Экспозиция с голосами Майнкрафтовских жителей
– Всем привет! 4КPhill в эфире и вы не поверите, что только что произошло! Иду я, значит, домой...
– Ты стримишь там? – В кадре показалась чужая макушка, – Вырубай! Щас станешь 160р, если кто-то к тебе зайдет!
Арт, включивший трансляцию по уведомлению, прищурился, чтобы лучше разглядеть второго участника. Слишком неформальное обращение для какого-нибудь его фаната. Кто-то из класса? Тогда он бы не запустил стрим. А если Саламандра?! Артём приблизил телефон к самому лицу, изучая кусок чьей-то головы. Нет. Слишком тёмные волосы. И голос грубый. Кто тогда?
Стрим внезапно закончился, оборвав умственные потуги Мещерякова и переключив его внимание обратно на Фоллаут.
– Да выключил я, выключил! – мальчики ждали лифт, перехватывая телефон друг у друга как эстафетную палочку. Пять минут назад Илья стоял у подъезда смущённый и неуверенный, а сейчас, вроде, даже немного расслабился и почувствовал где-то внутри, чуть ниже сердца и выше желудка, за лёгкими, прижатую к рёбрам толику спокойствия (несмотря на все попытки Фила её уничтожить), – На улицу щас пойдешь!
До пятого этажа можно было бы дойти по любовно вымытой пылью, случайным мусором и отходами жизнедеятельности лестничной клетке – хоть она и мылась минимум раз в неделю, желающие пофоткаться в "клёвых питерских домиках" не щадили ни жильцов, ни уборщиц – но на новеньком лифте, ремонтируемом за пять месяцев каждые полгода, подниматься веселее. Яркие белые лампы, чистые зеркала, почти целые кнопки этажей, лёгкая музычка и (почти) не обоссаный пол.
– О какой! Позавчера открыли! – похвастался Черных, заходя внутрь, – Не видел таких ещё? Сказали, новая модель совсем, прикинь!
– А какая разница, какую изговнить? – Илья закутался в тренч и прикрыл воротом лицо, чтобы не чуять флёры местного колорита. Филипп рассмеялся, но тоже, на всякий, зажал нос.
***
– Ма я уже написал, что будут гости, – куртка была брошена в сторону вешалки, а ботинки свалились прямо у двери, – А отец сейчас в командировке.
Муромов мялся в коридоре, разглядывая уложенный ёлочкой бежевый паркет. Его отец тоже хотел переложить пол в квартире: поменять желтоватую и, по его словам, "легкомысленную" сосну на тёмный, скучный и классический орех. Руки до ремонта так и не дошли.
А в квартире у Черных вся прихожая светлая, с серо-зелёными моющимися обоями, закрытой деревянной вешалкой, квадратными цветочными горшками на навесных полках из такого же белого дерева и встроенными в потолок лампами. Грязный, мокрый и помятый плащик не вписался бы в этот интерьер – поэтому Илья снял лакированные челси, спрятал их в самый уголок, скрутил тренч в руках и, переминаясь с ноги на ногу, сделал пару шагов вглубь квартиры. Не верится, что родители предупреждены и не устроят скандал из-за непрошенных гостей. Не верится, что Филлип так спокойно потащил его к себе, не задавая лишних вопросов и не подтрунивая над сопливым и слюнявым одноклассником. Фил уже ворочал что-то на кухне с грохотом и матерными причитаниями.
– Чё ты там застрял? Только не нассы мне на ботинки! Я убирать не буду! – мальчик загоготал над своей шуткой, поперхнулся тем, что пил и, кажется, выплеснул всё носом. – Ай, блять! – крякнул, квакнул, закашлялся (хорошо, не пукнул) и уронил что-то керамическо-металлическое, – Пиздец!
Теперь смеялся уже Илья. Перехватил одежду поудобнее и пошёл посмотреть, какой гидроголовой задачей задачей, принесшей ещё больше проблем, чем попытка её решения занят полухозяин квартиры.
Воссоздать последний день Помпеи на кухне не удалось, но попытка была успешной: Вот Фил, который пустил носом колу. Вот пол кухни, на которой стоит Фил, который пустил носом колу. А это кастрюля, которая на пол упала на кухне, на которой стоит Фил, пустивший носом колу. А это кухонный гарнитур, посудой заваленный, с которого упала кастрюля на пол кухни, на которой стоит Фил, пустивший носом колу. А это бутерброд (сколько ему лет?), ради которого засрался гарнитур, с которого упала кастрюля на пол кухни, на которой стоит Фил, пустивший носом колу. А это тарелка красного цвета, на которой лежит бутерброд, ради которого засрался гарнитур, с которого упала кастрюля на пол кухни, на которой стоит Фил, пустивший носом колу. А это грязный мраморный стол, на котором стоит тарелка красного цвета, на которой лежит бутерброд, ради которого засрался гарнитур, с которого упала кастрюля на пол кухни, на которой стоит Фил, пустивший носом колу.
– Я это... Покушать сделал... – Черных шмыгнул носом, высморкнув остатки газировки. Илья ещё раз (на всякий случай) оглядел стол и вопросительно скривился:
– Что?
