"Сильмариллион" в пьесах

...появлении первых учебников биологии и вечных ценностях

Действующие лица:

Мелькор – Темный Властелин

Майрон – его правая рука

Тхурингветиль – глава Ангбандской разведки

Готмог – демон тьмы и пламени, военачальник Мелькора, ныне покойный

Манвэ – король Арды

Варда – королева Арды

Намо Мандос – Владыка Судеб Арды, ответственный за мертвые души

Финвэ – первый король нолдор, ныне покойный

Мириэль – первая жена Финвэ, мать Феанора, ныне покойная

Феанор – старший сын Финвэ, второй король нолдор, ныне покойный

Финголфин – второй сын Финвэ, четвертый король нолдор, ныне покойный

Маэдрос – старший сын Феанора, бывший третий король нолдор, пока еще живой, но это ненадолго

Маглор – второй сын Феанора, принц нолдор, менестрель

Амрод и Амрас – близнецы, принцы нолдор, младшие сыновья Феанора, ныне покойные

Эктелион – лорд Гондолина, глава дома Фонтана, ныне покойный

Галдор – лорд Гондолина, глава дома Древа

Летописец Гондолина

Орк-караульный – воин Мелькора, надзиратель Маэдроса во время пребывания последнего на Тангородриме, имеет на Маэдроса здоровенный зуб, ныне покойный (не зуб, орк)

Самовлюбленный помидор, ныне покойный

Оленина второй свежести, ныне покойная

I.

Война Гнева. Чертоги Мандоса. Все души собрались вокруг новостного палантира. Кто-то смотрит с тревогой, кто-то с азартом, кто-то делает ставки, кто-то волнуется за оставшихся в живых родственников, кто-то радуется тому, что вскоре увидится с ними, а кто-то лихорадочно ищет способы избежать этой теплой встречи.

Финвэ (возбужденно): Ничего, сейчас наши им зададут!.. Арафинвэ, сынок, давай! Так его, так, умничка мой!

Феанор (ревниво): Ну конечно, с помощью валар каждый сможет...

Финголфин (укоризненно): Фэанаро, довольно же! Неужели ты до самого конца мира будешь ревновать отца к нам с Арьо?

Феанор (упрямо): Я не ревную!

Финголфин (не менее упрямо): Ревнуешь!

Феанор (взрываясь): Кажется, пора напомнить тебе о том, что мой меч острее твоего языка!

Финголфин (закатывая глаза): Что мне твой меч, мне Моргот давно шею сломал – забыл?

Финвэ (на миг отвлекаясь от палантира): Мальчики, не ссорьтесь! Лучше бы за брата порадовались!

«Мальчики» послушно замолкают, не желая расстраивать отца.

Эктелион (фанатично): Да здравствует король Арафинвэ!

Готмог (презрительно): Ну и шлюханы же вы, эльфы! Каждого второго скоро королем величать будете! Тьфу, слушать противно! (Приосанивается, гордо вскидывает голову.) Вот у нас, Темных, один король на все времена: Владыка Мелькор!

Эктелион (заносчиво): Да каждый из наших королей стоит тысячи таких, как твой Владыка!

Намо (громогласно, но совершенно равнодушно, явно повторяя это объявление как минимум в тысячный раз за день): Драки в Чертогах Мандоса запрещены. Все выяснения отношений просьба отложить до возрождения.

В этот момент палантир крупным планом показывает Финарфина, сшибающего шлем с головы одного из Мелькоровых военачальников.

Финвэ (восторженно): Умничка, сынок!

Финголфин (уважительно): Молодец, брат!

Феанор (обиженно): Подумаешь... Вот я бы ему сразу голову срубил!

Орк-караульный (взволнованно, дергая за рукав Готмога): Лорд Готмог, наших бьют...

Готмог (мрачно, сквозь зубы): И без тебя вижу.

Орк-караульный (еще более взволнованно): Лорд Готмог, что же делать?

Готмог (саркастически): Что-что... чаю иди завари – будем наших в гости ждать...

Орк-караульный (на полном серьезе): Слушаюсь, лорд Готмог!

II.

Война Гнева. Ангбанд. Зал собраний. Мелькор отдает приказы своим военачальникам. Наконец в зале остаются только Тхурингветиль и Майрон.

