Глава 27
Каждый день я не жива, а
Рву себя по швам, а
Мама, оглянись, я так стараюсь
Блин, ну мам!
Лучше бы чадо торчало твоё
Где-то с бомжами качало район
Может, тогда б ты хотя бы кричала
С заботой ругала за то, что мы пьем, но...
ANAZED, «Мама».
Родные стены звали Энтони к себе. Он сросся с унылой хрущевкой на Сторожиловской, а название этой улицы стало именем собственным, кличкой или даже отдельным видом. Снаружи мусор, тлен и сырость, а внутри теплота, чай и удобный диван... Так по-семейному, что ли.
Вторую неделю их с Аней не было дома. Закончится май и начнется знойное лето. Куда они пойдут? Где спрячутся?
Черная краска почти вымылась, Аня второй раз его подстригла, но на этот раз обыкновенными кухонными ножницами. Энтони снова стал похож на самого себя. Сегодня он даже мучился от бессонницы и безделья, все вернулось в привычное русло. Дом Вуда стал чистым и опрятным, убирать нечего, в бухгалтерии вампиру нашли замену, но пока не увольняли.
Вампир нашел Катю на улице — она лежала и корябала влажную землю ногтями, словно раненый зверек, дрожащий в капкане у охотника. Энтони сглотнул и с опаской огляделся.
— Бесполезная, — прозвучал голос откуда-то сверху, будто поляна пробудилась от многовекового сна и соизволила поболтать с глупыми смертными! Говорили и старые пни, и накренившиеся березы, светлячки и паучки... И жучок и червячок. Сосны склонились, желая закрыть собой Катю от кого-то.
Вампир спрятался за кустом и замер. Глаза округлились до размеров столового блюдца, а глотку сжал невидимый галстук, к которому Энтони привык за десятилетия в офисе. Как в кино, лунный свет преломился и на поляну вышел незнакомец. Белая театральная маска сверкала и выделялась на фоне ночной тайги отдельным прожектором. В прорезях зияла мгла.
Лес притих, будто приглушенный магнитофон. Звуки испарились. Вампир не хотел проверять громкость своего крика. Незнакомец в маске вильнул бедром, поправляя красный халат со звездами. Он не издавал ни звука, шел бесшумно, странно и рвано. Двигался легко, почти невесомо, словно его ступни не касались поляны.
Энтони тянуло к незнакомцу, тянуло сорвать с него капюшон. Шорохи ночи утихли, Катя скрылась в тени ветвей. Что-то теплое ворочалось в груди. Вампир расслабился и смог сесть на камень. Пушистый мох почудился ему шерстью таинственного зверя. Тайга вновь стала площадкой для съемок сказки: луна налилась светом и трава вытянулась к ней.
За незнакомцем тянулась выжженная тропинка: каждый его шаг оставлял за собой мертвую землю, высушивал цветы и убивал все живое, что попадалось на пути. Вот, почему стало так тихо.
Энтони абсолютно ничего не потерял бы, если бы кинулся на незнакомца. Он уже опозорился: чуть не опрокинул курьера с ковра, его и сестру искали Ловцы, а единственный товарищ отдувался за него в участке.
Он не видел, но знал — каждый жест, каждый поворот головы незнакомца, будто они были связаны. И кто кем управлял? Две деревянные куклы не имели мастера, который руководил и дергал их за веревочки. Они сами запутались в своих же нитях и пытались выбраться из плена друг друга.
Катя сдерживалась плохо, рыдала взахлеб, глотала собственные слезы и барахталась у ног незнакомца. Тень его растягивалась, превращаясь в густой гуталиновый мазок.
— Я говорил. Я говорил Повелителю, что нужно придумать кого-то лучше! Но он выбрал жалкую бабу! Бес-по-ле-зна-я! Что ты сделала, пока была с ним?! Что?
