Глава 12. Лера
Тот августовский день казался Лере тягучим, как карамель и невероятно долгим. Честно говоря, за это жаркое лето она успела изрядно вымотаться. Попробуй, догони маленького шилопопа, когда ему только и хочется, что играть! Она похудела на несколько килограмм да и спала в такую жару ужасно плохо. Влажность убивала, сжимала в тиски, душила, а от кондиционера она только простужалась с такой легкостью, будто ее с жары засунули в морозилку.
В то утро они завтракали с Ромой одни. Рудольф Борисович подорвался куда-то с самого утра, едва не сбив Майю с ног, когда Лера шла из своей спальни в детскую.
– Что случилось? – ошарашенно выдохнула Яковлева, раскрыв глаза.
– Кто б его знал, – хмуро ответила Васильева, потирая ушибленное плечо. – Повезло же мне с утра… А Ромка еще спит, я только что из детской, немного обновила там запасы провизии.
– Спасибо, – сказала Лера, тепло улыбнувшись. Эти запасы не раз выручали ее, когда малыш отказывался от обеда. Они устраивали пикники в гостиной или выходили в сад, играли там до тех пор, пока маленькие ручки сами не тянулись за яблоком или любимым печеньем. – Как ты? Выглядишь уставшей…
– И чувствую себя так, словно меня переехал танк! – хмыкнула девушка, прислонившись спиной к стене. – Слушай, Лер… и как ты с ним ладишь? В смысле, он ведь с тобой нормально общается, не орет почти никогда, кроме того случая прошлой осенью я и не слышала, чтобы он на тебе срывался… А мы с девочками всегда попадаем ему под горячую руку, – грустно улыбнулась она, глядя на Яковлеву пронзительным взглядом.
Лера пожала плечами, надеясь, что не сильно покраснела. Она и сама не знала, почему так выходит. Почему ей с каждым днем становится все легче и легче находить с ним общий язык? Почему сердце каждый раз сковывает нежностью, когда он просто смотрит на нее, когда улыбается? Почему с ним так легко быть собой, той, которую, как она думала, уже давно потеряла? Почему с ним все так… просто и сложно одновременно?
– Наверное, все дело в Роме. Я ведь почти все время с ним. Не думаю, что он стал бы кричать при ребенке, – сказала она, стараясь скрыть смущение.
– Ага, как же… Если бы только в Ромке было дело. Ты с любым можешь общий язык найти, даже Желтоглазый и тот у твоих ног, – Майя тихо рассмеялась, покачав головой. Лера опустила взгляд и пожала плечами. – Не дрейфь, Яковлева. Ты обаяшка, я ничего не имею против, просто… Мне бы хотелось жить тут немного спокойнее что-ли…
– Доброе утро, дамы, – раздался слева вежливый низкий голос. Лера подняла взгляд на Майю, буравющую взглядом какую-то точку чуть выше линии ее глаз. От нее не укрылось то, как приосанилась Васильева, то, какая милая улыбка появилась на ее губах, то, сколько лукавства засияло во взгляде.
– Доброе-доброе! Каким ветром вас занесло? – спросила она, весело улыбнувшись.
– Хотел отдать Рудольфу Борисовичу несколько документов на подпись, но встретился с ним у гаража. Он велел мне положить ему папку на стол, но… честно говоря, я давно тут не был. Вы не покажете мне, куда идти?
Лера обернулась и увидела симпатичного высокого парня с раскованной улыбкой, глубокими темными глазами и пшеничными волосами, торчащих из-за ушей. Он смотрел прямиком на Майю, словно завороженный ее улыбкой.
“Ну началось… И это она мне говорит об обвоврожительности?” – хмыкнула Лера, закатив глаза.
– А вы… простите, кто?
– Лер, это его помощник, – шикнула на няню Васильева. – Надо ему помочь!
– Меня зовут Федор, – представился он таким тоном, что Лере захотелось хихикнуть, столько вежливости и учтивости было в его голосе.
