незашторенного окна струился резкий свет, и опухшие от слез веки неприятно щипало. Она дернула ногой в знак протеста, но настойчивая рука продолжала хватать её за ноги, окончательно вырывая девушку из спасительного сна.
— Чима, перестань, — взмолилась она. — Дай поспать еще хотя бы полчасика. — Манобан нехотя перевернулась на спину, натягивая широкую, большую футболку, служащую ей свободной пижамой, на колени.
— Мы проспали первый урок. Если быстро соберешься, то мы успеем на второй.
— Я не пойду, — уверенно отказалась Лиса, резко поднимаясь в положение сидя и хватаясь за лоб от ноющей боли. Она перехватила стакан холодной воды, заботливо протянутый парнем, и быстро осушила его двумя большими глотками. После выпитого вчера этого было ничтожно мало, и Лиса вернула стакан, красноречивым взглядом умоляя Чимина налить еще.
— Ты не появлялась в школе уже неделю, — укоризненно напомнил Пак, удаляясь на кухню. Лиса услышала, как зашумела в кране вода и скрестила ноги, осматривая свое временное жилье.
Небольшая, светлая комната больше не напрягала разбросанными повсюду вещами, дурацкими плакатами на стенах, от которых первое время она порывалась избавиться, и сжатым пространством, заставленным всем, чем только можно. Сейчас она казалась даже уютной, полной незначительных, но тёплых воспоминаний, которые Лиса без сомнения хотела сохранить, избавившись от более масштабных и ярких, но нагоняющих на неё мучительную тоску.
Постепенно зарождающаяся крепкая дружба между ними стала настоящим спасением для Лисы. А то, с чем не справлялась дружеская забота Пак Чиммна, заглушалось щедрой дозой алкоголя.
Горячая тарелка со свежеприготовленным омлетом опустилась на её колени, и Манобан благодарно улыбнулась, посылая другу воздушный поцелуй. Он закатил глаза и отдал ей прозрачный стакан с пузырящейся от таблетки водой, не сводя с её лица фирменного обеспокоенного взгляда.
— Ты чудо, — довольно протянула Лиса, как только выпила лекарство. — Спасибо. За все.
— Ты не должна так себя изводить, — начал Пак, скидывая домашнюю футболку и ныряя в шкаф за толстовкой. — Когда ты в последний раз была абсолютно трезвой?
— Не начинай, — отмахнулась Манобан . — Мне нужно время.
— Я понимаю. Но алкоголь и сигареты никак тебе не помогут. Тебе стоит взять себя в руки, — твёрдо сказал Чимин, без стеснения расхаживая по комнате с голым торсом и закидывая разбросанные повсюду учебники в чёрный портфель.
— Как там Рози? — попыталась закрыть тему Лалиса, догадываясь, к чему идёт разговор.
— Завтра выписывают, — ответил парень с тяжёлым, взволнованным вздохом. — Отец подыскал ей клинику в тридцати километрах отсюда. Тот ещё ублюдок, но выхода у меня нет. Придётся ему довериться. Эта клиника — наш единственный вариант.
— Она справится.
— Да. И ты тоже. — Чимин надел толстовку и сочувственно посмотрел на подругу, с толикой особой любви, в какой так нуждалась Лалиса. — Лиса, ты не можешь вечно от него прятаться. Ты должна закончить школу, поступить в где-нибудь подальше от этого города и от своей чокнутой семейки. Ты заслуживаешь лучшего отношения, которого никогда не получишь от Чона .
— Даже не произноси эту мерзкую фамилию, — сквозь зубы процедила Лалиса, чувствуя болезненную пульсацию в груди. Боль притупилась, либо она научилась её терпеть, как врожденную болезнь, с которой необходимо смириться. — Как бы я хотела сказать, что мне уже плевать, — обречённо простонала она и, поставив тарелку на тумбочку, завалилась обратно в кровать, всем своим видом демонстрируя желание вновь остаться дома. — Но это не так.