Мелькор: А вы возьмите по отряду самых смекалистых майар, и чтоб духу вашего здесь не было, когда враг подойдет к воротам! Будете продолжать дело Тьмы и Искажения. Когда эти долбоящеры свалят из Эндорэ, конечно. До тех пор – не отсвечивать! Помните, что за ними братец мой стоит, а за братцем папаша, будь он неладен. Ясно?

Майрон (встревоженно): А как же вы, Владыка?

Мелькор (пафосно): Я встречусь с врагом лицом к лицу и выйду на новый уровень величия. Теперь меня будут почитать не просто как грозного Темного Властелина, перед которым трепещет весь мир, но как величайшего из богов, который слишком велик для этого мира! (Снижает градус пафоса, грозно взглядывает на Майрона и Тхурингветиль.) А вы двое следите, чтобы меня хорошенько почитали!

Тхурингветиль и Майрон (синхронно преклонив колено, почти хором): Слушаемся, Владыка!

Майрон (вдохновенно): Я вам храм возведу! С жертвоприношениями!

Тхурингветиль (еще более вдохновенно): А я про вас книжку напишу! Все девушки ваши будут!

III.

После Войны Гнева. Чертоги Мандоса. Все души напряженно застыли перед новостным палантиром, наблюдая вооруженное нападение Маэдроса и Маглора на лагерь Эонвэ.

Феанор (возбужденно): Так их, мальчики! Будут знать, как чужое добро присваивать!

Финголфин (толкая брата локтем в бок): Тише ты! Намо услышит – до конца мира не выйдешь!

Феанор (гордо): Не боюсь я твоего Намо!

Намо (неслышно подойдя сзади и похлопав Феанора по плечу, тихо и вкрадчиво): А зря.

Финголфин (резко оборачиваясь и немыслимым образом умудрившись успеть зажать Феанору рот прежде, чем он разразится очередной антигосударственной речью): Владыка Мандос, не истолкуй превратно! Мой брат очень переживает за своих сыновей и очень хочет вернуть, наконец, Сильмарили, столь долго оскверняемые вражеской короной. Прошу, прости Фэанаро необдуманные речи! Он вовсе не желал идти ни против тебя, ни против Владыки Манвэ.

Феанор протестующе мычит и пытается вырваться, но не преуспевает, ведь последняя боевая тренировка у Финголфина состоялась столетиями позже, чем у нашедшего из-за своей горячности смерть в самом начале войны с Мелькором Феанора. Намо, многозначительно хмыкнув, удаляется.

Пока Феанор толкал бунтовские речи, а Финголфин спасал его буйную голову, потасовка в палантире закончилась: Маэдрос и Маглор завладели Сильмарилями и теперь жалуются друг другу, что камни жгутся.

Феанор (презрительно): Вот неженок воспитал!

Палантир крупным планом показывает Маглора, перебрасывающего Сильмариль из одной руки в другую, точно горячую картошку.

Маглор (безгранично искренне): За-дол-ба-а-а-ло-о-о!!!

Маглор швыряет Сильмариль в море и, небрежным движением стряхнув с ладоней ошметки успевшей слезть от ожогов кожи, удаляется прочь по морскому побережью, вполголоса напевая песенку, сочиненную еще в те далекие времена, когда он, юный и восторженный, но уже тогда терзаемый недобрыми предчувствиями, плыл на корабле в Эндорэ, навстречу, как ему тогда казалось, свободе, приключениям и вдохновению, которого в статичном Амане катастрофически не хватало.

Маглор (уходя все дальше по побережью): Я светлый Аман променял...

Маглор скрывается за утесом, и собравшиеся вокруг палантира души так и не узнают, на что второй сын Феанора променял светлый Аман.

Феанор (презрительно): Слабак!

Палантир крупным планом показывает Маэдроса. Он, в отличие от Маглора, не обращается с Сильмарилем как с горячей картошкой по причине недостаточного количества рук для таких манипуляций. Феанор по эту сторону палантира одобрительно улыбается. Маэдрос останавливается у края зияющей огненной пропасти. Глаза его сверкают внутренним огнем, алые одежды развеваются на ветру, лицо решительно и мрачно.

Маэдрос (пафосно): Что вышло из пламени, в пламя и вернется!

Феанор (гордо): Мой сын!

Маэдрос, сжимая в руке Сильмариль, прыгает в пламенеющую расщелину. Эльфы в шоке. Даже орки в шоке. Да что там, Феанор – и тот в шоке. Зато орк-караульный, вернувшийся с чаем как раз в момент прыжка Маэдроса, очень доволен.

