Согласна!
Колонны Малфой-Мэнора, увитые черными орхидеями, дрожат от свадебных волшебных вибраций. Воздух до тошноты загустел от дорогих духов, сучьей зависти и этого аристократического предвкушения. Жрец произносит слова обряда, и каждый слог звенит, как упавшая в гробовую тишину иголка:
— Драко Люциус Малфой. Согласны ли вы взять в жены Асторию Гринграсс?
Слизеринский принц стоит напротив меня, ослепительный в вышитом серебром камзоле. Платиновые волосы, холодные глаза цвета океанских глубин, безупречная линия челюсти — он будто высечен из мрамора самомнения. Уголок гнусного рта дрогнул в полуулыбке, полной собственнического торжества.
— Согласен! — Его голос, низкий и уверенный, раскатывается по залу, вызывая вздохи восхищения у стаи одетых в шелка стервятников. Он уже чувствует победу. Завершение сделки.
Жрец поворачивается ко мне. Его взгляд скользит по моему лицу, по безупречному платью из лунного шелка, купленному после той идиотской ссоры из-за первого, «слишком вульгарного», по мнению его сиятельства.
— Астория Гринграсс. — Мое имя на его устах звучит как чужое. — Согласны ли вы взять в мужья Драко Люциуса Малфоя?
Сейчас я стою у алтаря. Напротив меня — живое воплощение чистопородного высокомерия. Самый статный? Бесспорно. Самый страстный? Возможно, если страсть измерять в галлеонах и связях. Самый влиятельный и завидный жених? Для этого прогнившего мирка — да. Через пять секунд он станет «моим»! По бумагам. По обману. По праву.
Я утопаю в его ледяных глазах. Цвет дна бесконечно глубокого Тихого океана. Глубины, где таятся чудовища. Я смотрю и понимаю — «это будет не легко». Удержать маску. Выдержать его прикосновения. Не выдать яд в улыбке. Но когда, черт возьми, жизнь была легкой?
Месяц назад. Его предложение. Не на коленях, нет. Деловое предложение, брошенное между глотками огненного виски. «Наш союз будет логичен, Астория. Выгоден. Роды должны быть сильны». Я знала, я подобралась близко. Ближе, чем любая другая. Ближе, чем он мог вообразить. И ближе уже быть не может. Потому что дальше — только падение. Его падение.
Но ссора. Через неделю. Из-за сраного свадебного платья! Которое я сочла бы изысканным. А он — «вульгарным пятном на репутации Малфоев». «О, Мерлин, да и черт бы с ним», — думала я тогда. Уступить? Стереть? Но нет. Его высокомерие не знает границ. Кто бы мог подумать, что такого человека, как Драко Малфой, будут волновать идиотские мелочи? Швы! Вырез! Оттенок кружева! Бред. Но этот бред вернул всё на круги своя. Напоминание: он — тиран. Он будет кроить не только платья, но и жизни. Мою новую жизнь. Жизнь, которую я выбрала сама. Вместе с ним.
Седьмой курс. Хаос войны, страх, грязь. Белобрысый заносчивый красавчик с маниакальным блеском в глазах и клеймом Убийцы на руке был последним, на кого я хотела бы смотреть. Если вообще хотела... Я видела в нем только трусливого щенка, выросшего в шакала. Его красота казалась извращением, маской над пустотой.
Я обожала книги. Не холодный мрамор Малфой-Мэнора, а теплую древесину библиотечных полок Хогвартса. Я любила учебу с той самой первой секунды, когда мама прочитала мне букву «А» в старом оксфордском букваре. Запах библиотеки... Он был моей истинной стихией. Пыль веков, тайны, впитанные в пергамент, сладковатый дух гниющей бумаги и чернил. Этот запах был честнее всех парфюмов Гринграсс. Он пах знанием. Силой.
Я вспоминаю ранние годы: не шары и куклы, а полки отцовского кабинета. Я шестилетняя, корпящая над копией «Теоретических Основ Трансфигурации» старше меня самой. Восьмилетняя, выискивающая логические несоответствия в сказках про фей, как решала уравнения для развлечения в девять лет, как знала, что магия – не выдумка, еще до письма из Хогвартса. Десятилетняя, спорящая с учителем арифметики о нелогичности задачи.
Когда я родилась, меня назвали Гермиона Джин Грейнджер. И это имя значило больше, чем все титулы Малфоев и Гринграссов вместе взятых. Оно значило ум, упорство, честь. Честь, которую он топтал. Честь, за которую он заплатит.
И да, я убила Асторию Гринграсс. Не со зла. Она была лишь... препятствием. Изящной куклой в игре чистых кровей. Ее сон был глубок (сонное зелье в ромашковом чае), ее смерть — мгновенна («Авада Кедавра» в лунном свете, падающем на ее идеальные черты). Без боли. Без осознания. Она не была врагом. Она была дверью. Дверью к нему.
И да, я обратилась в нее при помощи Оборотного зелья. Месяцы слежки. Похищенные волоски с ее щетки. Тысячи часов, проведенных в подвале, воняющем корнями папоротника и желанием мести, варя зелье и повторяя ее манеры. Ее легкая походка. Ее смех – фальшивый, как позолота на гербе Малфоев. Ее томный взгляд. Я стала идеальной подделкой. Я стала идеальной копией. Идеальной невестой для идеального негодяя.
И да, я... стою здесь, у алтаря. Его глаза – тот самый «бесконечно глубокий Тихий океан» – смотрят на меня с ожиданием, с тем самомнением, что он заполучил очередной трофей. Он видит Асторию. Он видит чистую кровь, покорность, красоту, купленную его богатством. Он не видит ненависти, кипящей под этим безупречным личиком. Не видит расчетливого ума, который уже продумал каждый его шаг к погибели. Он берет мою руку – руку Астории? руку Гермионы? – и его прикосновение вызывает тошноту. Я чувствую, как под маской Астории кривится в оскале ненависти лицо Гермионы. Но я улыбаюсь. Той самой мягкой, покорной улыбкой Гринграсс. Его «бесконечно глубокий океан» глаз ждет. Ждет капитуляции. Ждет трофея. Он видит Гринграсс. Он видит победу.
Он думает, что выиграл. Думает, что его мир – мир чистоты крови, власти и презрения – нерушим. Он не знает, что обручальное кольцо на моем пальце – это первое звено в цепи, которая затянется вокруг его гордыни, а после и вокруг его шеи. Не знает, что поцелуй, который мы вот-вот разделим у алтаря, будет отравлен. Что его сказочная свадьба – это начало его конца. Моя месть будет медленной. Изощренной. Неотвратимой. Как падение ньютонова яблока. Как магическая формула, не терпящая ошибок.
Я делаю глубокий вдох, вбирая аромат черных орхидей, пыли и его дорогого одеколона. Пусть празднует. Его пир обернется похоронами.
Я смотрю в его прекрасные, холодные глаза и шепчу ответ, который он жаждет услышать, голосом Астории, но я отвечаю с ледяной решимостью Гермионы Грейнджер.
— Согласна!