Лиса ничего не скрывала от Чимина. Он знал все от начала и до конца, принимая правду со свойственным ему спокойствием и пониманием. Он никак не выражал своего презрения или осуждения, в отличии от самой Манобан, которая ненавидела всеми фибрами души себя и свои чувства.
Пак присел на край кровати, и Лисе с трудом подавила желание прижаться к его плечу. Она перевернулась на бок, подкладывая ладошки под щеку и упираясь коленями в его поясницу, чувствуя тепло через мягкую ткань толстовки. Было страшно думать о том, что уже через пару дней все закончится, что она вновь лишиться твёрдой опоры.
— Ты можешь остаться, даже когда вернётся отец, — словно прочитав её мысли, сказал Чимин. — Я уверен, он все поймёт.
— Я помню, как он пёк шоколадное печенье. Оно было невероятно вкусным.
— Он делает это каждре воскресенье, так что…
— Нет, Чима, — возразила Манобан, переводя на парня задумчивый взгляд. — Мне очень понравилось с тобой жить, но мне нужно научиться решать свои проблемы самостоятельно.
— Ты уверена?
— Абсолютно, — соврала Лалиса, выдавливая дружелюбную улыбку.
— Но, если что, ты всегда можешь вернуться.
— Я знаю.
Чимин вытянул раскрытую ладонь, источая какое-то невероятное, словно солнечное, тепло своей доброты. Рядом с ним хотелось смеяться, даже тогда, когда, казалось, сил на это совсем не осталось. И Лиса смеялась, неустанно благодаря друга за все, что он для неё сделал.
— Идём в школу? — спросил он.
Лалиса скривилась и замотала головой, словно маленький капризный ребёнок поджимая губы, но Чимин изогнул бровь, настойчиво протягивая ей руку, и Манобан сдалась. Она вложила свою хрупкую ручку в его ладонь, и он тут же сжал её пальцы, притягивая девушку к себе и вынуждая подняться. Она пихнула его в плечо, с неукротимым волнением представляя, с каким энтузиазмом её встретят Чонин и его дружки.
~~~
Лиса нехотя вылезла из старенькой машины Чимина, когда он припарковался среди таких же невзрачных автомобилей с потертой временем краской. Она впервые оказалась на этой стороне парковки — места для «золотых» деток располагались с другой стороны. Словно два противоположных спектра, разделённых пешеходной дорожкой, которая четкой линией делила людей на богатых и бедных, на достойных и нет, на тех, кто меняет одну дорогую иномарку на другую и тех, кому ржавый фургон достался от прошлого поколения. Лалиса никогда не обращала внимания на такие вещи, паркуясь на своём почетном месте, с выделенным номером Семь, и только сейчас несправедливость так резала глаза.
Почувствовав его присутствие позвоночником, Лиса метнула безразличный взгляд в компанию , собравшуюся у знакомого чёрного мустанга. Чонгук сидел на капоте, уперев ладони позади себя и зажав сигарету губами. Он увлечённо слушал Дженни, которая с серьезным выражением лица пересказывала ему нечто важное. Манобан не смогла отвернуться, рассматривая его профиль, словно избивая себя изнутри. Небрежно заштопанные раны разошлись в ту же секунду, как Юнги , заметив девушку, пихнул друга в плечо, и Чон обернулся. Их взгляды встретились, и колени Лалисы подкосились от неожиданной и слишком сильной боли, метко пронзившей грудь. Смотря в его темные глаза, она осознавала, как сильно скучала, почти невыносимо, и как сильно она его ненавидит за своё вдребезги разбитое сердце.
Чонгук выпрямился, затягиваясь в последний раз и выкидывая окурок. Лалиса не могла не заметить изменений, которые тенью застыли на его хмуром лице, в его уставшем взгляде. Его жесты и поза лишились привычной уверенности и силы, широкие плечи незнакомо поникли, словно под невидимой тяжестью, ломающей самого стойкого человека, которого доводилось встречать Манобан. Отвратительная надежда охватила её на ровне с злорадным чувством удовлетворения, которое она поспешила выразить презрительной ухмылкой. Чон шагнул ей навстречу, и Лиса испуганно вцепилась в руку Чимина, который закрыл багажник и поравнялся с ней, зная, что просто согнётся пополам, если услышит его голос.