Орк-караульный (злорадно): Так тебе и надо, вандал!

Через мгновение дух Маэдроса хлопает духа Феанора по плечу. Орк-караульный поспешно прячется вместе с чаем за спину Готмога, пока бывший пленник его не заметил – а то еще какую гадость скажет, и рефлексируй потом свою обиду всю следующую тысячу лет...

Маэдрос (почтительно): Здравствуй, отец. Прости, мы не смогли получить назад Сильмарилей. Но знай, что до последнего вздоха мы сражались за них – и до последнего мига моей жизни рука моя сжимала твой камень.

Феанор (все еще в шоке): Это, конечно, хорошо... Но зачем было в пламя-то прыгать?

Маэдрос (доверительным шепотом): Задолбался я, отец.

Финголфин (сочувственно похлопав племянника по плечу): Ох, Майтимо, как я тебя понимаю... Хочешь чаю?

Финголфин и Маэдрос уходят пить чай. Прибегают Амрод и Амрас, отлучавшиеся на кухню за печеньками.

Амрод и Амрас (хором, хрустя печеньками): Пап! Дед! Мы ничего не пропустили?

Финвэ (гордо): Ваш дядя Арафинвэ в минувшей битве обезоружил одного из военачальников Моргота!

Феанор (сквозь зубы): Вот ведь пацифист. Я бы сразу убил!

Амрод: А мы Майтимо видели!

Амрас: Да, только что видели! Интересно, что он здесь делает?

Феанор (запинаясь, что обычно ему несвойственно): Он, эм... устал. Отдохнуть пришел.

Амрод (обиженно): Пап, мы уже не дети!

Амрас (тоже обиженно): Да, не дети! Мы знаем, что в Мандос приходят те, кто умер, а не те, кто устал.

Мириэль (до этого довольно равнодушно наблюдавшая за происходящим, но теперь явно возмущенная): Я для вас что, шутка?

Амрод (горячо): Что ты, бабушка! Мы тебя любим!

Амрас (обнимая Мириэль): Очень любим!

Мириэль (растаяв): Ладно-ладно... поделитесь печеньками – тогда поверю.

Амрод и Амрас тут же суют ей в руки два огромных пакета печенек. Мириэль окончательно тает от умиления.

Самовлюбленный помидор и оленина второй свежести все это время наблюдают за разборками представителей вершины пищевой цепочки из-за угла – к палантиру с их ростом все равно не пробиться.

Помидор (возмущенно): Принцы променяли меня на какие-то печеньки! Меня – натуральную и полезную пищу – на эту отвратительную химию! Какая непочтительность!

Оленина (философски): Ты говоришь это всякий раз, когда принцы едят печеньки. Остынь наконец. Ты – дух. Тебя больше нельзя съесть. Смирись с этим.

Помидор (чванливо): Вот дождусь возрождения, и тогда...

Оленина (философски): Не дождешься, пока не исправишь свой отвратительный характер. До возрождения допускаются только те, кто в полной мере осознал ошибки своей прошлой жизни.

Помидор (язвительно): Что же ты тогда до сих пор не возродилась, раз такая умная?

Оленина (философски): А мне и здесь хорошо – никто съесть не пытается.

Помидор несколько мгновений хватает ртом воздух, до глубины своей помидорьей души возмущенный столь пренебрежительным отношением оленины к своему предназначению. Он порывается было прочесть ей лекцию об этом самом предназначении, но в конце концов решает, что пропащая душа оленины все равно не сможет понять его мудрых измышлений, а потому как можно демонстративнее разворачивается и уходит. Философски настроенная оленина остается наблюдать за суетой, царящей в рядах представителей вершины пищевой цепочки.

IV.

После Войны Гнева. Тол Эрессеа. Летописец Гондолина сидит у воды и печально глядит в сторону Средиземья. К нему подходит Галдор.

Галдор (ободряюще): Ну чего ты приуныл, парень? Пойдем мируворэ выпьем – вот увидишь, здесь он куда вкуснее, чем в Эндорэ!

Летописец (печально): Я никогда больше не буду пить мируворэ.

Галдор (удивленно): Почему?

Летописец (печально): Я от него голову теряю. Совсем.

Галдор (еще более удивленно): Голову теряешь? Почему же я раньше этого не замечал?