"Странно, что не поклонился!"
– А ты явно ему понравилась, – шепнула Яковлева, убедившись, что Федор все так же на нее не обращает никакого внимания.
– Цыц! – Майя отлепилась от стены и сделала шаг вперед. – Приятно, наконец, познакомиться. Я Майя, я тут горничная. Это – Лера. Она Ромкина няня.
– Вот как. Приятно познакомиться, – лицо парня озарилось лучезарной улыбкой.
– Взаимно, – Лера ухмыльнулась. – Думаю, никто лучше горничной не сможет показать вам дорогу в кабинет Рудольфа Борисовича.
– Конечно покажу, – засияла Васильева, активно закивав. Федор же, казалось, был близок к тому, чтобы победно просиять в ответ.
“Кажется, дорогу в кабинет он и без Васильевой неплохо знает. Вот же хитрюга!” – улыбнулась Лера, подмигнула Майе и, помахав им, пошла в детскую. Ромка и правда еще спал, а будить его Лере не хотелось. Она села в любимый диван с книгой и яблоком и стала перечитывать одну из первых работ Рудольфа. Малыш проснулся минут пятнадцать спустя и позвал ее таким голосом, что Лера не смогла не оторваться от книги.
– Ну что ты, солнышко? – девушка подняла малыша на руки и поцеловала в висок. Рома захныкал, прижавшись к няне всем телом. Даже слез не было!
– Я хотю пать, – всхлипнул он.
– Ты не выспался, малыш? – ласково спросила Яковлева, прекрасно зная, что Ромка уже не уснет. Да и дневной сон, наверняка, пропустит. Такое уже бывало и не раз, и каждый раз повторялось абсолютно одинаково – хныканье и нежелание слазить с рук, а потом бесконечный запас энергии.
“Да здравствуют понедельники…” – нахмурилась она, слушая всхлипы мальчика, поглаживая его по спинке и целуя в макушку. Такое нужно было просто переждать. Перетерпеть. Как бы невыносимо это ни было. Ведь он ни капли не притворялся. Как можно было запретить ему что-то чувствовать?
Жаркое утро ближе к обеду сменилось грозой и пошел такой сильный ливень, что сложно было даже разглядеть дорожки в саду. Так что ни о каких играх на воздухе даже речи идти не могло, а потому Лера затеяла развлечения в доме. Сначала играли в прятки в детской – в основном Ромка прятался, а няня искала его. После дневного сна, который все же был, пусть и длился жалкие полчаса, они перешли в просторную гостиную, где Лера включала ему детскую музыку. По правилам малыш должен был замирать, как только песенка остановится, правда, эта игра Ромке быстро наскучила и он стал убегать от няни.
Так они стали догонять друг друга. Сперва это было очень весело. Но в один момент мальчик заигрался, забыл о правилах. Весело смеясь и сбивая все и всех на своем пути, он бежал вперед так быстро, что Яковлева с трудом за ним поспевала. Лера понимала – нельзя допустить чтобы разбились хрупкие вазы или, чего хуже, чтобы Рома упал и разбил коленки. А потому решила прекратить все это и остановить мальчика, но замешкалась на повороте и, когда все же догнала, Рома уже вбегал в распахнутую дверь комнаты. Той самой комнаты, входить в которую было строго настрого запрещено. Еще в первый же рабочий день Милена Александровна указала на эту самую дверь и строго-настрого запретила девушке приближаться к ней, если она не хочет лишиться работы.
Она не хотела. А потому много месяцев обходила это место стороной, несмотря на то, что вопрос Риты всплывал в памяти раз за разом, стоило ей пройти мимо.
«Тогда что он прячет в комнате на втором этаже?» – вновь прозвучал вопрос, который она слышала много месяцев назад. Он звучал так четко, словно Богданова только что произнесла ей эти слова прямо на ухо.