Он волком кружил около Кати, с каждым разом все больше теряя человеческие черты и превращаясь в страшную тень падальщика. Маска не закрывала лицо, а сдерживала то, что таилось за ней. От жалкого вида Кати скручивало голодный желудок. Энтони преследовало дежавю. Последствия бессонных ночей? Окончательно поехавшая кукуха? Душа рвалась вперед.
— Слабая трусиха! На тебя нельзя положиться! Ты должна была двигать дело вперед, а ты тормозишь нас! Нельзя потакать Радости! Ты не должна была раскрываться упырю!
— Я все расскажу ему... Расскажу, что ты издеваешься над другими. Расскажу, как... — Катя не успела договорить, как незнакомец поднял ее за розовые волосы и встряхнул.
Не подумав, Энтони сначала кинул подобранный камень, а потом вышел из укрытия:
— Эй, ты! Чмо! Обижать Катю могу только я!
Камень с поразительной точностью ударил по белоснежной маске незнакомца. Вампир сам удивился своей меткости. Жаль, что никто из знакомых не видел его триумфальную победу! Незнакомца шарахнуло по башке с глухим звоном, словно по пустому ведру. Он пошатнулся, скрутился в узел и растворился в воздухе на пыль и пепел.
— Должна мне будешь, — присвистнул Энтони, невероятно гордый за свой храбрый поступок. Его героизм стоило запечатлеть на камеру. Надо же, прогнал злодея одним камнем! Вампир размечтался до вручения медалей, но с золотого пьедестала его спустил девичий всхлип. — Все, не ной. Ушла твоя бабайка. Кто это был, нахрен? Что за тип?
Катя ныла молча. Надо было оставить ее с истерикой и идти тоже, что ли, шишки там считать, палкой крапиву бить. Энтони отвернулся и неловко присел рядом.
«Вот и что ей еще сказать? Все нормально? Да нихрена не нормально, она и без меня это знает. Врать нельзя. Ходили же, свидетели Игоговы, буклетики раздавали «как общаться с женщинами», зря не взял».
С холма виднелась деревня и желтые точки-окошки, полусъеденная космическими мышами сыр-луна показывала Энтони уже знакомую букву «с». С нее он хотел начать обращение к Кате, но передумал, увидев, как грустно и загадочно она сидела.
— Надо было всечь ему по кокушкам и бежать, почему тупила? Кто это был? — Энтони сорвал длинную травинку и принялся завязывать на ней узлы.
— Это сложно... — Катя умолкла. Она сглотнула, приоткрыла губы, чтобы сказать что-то еще, но остановилась. За ее спиной пролетела звезда и отразилась в зрачках Энтони.
«Хочу домой», — загадал желание вампир. Они никогда не сбывались, даже самые простые. Но сейчас, как ему казалось, возможно и такое.
— Раз сложно, тогда не рассказывай, я пошел, — Энтони действительно встал, отряхнулся и собрался уходить, но Катя схватила его за запястье. Она касалась прохладными пальцами его пульса.
Вампир плохо умел улыбаться. Точнее, совсем не умел. Этому не учили в школе и не диктовали по учебникам, такое не рассказывали родители и не объясняли в передачах по телевизору. Энтони не мог сделать это самостоятельно, но с легкостью умел паясничать. Он открыл рот и натянул уголки губ, демонстрируя все внутреннее отвращение.
— Слушай, мне тяжело это признать, но ты был прав тогда. Больше не улыбайся, — Катя стиснула зубы и попыталась усадить Энтони обратно к себе.
Волшебное действие кончилось, мышцы лица тоже устали. Энтони расслабился и предстал хмурым и заранее недовольным мужиком. Он пнул Катю своей гигантской туфлей.
— Да неужели?! Между прочим, я это сделал только ради тебя, как и спасение! Никогда такого не было!
— Было, — спокойно сказала Катя и, скрестив ноги, посмотрела на вампира снизу вверх. — Было-было-было. Мне рассказывали про твои подвиги! И не делай такое измученное лицо, морщин станет куда больше!