Летописец (печально): Раньше, когда мы жили в Гондолине, и потом, в Гаванях Сириона, мне всегда было что записать – вот я и записывал. Под мируворэ оно как-то даже лучше шло, интереснее. Поэтому вы и не замечали. А теперь мне ничего записывать. И когда я выпью мируворэ, то начинаю от безысходности записывать то, чего нет. Например, вчера... даже рассказывать стыдно!

Галдор (взволнованно): Что же ты такого вчера написал, что тебе за это стыдно?

Летописец (опустив глаза и покраснев): Там было про Владыку Манвэ... и Владычицу Варду... о том, чем они занимаются на Таникветиль, когда не наблюдают за Ардой...

Галдор (исполненный недобрых предчувствий): И чем же они, по-твоему, занимаются?

Летописец (покраснев еще больше, почти шепотом): Разводят волнистых попугайчиков...

Галдор (вздохнув с облегчением): Ну, попугайчики это не так страшно – в конце концов, Владыке Манвэ действительно дороги все птицы.

Летописец (немного повеселев): Даже попугайчики?

Галдор (ободряюще): Даже попугайчики!

Летописец (снова погрустнев): Но ведь я – летописец! Я должен записывать то, что происходит на самом деле, то, что я видел собственными глазами и слышал собственными ушами. А попугайчиков Владыки Манвэ и Владычицы Варды я не видел и не слышал. А я – летописец, а не какой-нибудь там фик... фик... фикрайтер!

Галдор (удивленно): Какой еще фикрайтер?

Летописец (равнодушно пожав плечами): Это слово я тоже после мируворэ написал. Не знаю, что означает, но звучит ругательно.

Галдор (ободряюще): Ну хорошо, ты, конечно, летописец, и должен записывать только то, что происходит на твоих глазах – но ведь ты можешь писать о том, что творится здесь, на Тол Эрессеа.

Летописец (печально): Я пробовал. После описания второй перемены блюд на пиру засыпаю. Ничего не могу с собой поделать. Лорд Галдор, наверное, я – плохой летописец...

Галдор (ободряюще): Ну что ты такое говоришь? Ты, видевший падение Гондолина и нападение на Гавани, и своим пером разивший врагов не менее доблестно, чем наши воины – мечом! Ты, во всех деталях описавший для потомков поединок доблестного лорда Эктелиона с отвратительным Морготовым прихвостнем, да проклянет Илуватар его имя! Разве после всего, что ты записал, ты можешь быть плохим летописцем?

Летописец (печально): А разве может быть хорошим летописец, которому нечего записывать?

Галдор (ободряюще): Ну хорошо, хорошо, я найду, что тебе записывать. Даю слово, скоро ты снова сможешь безбоязненно пить мируворэ и исписывать кипы пергамента.

Летописец (приободрившись): Обещаете?

Галдор (твердо): Обещаю! Но сегодня я еду на охоту с лордами Тол-Эрессеа. Хочешь – поехали со мной, а по возвращении я всенепременно найду сюжет для твоих летописей.

Летописец (снова погрустнев): Я не могу на охоту. Мне животных жалко.

Галдор (просияв): Жалко животных? Это же идея! Вот и сюжет для тебя нашелся!

Летописец (непонимающе хлопая глазами): Какой сюжет?

Галдор (явно очень довольный собой): Раз тебе нравятся животные, ты можешь поселиться в лесу, наблюдать за ними и вести летопись жизни лесных обитателей.

Летописец (теперь тоже просияв): Можно? Правда?

Галдор (еще более довольный собой): Я сегодня же распоряжусь, чтобы тебе построили дом в самом тихом уголке лесов Тол-Эрессеа. Как только он будет закончен – сможешь туда переехать.

Летописец (восторженно): А маленькие эльфы узнают из моих летописей много-много интересного о природе!

Галдор (ласково, но с некоторым снисхождением): Не сомневаюсь, что так и будет. Главное – не забывай о цензуре.

V.

После Войны Гнева. Таникветиль. Варда и Манвэ лежат в обнимку на роскошном королевском ложе и кормят друг друга недавно изобретенным Йаванной виноградом без косточек, иногда бросая пару виноградин сидящим в огромной золотой клетке волнистым попугайчикам и время от времени поглядывая в палантир.

Варда (задумчиво): Да-а, эффектно это все у нас получилось... Слушай, и все-таки, зачем Отцу нужно было так усложнять? Сразу бы Мелькора отправил собственный, отдельный мир создавать, так он нам бы и не мешал.

Манвэ (равнодушно пожав плечами): Отец сказал, что эрухини нужна реклама вечных ценностей.