Ну конечно, ей было интересно! Ее любознательность и желание сунуть нос в чужие тайны всегда были сильны. Она знала, что это плохо. Что так вести себя нельзя. Что лезть туда, куда не просят – опасно. И со временем она научилась убивать в себе это любопытство по отношению к многим вещам. Но тут… Рудольф. Его тайны манили сильнее, чем ласковые язычки пламени манили к себе несчастных мотыльков, сгорающих, стоило подобраться хоть немного ближе. Она знала, что и сама сгорит. Только вот страшно ей не было. Узнать его получше давно стало заветной мечтой номер один. Она потихоньку начинала задавать ему разные личные вопросы, начиная с малейших, пустяковых вещей, но понимала, что к тому моменту, как доберется до чего-то посерьезнее, либо уже оставит его дом, либо состарится. А так хотелось хоть немного стать к нему ближе. Даже если он не узнает. К тому же, нужно было забрать из комнаты Ромку. Мало ли, что он может там натворить?..
«Я всего лишь заберу Рому, взгляну на комнату одним глазком и выйду. Ничего страшного. Никто даже не заметит...»
На секунду девушка замерла перед распахнутой дверью, за которой весело смеялся Рома, крича «ты мия не дагоис!». Все еще можно было передумать. Не делать этот опасный шаг в бездну, не нарушать хрупкое равновесие и даже симпатию между ней и Алфёровым. Ведь если он узнает...
Но новый смех мальчика заставил ее перебороть сомнения. Что такого, если она просто заберет его и всего лишь немного осмотрится? Кому будет от этого плохо? Если никто ничего не узнает, то все будет в порядке. А Лера умела быть осторожной.
Девушка вошла в комнату и немного поморгала. Тут было темно – задернутые плотные шторы поглотили весь свет этой когда-то по-настоящему уютной комнаты. Лера огляделась вокруг, пытаясь запомнить как можно больше деталей. В нос бил приятный застоявшийся цветочный аромат, на прекрасном резном столе лежали аккуратные листы, исписанные изящным почерком. Оливковое платье висело на вешалке, словно хозяйка комнаты собиралась его надеть. Косметика, хаотично лежащая на туалетном столике, словно она только что наносила макияж. Аккуратно заправленная постель со светлыми простынями... Все говорило о том, что комната была жилой, и, судя по окружающей обстановке, по запаху духов – здесь жила девушка. Или, может быть, женщина... Лишь слой пыли на поверхностях и легкий беспорядок говорили о том, что комната давно покинута хозяйкой.
Рома же залез на стул рядом и звонко смеялся, дразня няню:
– Не помала, не помала!
Лера подошла к мальчику и подхватила его на руки, но словно и не слышала его, так увлеклась увиденным.
А на стене висели картины. Пусть и на них тоже была пыль, они были по-настоящему прекрасны. Первым ее привлек пейзаж над туалетным столиком. Умелой и мягкой рукой художника на полотне был изображен корабль в ласковых морских волнах. Лера могла бы поклясться, что вода казалась почти настоящей. Закатные солнечные лучи пронзали ее, словно освещая изнутри. От этой работы веяло светом, теплом, морским бризом. И, почему-то, надеждой...
Переведя взгляд чуть влево, она увидела портрет мальчика лет пяти, не больше. Лера сразу же узнала его! Непокорное буйство иссиня черных волос, те же холодные и отстраненные серо-голубые глаза... Конечно, это был Рудольф, без сомнений. Да и подпись на картине подтвердила ее догадку.
«Рудольф Борисович Алфёров, январь 1998г.»