— Судьба ежедневно меня чпокает во все щели, когда и в какой момент мне надо заниматься спа-процедурами против морщин? И вообще! Только на жирной роже не появится никаких морщин!
Энтони фыркнул и с хрустом собственных суставов сел на ближайшую поваленную березу, подальше от Кати.
— Сначала ты спас меня, а потом улыбнулся. Какой у нас праздник? — зачем-то Катя втянула живот и выровнялась, закрывая бедра руками. Вампир перебрал худыми пальцами и постучал костяшками друг о друга.
Он вдруг понял, почему Катя была такой стройной, практически идеалом для некоторых женщин и мужчин. Многие стремились добиться фигуры Кати — чуть ли не девяносто — шестьдесят — девяносто. А вот первоисточник... Или как его называть? Первоначальная форма, от которой оторвали маленькую забитую частицу, неоднократно подвергалась нападкам Энтони по поводу веса.
Перед Энтони раскрыли грудную клетку, выставляя напоказ невинную и беззащитную душу. А он туда насрал.
«Придется оскорблять ее худой щепкой».
— Кто это был? — спросил Энтони, намекая, что Катя все еще игнорировала его первый вопрос.
— Когда? Где?
— В звезде! Пытаешься сделать из меня придурка?!
— Ты сам прекрасно с этим справляешься.
— На поляне, в маске. Кто это был? Почему ты его боялась? — Энтони сделал акцент на местоимении. Ему казалось, что Катя не могла кого-то бояться. Не осталось на земле великих и ужасных, ужаснее самого Великого и Ужасного.
Несмотря на то что вампир всю эту затею с частицами совсем не одобрял, даже осуждал — ему всучили хрупкий хрустальный цветок, который придется беречь. Деваться некуда, некуда сбросить этот красивый, но бесполезный антиквариат. Теперь эта мерцающая частица в его грубых руках. Главное, не уронить.
Энтони почему-то жалко было ее ронять. Тем более, он уже пару раз ее треснул, может не пару. Катины розовые волосы переливались блестками в лунном свете. Откуда они там? Обмазывалась она ими, что ли? Специально? Зачем? Вампир перевернул ладони. Да, специально. Он тоже весь в блестках.
Катя — наивная и простая дура. Всегда одевалась не по погоде и, оказывается, переживала, как выглядела перед другими. Перед Энтони. Точно дура. Вампир не знал, обо что вытереть блестки и слонялся от лопуха к лопуху, чтобы сбросить с себя мерцающее недоразумение.
— Какая тебе разница, кто это был? Был и был, получил по кумполу — и нет его, — Катя пожала плечами. Она уходила от вопросов, скрывая что-то по-настоящему важное. Это начинало раздражать. Энтони готовился разбить эту прозрачную хрустальную вазу, а осколки вынести на помойку.
— Мне нужно знать, что происходит вокруг! Что случилось?! Почему мир перевернулся, почему погода в Камне всегда пасмурная? Почему Вуд нас от кого-то прячет? Какого хера Савин появился на камерах? Что, мать его, происходит?!
— Анабель. Она тут, в Камне.
— Тоже мне, новости! Будет ли что-то более интересное?! Только не надо пиздеть про то, что Анабель это тот мужик в маске!
Сердце Энтони заколотилось под кадыком. Колючими иголками к глазам подбирались слезы. Судорогой скрутило левую часть тела. Невидимый враг выжидал удобного момента, чтобы напасть и ткнуть копьем под ребра. Стоял Энтони. Стояла Катя. А земля вокруг тряслась и рушилась, рассыпаясь несимметричными шматами.
Мир сузился до точки. До имени. Анабель. Сгустились тучи. Энтони сначала не понял, откуда был грохот. Гром эхом окатил его с неба вместе с проливным дождем.
«Мама».