— Просто пойдём, — сдавленно прошептала Лалиса, толкая друга в сторону входа в здание. Он понимающе кивнул и крепко сжал её ладонь, когда Лиса, чувствуя неотрывный, теребящий каждый нерв в её теле, взгляд Чонгука, взяла его за руку. Она неосознанно переплела их пальцы, ускоряясь и таща за собой Чиммна, слыша быстрые удары грубой подошвы ботинок по асфальту за своей спиной.
— Лиса, ты оторвёшь мне руку. Полегче, — взмолился Пак. — Он тебя не тронет.
— Ошибаешься, — обречённо простонала Манобан, с содроганием вспоминая последнюю вспышку гнева вспыльчивого Чонгука.
— Так, все, — громко возмутился Пак и остановился, вынуждая девушку последовать своему примеру. — Какого черта тебе от неё надо? — сурово спросил он, оборачиваясь к Чону, который удивлённо повёл бровью, на мгновение становясь самим собой — гордым королем, остро реагирующим на любую дерзость.
— Чимин, пойдём, — дрожащим голосом попросила Манобан, дёргая парня за руку и прячась за его спиной, чувствуя, как волнение, на границе со страхом, разжигает пожар в крови.
—Лиса, — протянул Чонгук, осипшим и противоестественно надломленным голосом, игнорируя свирепый взгляд Чимина, направленный в его сторону. — Иди сюда.
Лалиса задохнулась от злости и боли, не в силах отвести от него измученного взгляда. Маленькая частичка её кричащей от страданий души, все ещё тянулась к нему, и она не могла это подавить, как не могла подавить и отвращение, какое возрастало до предела, когда она смотрела на его губы, которые с таким жаром целовали другую, на его сильные руки, что исследовали чужое тело прямо на её глазах.
— Катись в ад, — не сдержалась она, выплёвывая гневные слова.
— Я хочу поговорить, — терпеливо сказал Чонгук. Его мнимое спокойствие выдавали хищные глаза, пылающие яростью, подогреваемой упрямством Лисы , её прикосновениями к Чимину и собственным унижением.
— Говори, — злобно усмехнулась Манобан, наслаждаясь его реакцией, выпуская плечо Чимина из плена своих пальцев и делая шаг вперёд. — У тебя минута.
Чон стрельнул требовательным взглядом в защитника за спиной Лалисы, но она отрицательно покачала головой, скрещивая руки на груди, пытаясь выдать своё фальшивое равнодушие за правду.
— Я не оставлю Лису с тобой, — уверенно возразил Пак, выводя парня из себя своим геройским порывом. Лалиса беззвучно ликовала, наблюдая за тем, как мечется Чон. Он закусил губу, пряча сжатые до побелевших костяшек кулаки в карманах своей кожаной куртки, бегло осматривая машины, удачно скрывающие их от посторонних глаз.
— Живешь теперь с ним? — пренебрежительно выплюнул он. — Расплачиваешься с ним так же, как со мной? — его грубый голос сквозил неистовой злобой, которую он едва в себе подавлял. Глаза почернели, и тьма поглотила радужку в свой плен, словно высасывая из него все человеческое и обнажая сущность самого дьявола.
Пак дёрнулся, желая защитить подругу от несправедливых оскорблений, но Лалиса остановила его рукой, зная, что его стремление закончится кровью. Чонгук прищурился, расправляя плечи и просверливая девушку насквозь своим безумным взглядом. Ей казалось, что вот сейчас его терпение лопнет, и он набросится на неё с кулаками.