Почему-то девушке было очевидно – позировать ему не нравилось. Маленький Руди сидел в кресле и держал на руках довольного старенького на вид бигля. Казалось бы, вполне естественная поза, но мальчик казался напряженным, а во взгляде не было никакого интереса к тому, чем он занят. Лишь песик был очевидно счастлив – вывалил наружу розовый шершавый язык и склонил набок пятнистую мордочку, словно раздумывал, лизнуть ему лицо маленького хозяина или все же не стоит. Работа была прекрасна – цвета были такими живыми и яркими, какие в этом обычно мрачном доме Лера видела лишь во время праздников. Девушка ухмыльнулась, вдруг живо представив, как маленького мальчика уговаривали посидеть еще немного, а зная его характер... Что ж, ей было приятно понимать, что хоть в чем-то она успела узнать его достаточно хорошо и могла в красках представить, каким было его отношение к происходящему.
Рядом с портретом Рудольфа висел еще один, заметно больше первого. На этот раз на нем были изображены в полный рост статный, красивый мужчина и тоненькая рыжеволосая женщина, на руках у которой был тот же самый бигль, разве что на пару-тройку лет моложе. Женщина опустила взгляд на собаку, которая пыталась лизнуть хозяйку в лицо и заставить рассмеяться, а вот мужчина смотрел на свою спутницу. В его взгляде было столько обожания и нежности, что Лера невольно позавидовала красавице. На нее никто и никогда не смотрел с такой любовью. Девушка задержала взгляд на этой картине, рассматривая уже знакомую гостиную на фоне. Раньше она была совсем другой – светлой, уютной, живой. Повсюду были живые цветы, уютная мебель служила настоящим украшением комнаты, а прозрачная тюль пропускала сквозь себя лучи закатного солнца, окрашивая цвета причудливым переплетением оранжево-розовых оттенков. То, что она попыталась вдохнуть капельку жизни в эту комнату перед Новым годом, даже и близко не стояло с тем, какой красивой и живой гостиная была во времена написания этого портрета. Лере захотелось узнать, когда это было и, приблизившись к картине, она без труда нашла подпись:
«Елена Романовна и Борис Аристархович Алфёровы, 1995 г.»
«Значит это его родители...» – подумала Лера с толикой печали. Они очевидно, очень любили друг друга. И обоих в жизни Рудольфа больше не было. Какими они были? Кем они оба стали для своего сына на самом деле? Что они чувствовали? Что чувствует сам Рудольф, когда смотрит на портрет своих родителей, таких красивых, счастливых, еще молодых?..
На четвертой картине был изображен особняк. Девушка прекрасно знала этот ракурс – за лето она столько раз бывала на озере, что видела эту же картину собственными глазами, правда в живую. Она, в отличие от остальных, была выполнена маслом и была самой красочной из всех. И самой необычной, словно детской. Лера без труда догадалась, что ее сделали пусть и с большой, искренней любовью, но неумелой рукой. Правда смотрелась в интерьере комнаты она все же очень гармонично – цвета были подобраны бережно, не смотря на все их изобилие.
Нетерпеливый Ромка спрыгнул с ее рук и, обойдя Леру по кругу, подошел со спины и подергал ее за руку. Ему было не ясно, почему девушка не пытается его пожурить, почему не хочет его догонять, и он хотел, чтобы игра продолжилась. Но Лера только сжала его маленькую ладошку и бросила взгляд на последнюю картину.
Прекрасная девушка, на вид – ровесница самой Леры. Длинные каштановые волосы, светлые глаза и то самое оливковое платье, что висело на вешалке... Оно смотрелось на ней просто великолепно и подчеркивало изящество и нежность, даже какую-то хрупкость незнакомки. Она казалась такой живой, что Яковлева не удивилась бы, если девушка вдруг помахала бы ей и что-то сказала. Утонченная, мягкая, женственная... Черты ее лица почему-то казались смутно знакомыми и девушка невольно взглянула на Рому. Определенно, общие черты у них были, пусть малыш был еще и таким крошечным.
Лера сглотнула, начиная понимать. Подпись гласила, что девушку звали Регина Алфёрова. Сомнений просто не осталось. Эта красавица могла быть только женой Алфёрова. Кем же еще?