Все это время они были рядом, жили в одном городе. Параллельные жизни, разделенные стеной ее выбора. Энтони заржал. Он смеялся так громко и долго, что охрип. Дождь все лил и лил. Вампир начал задыхаться и заикаться, буквы не вязались в слова.
— Еб-а-ать, — присвистнул вампир. — И ты знала, тварь такая?! Ты знала с самого начала! Там, в замке! Ты тоже ее видела?!
— Он видел. И он с ней говорил, — Катя стояла рядом непоколебимым палачом, подготавливающим смертника к казни. Она знала, что это вывернет вампира наизнанку. Мстила?
— Кому я опять там нужен, блять? — Энтони не узнавал свой голос. Себя. Слезы крупными каплями скатывались на чужого размера футболку. Он накинул ее перед выходом, не найдя ничего своего. Приятная ткань впитала в себя едкий никотиновый смрад. Странно, что он не выветрился.
— Бандитам. Они охотятся на тебя. Больше не могу ничего сказать.
Вампир час назад издевался над истерикой Кати, а сейчас сам рыдал как маленькая, оставленная в универмаге девочка. Девочка, которой объявили по рупору о пропавшей маме. Посетители успокаивали, охрана искала, но никто не возвращался. День за днем. Год за годом. Пока надежда не истлела.
Тихо поплакать не вышло — накопленная боль выбралась наружу громким воем.
«Мама».
Энтони раздавило в лепешку. Вампир неподвижно лежал, не в состоянии моргнуть. Катя много говорила, подходила ближе, гладила по спине и поднимала. Он ничего не понимал, словно она болтала на другом языке.
Вот, к чему темная комната заводила эти разговоры о спасении. Вот, почему пыталась вложить свои мысли в его больную голову.
Что он сделал такого? Плохо учился? Мало убирался по дому? Не следил за сестрой? Недостаточно сильно любил родителей? В чем была причина? Или это он, неблагодарный сын, должен был искать возможность связаться с Анабель? Разве Энтони заслужил всего, что на него обрушилось? Разве она не могла вернуться? Если она видела его тогда, в замке у Зилии, разве она не могла подойти?
В ушах эхом стоял гул собственного крика. Энтони кричал до тошноты, давясь рвотой и пытаясь выбить из себя остатки голоса. Катя чего-то ждала. Он стал главным героем книги «Сон собаки», где все, что с ним происходило, являлось лишь больной фантазией, а рядом ходил человек, который то курил, то не курил?
«Что ей надо?!»
— Она бросила меня, потому что я всех достал.
Энтони говорил это Ане, а теперь самому себе. Аню, в отличие от него, никто не бросал. У нее всегда была семья. Тонкая молодая березка согнулась и треснула от удара молнии. Дождь шел стеной.
Вампир не понимал, была ли Катя рядом или нет. Не понимал, где он. Он слушал собственное дыхание и думал. Думал.
«Она видела меня. Я видел ее. И мы оба сознательно не искали. Не искали, просто жили. Может быть, так и надо? Почему я виню ее, хотя сам точно так же не искал? Пускай так, пусть живет своей жизнью... Нет, не так. Что-то не так. Она живет в Камне. В какой период она тут появилась? Мне нужно связывать ее появление с Савиным? Зачем он разделил себя?»
— Тоха! Тоха! — Аня бежала к нему по лужам в пижаме и без обуви. Она несла ему свой разбитый телефон. Сначала сестра просто тыкала вампиру в морду белым экраном, но потом он разглядел сквозь ручейки дождя размытую смску от Беатрис.
Чат «Луизины балбесы», в сети семь человек из восьми участников.
Багира
Лизу подстрелила какая-то шарамыга.
Он искал наших детей, мы ничего не сказали.
Сейчас все хорошо, но мы думаем, это не конец,
а начало.
23:30
Эдик
Ждите
23:31
Чат молчал. Энтони и сам пялился на сообщение в полном отупении. Несколько раз перечитав его, он посмотрел на Аню.