– Бутербро-од, – он довольно хрюкнул и показал на еду пальцем, чтобы сосредоточить на ней внимание гостя, – И колу тебе налил. Просто, понимаешь... – шваркнул носком по полу и опустил взгляд, представив, что напротив него сейчас стоит Кира и Ко, – у меня пока посуда грязная, готовить не на чем... – но, вроде, опомнился, – Если чё-то не устраивает, готовь сам!
– Это ты её за день так...? – Илья присвистнул, решив не продолжать очевидный вопрос – не вижу поблизости чудес молекулярной кухни.
– За два. Ма в больнице работает. Двое суток смена. Завтра после обеда придёт. – Филлип развернулся к раковине и начал, смущённый, намывать сковородки.
– Ага. А ты решил ей ещё работы прибавить? – мальчик уже сидел за столом в обнимку с кастрюлей, которую поднял с пола. В животе заурчало. Всё-таки придётся перекусить. О том, что Фил часто предоставлен сам себе он не знал, но догадывался – при каких же ещё условиях он вырос бы таким... Филом. Хороший корабль так не назовут. – Может помочь тебе?
– Себе помоги. Ешь, что дали, и в ванну бегом, – шкаф для посуды постепенно начал наполняться, – Она напротив прям, не перепутаешь. Пальту свою в стиралку брось. Я, вообще-то, к себе никого не ждал. – он буркнул это себе под нос, почувствовав, как одноклассник за его спиной ёжится под чувством вины, поэтому смягчил тон, – Ночью собирался убираться.
Бутерброд оказался на удивление вкусным. Копчёная куриная грудка, не очень сочная, но текстурная и тёплая, тонкий листик салата, подсушенные на салфетке корнишоны, какой-то мягкий сливочный сыр и поджаренная корочка. Выглядел в сто раз хуже. А с колой... Почти пальчики оближешь.
***
Стиральная машина жужжала в другом конце квартиры. С уборкой было почти покончено: только пыль протереть осталось. Филипп поставил в своей комнате раскладушку. Их купили пару лет назад для того, чтобы друзья могли чаще оставаться в гостях, не занимали места в гостинной и не мёрзли на полу. Но, как показала практика, у Арта ребята всё равно остаются чаще: расстилают кучу одеял прямо на полу, кидают нейлоновый матрас с кровати как подушку, накрываются покрывалами и спят под тупые видики Фила или душные историческо-физические лекции Вика. Поэтому одноразовые кровати до сих пор остались в хорошем состоянии и натянутая ткань не отвисла прямо к полу. Чтобы было не скучно, хозяин комнаты включил компьютер и открыл Майн.
– Сделай мне домашку на завтра пж, пока я делом занимаюсь.
Илья недовольно поморщился и покорно вздохнул. Обещал, вроде. Жаль, что черновиков с собой нет. Мог бы не решать заново.
– Ладно. Где твои тетрадки?
– Хз ваще. На полке там посмотри.
– Не, давай сам. – "Мало ли, чё у тебя там", хотел продолжить Муромов, но передумал и просто уселся на раскладушке поудобнее, мол, ботай сам, чмоня.
Чмоня не оценил, подцепил большим пальцем – к ужасу Ильи – ноги рюкзак, раскрыл его (уже руками), выудил какую-то толстенную тетрадку и кинул её в сторону раскладушки:
– Запиши тут тогда. Это, типа, общая моя. По всем предметам сразу. – следом за тетрадью полетели учебники.
– Даже по русскому?
– Даже по русскому
"Альбина Степановна его убьёт, когда увидит", – пронеслось в голове, – "Если, конечно, уже не увидела".
Когда почти все жители в деревне Фила достигли максимального уровня торговли, домашка была завершена, а Илья сидел в той же позе и от нечего делать перечитывал учебник по литературе. Тургенев, Толстой, Тютчев... – скучные и вонючие деды, которые вертятся в гробу от того, что про них детям рассказывают. Можно на их жопной тяге новые электростанции строить, самые долговечные и надёжные. Вот бы монографии нормальные почитать...
– Блин! – Муромов подскочил, как ошпаренный, – А сколько времени?
– Полвторого, – отозвалось из зоны гудящего компа, – а чё?
Илья хотел сказать, что ему пора спать, и что режим ему нарушать нельзя, но... Молча кивнул. Фил не почувствовал ответ затылком, поэтому повернулся. Почесал репу. Протер покрасневшие глаза. Подкатил кресло – не слезая – поближе к раскладушке.
– Почему тебя выгнали?
Собеседник сразу насупился и шмыгнул носом, готовясь заплакать или сгореть со стыда:
– Долго объяснять.
– А ты торопишься куда-то?
– ...Нет, – вздохнул, откладывая литературу в стопку к остальным учебникам, – я оценку плохую получил.
В комнате повисла немая... Нет, гробовая тишина. Фил скорчил думающее – редкий момент! – выражение лица, подпёр подбородок рукой и вопросительно поднял бровь, готовый слушать и не рассмеяться в лицо.
– Пять с минусом?