Картина была самой новой из всех. И единственным портретом без какого-то конкретного фона. Яковлева не могла бы сказать где и кем была написана эта картина, настолько рука художника отличалась от всех предыдущих. Регина (или, наверное, все-таки, Реджина? Она ведь была американкой?..) смотрела с портрета с нежной улыбкой, и в этой улыбке было столько света и тепла, что Лера поняла, от кого Ромка унаследовал свою теплоту и ласковый характер. Яковлева сделала шаг вперед, пытаясь разглядеть девушку с портрета и внезапно похолодела. Чувство собственной невзрачности свалилось на нее, словно из рога изобилия, и девушка несколько сжалась, сделав шаг назад. Она никогда не страдала от неуверенности в себе, но Алфёрова была настолько явно по всем фронтам лучше нее, что сердце пронзило болью, а на глаза навернулись предательские слезы.
«Как, ну как он может хоть когда-нибудь обратить на тебя внимание, когда его жена была таким совершенством?» – с горечью подумала девушка, опуская взгляд от портрета девушки. Надо было убираться отсюда, пока никто не заметил того, что она проникла в эту комнату. Надо было успокоится и выкинуть из головы глупые мысли.
– Солнышко, пойдем отсюда, хорошо? – тихо сказала Лера, словно боясь своим голосом нарушить сокровенную тишину этого места. Оно казалось ей одновременно и таким живым и... словно бы мертвым. – У меня есть для тебя сюрприз, но он в твоей комнате. А по дороге попробую тебя ещё раз догнать, давай?
В ту секунду Лера поняла, что зря вошла внутрь. Ей не место здесь. Черт побери, совершенно не место! И если хозяин узнает... Нужно было поскорее уходить. Но бессознательно она продолжала цепляться взглядом за вещи, чувствовать запахи, замечать детали... И запоминать все это, чтобы потом тысячи раз анализировать.
– Дааа! – мальчик обрадовался, что няня вновь обратила на него внимание и хотел было побежать дальше, но зацепился взглядом за портрет,– а это то? Сьто за тетя?
Алфёрова смотрела на них мягкими голубыми глазами и светло улыбалась, сжимая в руках книгу в лиловой обложке. Лера вновь зацепилась взглядом за ее такую очевидную красоту и элегантность и снова почувствовала себя неуклюжим подростком в свои двадцать два года. С ее вечными оверсайз толстовками и нелепыми детскими футболками куда ей до Алфёровой? Да и даже если бы она попыталась стать более изящной, сменить стиль... Она бы никогда не смогла бы сравниться с ней! И это причиняло боль. Что это? Ревность? Или глупая детская обида?
Девушка сглотнула. Если Рома вдруг расскажет отцу об этой «тете», ей несдобровать.
– Милый, я не знаю, – тихо сказала она. – Пойдем?
– Она асивая ...– мальчик не отрывал глаз от картины,– моно мне забать ее?– он потянул девушку за руку к портрету.
– К-красивая.. – запнувшись повторила она и остановила мальчика прежде чем он подойдет к картине слишком близко.. – Милый, нам нельзя забрать тетю, и лучше пойти в комнатку, хорошо? – сказала она как могла ласково, чувствуя, что ее сердце сейчас вот-вот лопнет, так быстро оно стучало. – Папа очень расстроится, если узнает, что мы с тобой были здесь и видели тетю. Давай не будем расстраивать папу?..– спросила она с надеждой, присев перед ним на корточки.
– Адем. Не атю папу ластаивать,– мальчик нахмурился и забрался к няне на ручки.