— Смотри за ней. Забудешь про процедуры — я тебя повешу, — Энтони с трудом разогнулся и обратился к темноте лесной чащобы. Где-то в ней он слышал, как билось Катино сердце.
— Я с тобой! — Аня задержала вампира. — Маму подстрелили! Ты слышал?! Надо идти туда всей семьей! Я ее не оставлю! Нужно найти его, этого чушпана!
— Героям нужно отдыхать, — неожиданно смягчился Энтони. — А еще там написано, что они искали нас с тобой. Если я полечу по небу, то тебя заметят. Нет, ты останешься с Катей!
— Я все знаю! Катя все мне рассказала! Я пойду с тобой! Мне уже лучше, смотри! И я справлюсь! Ты не веришь в меня?! Да ты никогда в меня не верил! И не надеялся на меня!
Отпускать Аню сейчас — самый безответственный поступок самого безответственного брата в мире. Она не готова к перелету, раны не затянулись... Но она почти здорова. Ее крепкий вампирский организм быстро справился с травмами и восстановился.
— Посмотри на себя! — вампир щелкнул сестру по носу. — Тебе еще лечиться и лечиться. Если ты подохнешь, мама будет... Плакать? — Энтони прикусил язык. Он называл «мамой» совершенно чужую женщину, которая, между прочим, была и не намного его старше. — Я лечу один, ты остаешься с Катей! С Катей, я сказал! Понимаю, что мое слово для тебя ничего не значит, но сегодня, этой вот ночью, тебе для уточнения, ты спишь в этой сраной избе. Завтра — посмотрим. Может быть. Я сказал «может быть», за тобой приедет Эдик. Но я сам решу. Не ты, поняла?
Катя солдатиком появилась рядом с Аней и приобняла ее, за что сразу же получила по лбу.
— Я все равно сбегу к маме! Твои слова не клетка! И ты меня не привяжешь к этой «сраной избе»! Ты летишь туда один, чтобы что?! Мне по силам ее защитить! И чувствую себя я очень хорошо! Просто прекрасно! — парировала Аня.
— Потому что я слишком приметный, понимаешь?! Тебе спрятаться проще, чем мне. Пережди ночь тут, пожалуйста. Сейчас, в дождь, тебе заболеть и остается! Сдохнешь, говорю, дура! Заболеешь и сдохнешь, малолетняя дебилка, а мама будет три могилки ходить убирать вместо двух! Сиди в избе, я тебе напишу!
«Пожалуйста» — Энтони выплюнул вместе со скопившейся на губе водой. Катя должна ненадолго придержать Аню.
Белоснежный зверь взмыл в почерневшее небо. Энтони не боялся быть убитым молнией. Его желания никогда не сбывались.
Он цеплялся за канаты воспоминаний, уходя вглубь разума. Кувалдой садануло слово «мама». Это все еще происходило с вампиром. Очертания восстанавливались, возвращая Энтони далекий и потерянный облик биологической матери.
Энтони задумался о том, что никогда само по себе не возникло бы в его светлой голове.
«О чем думали дети, попавшие в детдом при живых родителях? Кого они обвиняли?»
Попади Аня в детдом, их связь с Энтони оборвалась бы навеки. Они выросли бы порознь и стали друг для друга чужими. Беда действительно не приходила одна. Сколько Энтони повторял эту цитату, а все не задумался о ее правдивости. Ане он не скажет, нет.
Только через его труп. Не ночь, а сеанс осознанной психотерапии! Все свое, в голове, бесплатно, и ехать никуда не придется и никому не нужно платить. Бесплатно, но некачественно. Энтони вновь накрыло.
Энтони знал, что был желанным ребенком, долгожданным и горячо любимым. А Аня получилась случайно. Не нужно иметь экстрасенсорные способности для разгадки этой головоломки. Чаще всего это видно науськанным невооруженным взглядом, выдергивается из случайных воспоминаний и анализируется бессонными ночами.