Почти готовый.
– Нет! Минус в электронный дневник не ставится! – глаза Ильи стали влажными, – А четвёрка ставится...
–... Пиздец.
И сказать-то больше нечего. Один заплакал беззвучно, второй похлопал его по плечу, не желая более комментировать ситуацию и добиваться чужой истерики.
– Может, спать? В школу завтра.
Илья активно закивал. Фил поднялся с кресла и потянулся к выключателю. Основной свет потух. Остались только светодиоды над компом и он сам.
– Можешь у меня сколько угодно быть. Ну... – Филипп нажал на большую кнопку компика, он издал свой последний рык и потух, вместе с не сохранённой деревней майна. – Пока не разберёшься, чё дальше с этим делать.
– Угу.
Муромов отвернулся к стенке и быстро вырубился, уставший от пережитого дня.
***
Утром по будильнику Черных не встал. Разбудил всех, кто был в квартире и за её пределами, а сам сладенько похрапывал в постельке.
Илья успел умыться, почистить зубы по-армейски (пальцем, как отец учил), сделать попить холодной воды и вернуться в комнату, чтобы собраться в школу. Вот тут-то и возник вопрос. Как идти на уроки, если с собой, кроме решебника по немецкому, ничего нет? Приплыли.
– Фил! Фил, вставай! – ноль реакции. – Фил, ГТА 6 вышла!
– Нифига себе! – мальчик подскочил и ударился головой об потолок – второй ярус всё-таки, не очень удобно, – Ай! – он злобно посмотрел на того, кто его разбудил, и округлил глаза, – Ты тут что забыл?.. А... Пиздец, Муромов! Ты в няньки мне заделался?
– Скажи в школе, что я заболел.
– Чё? Я-то почему?
– Чтобы мне "Энки" не поставили. Только никому не говори, где я!
Фил сел в кровати, протёр заспанное лицо, встряхнул головой и заявил:
– В твоём плане есть большая дыра.
– Почему?
– Ну во-первых, – он слез на пол и, наконец, потянулся, – тебе "энку" и так не поставят. Во-вторых, – по дороге в ванну у него зачесалась то ли спина, то ли жопа, – если я скажу, значит я знаю, где ты, а я, – из-за дальности комнат и шума воды пришлось кричать, – не на хорошем счету. А в-третьих, всем станет интересно, чёй-та я о тебе так много знаю! И вообще! – Фил уже вернулся в комнату, толком не умывшийся и непричесанный, – Ты чё, идти не хочешь?
– Не хочу. У меня с собой учебников нет.
– ...Так возьми мои, в чём проблема?
– И тетрадок нет.
– Пиши на листочках?
– Ты не понимаешь!
Муромов обнял себя за плечи и начал объяснять непонятливому Филу, что на всех предметах писать на листочках глупо, а учебники без обложек (о боже) он с собой никуда не возьмёт, потому что боится испачкать, и вообще, лучше уж не прийти совсем, чем прийти неподготовленным, потому что домашки у него тоже нет, а объяснять все учителям не хочется, потому что они все такие добрые и отзывчивые, что и опеку не побоятся вызвать, а родителей Илья любит и в их воспитании никаких проблем не видит.
– Вот. Я не иду. Ты никому ничего не говоришь. Всё, что учителя говорят, записываешь, чтобы я не отстал по программе. Понял?
– ...Понял я, понял. На диктофон запишу. Но тогда задание от партии! – Филипп слушал всё это вполуха, паралельно натягивая штаны и бросая в сумку общую тетрадку, – Приготовь до двенадцати что-нибудь поесть. Ма придёт с работы, голодная будет.
"Готовить" и "Муромов" не должны стоять в одном предложении. Он себе и чай-то нормальный заварить не может без инструкции. В его расписание готовка не вписывалась никогда, вот и не умеет.
– Договорились.
– Нехорошее у меня предчувствие, Муромов. Но я тебе доверяю. Не подведи!
Фил хлопнул мальчишку по плечу и улыбнулся. По спине обоих пробежал холодок. У одного потому, что эту фразу обычно ему говорят, и обычно это ничем хорошим не кончается, несмотря на все старания и попытки не подвести , а у второго - от того, что ему впервые кто-то кроме Киры доверился.
***
– Не звони в полицию! – Михаил хлопнул по столу так, что галстук в оранжевую полосочку испуганно сжался на его горле, – Яна, кому я говорю!?
Его жена смотрела на него снизу-вверх уставшими, не спавшими всю ночь и злыми до чёртиков глазами. Наверное, если бы он не учился держать лицо годами, то испугался бы и сел смиренно.
– Вечером он дома будет, Яна! А я уж с ним поговорю. Так поговорю... Сидеть не будет! Да не то что сидеть – лежать!
– Замолчи.
Яна встала из-за стола, взяла в руки телефон и направилась к двери в спальню.
– Я устала. На работу сам соберёшься.
– Люблю тебя, дорогая.
Обращение осталось без ответа. Михаил растерянно огляделся, поправил галстук и налил себе в чашку свежесожжённый кофе из турки, простоявшей на огне около пятнадцати минут.