— Не помню, чтобы обещала тебе хранить верность, — процедила Лалиса, вспоминая каждое его меткое слово, брошенное в тот вечер, . — Я могу трахаться с кем захочу. Могу жить с кем захочу. Это не твоё дело, мудак. Чимин поддержал меня, в то время как ты трахал какую-то шлюху! — слова горьким потоком вырывались из самого сердца, жалом ударяя в грудь Чонгука. Она сделала шаг к нему навстречу, сжимая кулак, мысленно прицеливаясь ему прямо в лицо. — Я нуждалась в тебе, несмотря на все твои оскорбления, вот только ты никогда не нуждался во мне.
— И как ты, блять, это поняла? — вырвалось у Чона, и он, взбешённый своей откровенностью, поджал губы в тонкую линию, делая шаг к девушке, вырастая перед ней непробиваемой стеной.
— Как я это поняла? — нервно усмехнулась Манобан, чувствуя, как глаза снова наполняются жгучими слезами. — Ты серьезно?
— Это ничего не значило! — выкрикнул Чонгук, пугая Лалису и хватая её за плечи. Она в страхе зажмурилась, чувствуя неприятное покалывание от его прикосновений. Невыносимо гадко ощущать это искусственное тепло, источаемое не искренним чувством — обыкновенным животным желанием, от которого мутило и кружило голову одновременно.
— Все кончено, Гук, — спокойно сказала Манобан, не в силах сдержать слезы, солеными дорожками заскользившие по бледным щекам. — Даже не начавшись.
— Нет, — возразил Чон, и это не звучало, как утверждение всегда уверенного в себе короля. Он всматривался в её поблёскивающие болью глаза, словно пытаясь найти в них опровержение словам, но Лиса больше не могла найти в себе силы на прощение. — Если ты, блять, такая собственница, то я откажусь от случайного секса. Ты довольна?
— Этого не достаточно, — отрицательно покачала головой Лалиса, с трудом отрывая его руки от себя. — Уже недостаточно.
— Тогда чего ты хочешь? — прорычал Чонгук, властно нависая над ней, смотря выжидающе, предельно серьёзно. — Чего? — его голос срывался на крик. Он совершенно не мог держать себя в руках, что поражало и дарило некоторое успокоение, которое тут же развеивалось с осознанием его предательства.
— Скажи то, что должен сказать, — холодно ответила Манобан, приближаясь к нему вплотную, касаясь его щеки ледяной ладонью, мысленно вырывая своё сердце из его безжалостных рук, прощаясь и не веря в то, что он произнесёт заветные слова. — Скажи, что все произошедшее с той девушкой было ошибкой, что тебе жаль. Скажи, что я нужна тебе, хотя бы немного, и я останусь. Просто скажи это..
Чонгук наклонил голову, усиливая давление её ладони, а затем перехватил тоненькое запястье, крепко сжимая пальцами, словно не желая её отпускать. В глазах застыло мучительное терзание. Непрерывная борьба неподвластных эмоций, совсем неизведанных ни ей, ни ему самому, и холодного рассудка, который напомнил ему о том, кто он есть, кем был всегда. Как бы Манобан слепо не надеялась, она знала — он никогда не признается. Даже, если рухнет мир вокруг него, даже если причиной его измученного вида и болезненного взгляда является она, он ни за что не позволит глупым чувствам взять над собой контроль.
— Я так и думала, — горько усмехнулась Лиса, заставляя себя одернуть руку, делая шаг назад, разрывая и без того хлипкую ниточку между ними. — Прощай.
Она развернулась, слыша его тяжёлый вздох, и, даже не взглянув на застывшего от шока Чимина, быстро двинулась в сторону школы, утирая слезы и чувствуя, как боль поглощает все, что она когда-либо чувствовала к этому человеку.
Уже забежав на несколько ступенек крыльца, Манобан услышала громкий удар кулака о металл одного из автомобилей. Машина завизжала сигнализацией, и грубые мужские крики эхом разлетелись по парковке. Лалиса ощущала физически, как огромная чёрная дыра, оставшаяся на том месте, где ещё недавно билось сердце, по крупице забрала у неё все, чтобы было дорого, что тревожило, что не давало спать по ночам.
Пустота — все, что осталось после Чон Чонгука.
Продолжение следует...
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Прода 60⭐ и 30💬