Он не скажет Ане. Узнать такие новости равнялось получить нож в спину, а потом еще один прямо под копчик, чтобы хрящик проломился. Детство у Ани итак было несладким: они мотались неприкаянные, голодали, мерзли. А тут еще и дополнительная добавка в виде того, что ждали вовсе не ее, а дебильного истеричного брата.
«Вспоминала ли Анабель об Ане? Плен у Зилии настолько ее подкосил? Бандиты связаны с ней? Или с кем они, блять, связаны?»
Энтони мало знал о заточении в замке. Вуд там как на курорте жил, ни в чем себе не отказывая. Ане он не скажет, нет... Нужно было срочно изменить ход мыслей в иное русло, иначе он врежется в столб или случайно залетит в чужое окно.
Как пах дом? Коврами, старой мебелью и горячим супом, духами Елизаветы, геранью и Анькиной хной. Дом пах кошачьими животиками и чехлами для рабочей одежды.
Трещина на потолке, люстра со стеклянными цветами, напротив стол с ноутбуком, ободранный кошками стул, картина, несколько горшков. Электронные часы у дивана ярко-алым светили три часа ночи. Он успел до рассвета, перелез через балконную перегородку и оказался в своей родной хрущевке.
«Вот и сбылось. Сраная звезда».
Во рту пересохло.
— Багира... — умирающе простонал Энтони. Бесспорно, она была дома и, конечно же, прискакала по первому зову. Топоча лапками, Беатрис прыгнула на диван и перевернулась человеком.
— Мы волновались, — Беатрис кинулась на вампира с теплыми объятиями, словно и правда скучала, а не притворялась.
— Пить хочу пиздец.
— Иди и попей, неблагодарное говно! Я тебе кто, служанка?! От тебя ни одного сообщения за эти дни, Аня в невменозе, у нас полная жопа!
К торсу Энтони привязали корабельный якорь, который тянул его на дно. Беатрис подала ему халат, а сама завернула на кухню. Дребезжащая дверка с мозаикой закрылась за Энтони сама по себе, от сквозняка. Вампир поставил чайник греть воду, а Беатрис села на его место у холодильника:
— Лиза в Аниной комнате, Эдик в машине спит, у подъезда. Он там что-то звонил, звонил... Что-то выяснял, подслушать не получилось, ты же знаешь, что меня отовсюду гонят.
Как две порядочные сплетницы они сели друг напротив друга, похватали чайные кружки и принялись обмениваться событиями минувших дней.
— Эдик во все колокола бьет! Составил фоторобот и уже отправил в ментовку. Урода будут искать, но у нас... Знаешь, у нас есть кое-то интереснее! Лизонька, моя храбрая Лизонька, она выстрелила в этого паразита жучком, представляешь?
— Это зэки, — перебил ее Энтони.
Беатрис замолчала, отпила горячий чай и негромко опустила кружку на скатерть. Заправив черную короткую прядь за ухо, Беатрис обсмаковала новость и только после этого подняла желтые кошачьи глаза на Энтони.
Жизнь — очень странная штука. После чудесного превращения в человека, после гибели Зилии Беатрис сильно потеряла свои людские черты. Но она, вроде, не сильно возникала по этому поводу. Руки-ноги на месте, а с остальным можно свыкнуться.
— Там такая заваруха, просто... Блять, у меня нет слов никаких абсолютно. Вот где-то есть список, мое имя там первое, и все ведьмы мира отсылают мне проклятия. Ежедневно. Если зэк спрашивал за нас с Аней, то стопудово связан...
— С кем-то важным? — Беатрис покрутила ложку.
— Нет, наоборот. Ты вела расследование про Савина, — сухо и тихо сказал Энтони. Он оглянулся через левое плечо и вновь уставился на Беатрис. — Ты знаешь, кто такой Савин?