Валерия с облегчением выдохнула и прижала Рому к себе покрепче, встала. Оглянулась напоследок, проверить, все ли в порядке и вновь наткнулась на стопку бумаг, лежащую на столе. Вероятно, это были письма, и как бы ей не хотелось прочесть их, девушка решила, что и так видела достаточно. Если это любовные письма – она просто не выдержит. Ее сердце разорвется, разлетится на кусочки и за Ромой присматривать будет некому. А она ему нужна. Так что Лера все же вышла с мальчиком на руках, осторожно прикрыв за собой дверь и унося ноги так быстро, как только могла, надеясь, что никто не видел, как она входила и выходила оттуда и... что Рудольф Борисович ничего не заподозрит. Лера попыталась убедить саму себя в том, что Рома ничего ему не скажет. Не захочет расстраивать, а потом забудет. Только вот она не забудет об этой комнате и об этой девушке...
Рудольф вернулся только к вечеру, и, кажется, не заметил вторжения в тайную комнату. А потом и вовсе предложил ей съездить на базу отдыха. Втроем. От мыслей, что они могут провести выходные вместе и возможно еще самую малость сблизиться, Лера немного расслабилась, хотя Регина все не желала покидать ее мысли и стояла у нее перед глазами, словно говорила: «Сколько бы ты ни старалась, ты никогда меня не заменишь ни для Ромы, ни для моего Руди».
За ужином мужчина вел себя как обычно – читал, играл с Ромой и иногда поглядывал на нее.
– Вы в порядке? – спросил Алфёров в очередной раз, когда мальчик увлекся десертом.
Она все невольно возвращалась мыслями к той комнате и о том, что увидела в ней, но от его вопроса встрепенулись и взяла себя в руки.
– Конечно, все хорошо, – сказала девушка, посмотрев ему прямо в глаза. Ну, по факту она даже не лгала. Просто слегка не договаривала... – а как вы?
Она задала этот вопрос больше машинально и из вежливости, чем желая узнать на него ответ. Все ее мысли сейчас были о другом...
– Не хуже обычного,– вкрадчиво ответил он, – вы бледны. Возможно, мне стоит сегодня самому уложить Рому спать. Отдохните.
– Нет, что вы, – Лера покачала головой. – Не стоит, все правда в порядке. Спасибо за заботу...
Девушка коснулась пальчиком янтаря на цепочке и посмотрела на Рому.
– Настаиваю. Да и мне полезно иногда проводить вечера с сыном,– Рудольф покачал головой.
– Ну... Я не против, – сказала девушка тихо. Подумать ей не повредит, верно ведь? – только не читайте ему сказки собственного сочинения на ночь. Он еще слишком маленький для подобного.
Он усмехнулся.
– Посмотрим, как карта ляжет.
Девушка действительно позволила ему уложить мальчика, пока сама обдумывала то, что увидела утром.
Имя Регины или Реджины Алфёровой не мелькало ни разу за все время, что она жила в этом доме. Интернет не выдавал никаких сведений о том, что такая особа в принципе существовала. Казалось, что эта девушка просто выдуманная, несуществующая, но...то платье. Картина. Запах духов. Косметика.... все это было реальным, принадлежало реально существующему человеку. И раз Рудольф не хотел, чтобы она и еще кто либо бывал в этой комнате – она имеет для него большое значение. И раз он бывал там, а он очевидно посещал эту комнату... он скучал по ней? Он любил ее?..
Девушка приняла решение – нужно выяснить как можно больше о той, чей портрет мешал ей забыться сном, все так же преследуя в мыслях. Возможно, в тех письмах все же есть что-то, что сможет дать ей успокоение? Хоть малейший намек на ее несовершенство... И хоть какой-нибудь ответ на вопрос о том, что случилось с красавицей с портрета. Только вот как попасть в эту комнату снова, если обычно она заперта?
Решения этой загадки Лера так и не нашла, забывшись тревожным сном, так что следующим утром она решила изо всех сил постараться прогнать образ Регины из головы, уничтожить в себе дурацкую ревность и быть самой собой. Однажды она придумает, как попасть в комнату, а пока нужно вести себя как раньше. Не хватало еще, чтобы поездка сорвалась из-за ее глупости.