Ответ рождался долго и мучительно, Беатрис то отпивала кипяток, то кусала край ложки, смыкала губы и молчала.
— Да, — наконец ответила она.
— Ты узнала, кто скрывается за личиной великого темного мага. Вот тебе задачка сложнее: есть условные бандиты, есть условный вампир, за которым они охотятся. Зачем-то, этот вопрос пока опустим. Есть еще тот факт, к сожалению, что у каждого ребенка имеется родитель. Какова вероятность, что все эти три факта: зэки, Савин и родитель, которые, между прочим, появились в одно время в одном городе, могут быть связаны между собой?
Голос Энтони стал тверже, разлетелся по узкой кухне и упал на Беатрис грудой камней. Сбитый до крови кулак стукнул по столу. Беатрис прокашлялась и покосилась на дверь. Вампир знал, что никто не пришел их подслушивать: сердцебиения были слишком далеко.
— Если это все одна банда, то дело плохо. Вероятность, особенно с твоим везением, прости, конечно, очень большая. Но зачем родителю связываться с бандитами?
Среди морщин у Беатрис на лице отсвечивали несколько затянувшихся царапин.
— Какой-то уебан пришел и напал на двух женщин, искал нас, знает про Савина. Откуда он знал, к кому надо идти? Как он узнал про булочную? Разве у меня на лбу написано, с кем я живу? Ладно, Лизу можно было вычислить, потому что мы живем на одном этаже, я зря пургу нагоняю, забей, — мурашки побежали по бледной коже, встали дыбом светлые волоски. Ноготь впился в ладонь. Энтони нахмурился.
— Лизонька твоей шашкой деревянной размотала его, раз на раз вышли. Знаешь, я думала, он нас убьет. Хотя не привыкла так думать, даже у Зилии не думала... Он зашел и сразу... Почему-то так страшно стало.
— Мама-Лиза ВКГБшница, а ты журналистка. Ей положено уметь драться с любыми категориями идиотов, включая Зилию и тем более второсортных зэков, тебе же он вмажет и все, нахрен, был-да-всплыл.
Так и не допив горячий чай, вампир заправил халат, затянув его так, как обычно делала Елизавета — узлом на спину.
— Ты думаешь... Что этот «условный родитель» может быть связан с бандитами? — Беатрис аккуратно подбиралась к запретной теме.
— Не знаю, с кем он там связан и знать не хочу, если честно. Но мне это все кажется очень подозрительным. Не могут они все просто так оказаться в одном месте и в одно время.
Елизавета лежала на Аниной кровати. Накрытая двумя плотными одеялами, она мирно спала. Бесшумно подобравшись, вампир присел на жесткий колючий ковер. Рана не глубокая. Одна точно, сколько раз этот отморозок ее покалечил, даже представлять не хотелось.
Морщинистая маленькая ладошка упала на блондинистую копну волос Энтони. Вампир задержал дыхание и замер.
— Святой Капрал, Антоша! — шепотом хрипела Елизавета. — Я уже и не знала, что думать, где тебя искать... Я...
Что мог ответить Энтони? Он молчал, с силой вдавливая пальцы в ворс красного ковра. Будто кто-то пырнул его в сердце и вся это краска — его кровь. Она разливалась по полу, затекала под кровать и шкафы, ползла к подоконнику и шумела морем. Елизавета гладила его как вернувшегося после загула кота: со злостью и любовью, что пришел живым.
— Ты спал хоть? Ел? Где ночевал? Мы переживали, не могли даже письмо отправить! Ловцы взяли нас на карандаш! — выпустив воздух, Елизавета слегка приподнялась, рассматривая вампира в полумраке. Плотные шторы не пропускали ни единого проблеска лунного света.
— Мам, — Энтони не отрывался от злосчастного ковра, впивался в него и проклинал. Проклинал всех, кого только мог вспомнить. — Снилась всякая херь, вот и не спал. Где у тебя чай лежит с имбирем, я схожу, заварю...