Он играет как Гослинг (Я играю в любовь с ним)

5 - Я умнее и сексуальнее, чем я думал

Это не ложь, когда тебя заставляют лгать. Если единственная правда, которую они могут принять — это их собственная.

Брайан Кинни

***

— Чимин, это просто потрясающе! — рассыпается в восхищениях мистер Кван. — И я сейчас даже не преувеличиваю: настолько тонко передать пограничное состояние героя, который как бы и ненавидит своего соперника, но в то же время начинает к нему что-то испытывать, за что ненавидит уже сам себя... Браво, мой мальчик, я рад, что ты наконец вжился в роль!

«А я-то как рад», — думает Чимин, но вслух лишь благодарит растрогавшегося режиссёра, принимая его медвежьи объятия.

— Вау, кто-то становится всеобщим любимчиком, — хмыкает подходящий к ним Юнги.

— Не волнуйся, сотни тысяч твоих фанаток всегда будут с тобой, — весело фыркает Чимин. — Если ты, конечно, не попадёшь в какой-нибудь скандал, не дай Бог не выразишь кому-то недостаточную почтительность, и, разумеется, не будешь даже дышать в сторону симпатичных айдолов.

— Маленький засранец, — бурчит Юнги, впрочем, без намёка на злобу.

— Как приятно видеть вас мирно беседующими вне площадки, — по-отечески умиляется мистер Кван, хлопая их по плечам и благоразумно удаляясь беседовать о чём-то со световиками, позволяя актёрам (да, Чимин теперь полноправно один из них!) побыть наедине.

— Ладно, допустим, — неохотно признаёт Юнги, когда они оказываются в мини-вакууме, ограниченном выключенными камерами и режиссёрским креслом. — Ты действительно начал достойно играть, что вынуждает меня признать свою неправоту. Я... ошибался на твой счёт, и чёрт, даже не думай, я не скажу это снова!

Чимин против воли улыбается, когда происходит неожиданное. Вечно надменный Юнги с по дефолту непроницаемым лицом внезапно совершенно очаровательно краснеет, розовея щеками и покрываясь едва заметными алыми пятнышками, становясь похожим на какого-нибудь дворового щенка с интересной генетикой. И Чимин бы с радостью прокомментировал это: более того, он даже открывает рот, собираясь брякнуть что-то про «синьора-помидора» и «трепетную девицу», но Юнги в этот момент выглядит до того смущённым собственными словами, до того уязвлённым тем фактом, что ему пришлось, вполне вероятно, впервые прилюдно признать свою неправоту, что Чимин насилу глотает зародившиеся в сознании язвительные замечания и молча кивает, слегка растягивая губы, тем самым показывая, что подразумевавшиеся извинения были услышаны и приняты.

— Кстати... — начинает Юнги, заставляя Чимина отвлечься от размышлений о том, каким милым и юным кажется старший, когда покрывается румянцем, и заинтересованно поднять на него глаза. — Не хочешь навестить Донори? Он немного окреп за те дни, что вы не виделись, и, думаю, будет очень рад твоей компании.

— Ты врёшь, он даже не запомнил мой запах, — хихикает Чимин, направляясь в сторону гримёрной, в которой заимел дурацкую привычку сваливать все свои вещи, за что ему, кстати, нередко прилетает от грозы всех кисточек и тюбиков этой студии — Ким Тэхёна.

Тот хоть и питает к младшенькому определённую симпатию, кою, но в более романтическом ключе, по подозрениям Чимина, испытывает ещё и к его лучшему другу, но за бардак в его идеальном царстве-государстве даёт по шапке наравне со всеми. Впрочем, парень и не обижается: скорее, его куда больше задевает тот факт, что ни Тэхён, ни Чонгук не проронили и слова о компрометирующей сцене в гримёрной, на все глазки кота из Шрэка в исполнении Чимина лишь закатывая глаза и шутливо отмахиваясь со словами: «Что было в гримёрке, то остаётся в гримёрке».

— Неправда, коты обладают более вместительной памятью! — вновь возвращает его с небес на землю Юнги, и Чимин с трудом переключается, вспоминая, о чём они говорили.

— Ну, если так... Я буду рад увидеть Донори, к тому же, я имею на это полное право как его воскресный папа.

Неожиданно для Чимина Юнги застывает у вешалки с одеждой и, скорчив донельзя трагичное лицо, невероятно убедительно пародирует голос женщины бальзаковского возраста:

— Вот так вы всегда, мужчины: сначала поматросите, потом бросите с ребёнком на руках, а потом приходите качать свои права и что-то там требовать!

Чимин прыскает в кулак, в очередной раз поражаясь тому, как много забавных сторон старшего было сокрыто от него по той простой причине, что Юнги ненавидит, когда ему мешают работать. И действительно, после того как, по сути, единственный барьер между ними спал, они обнаружили, что могут весьма неплохо общаться друг с другом, находить общие темы для разговоров и, разумеется, сообща любить Донори, которого Чимин мысленно нарёк их общим ребёнком.

— Ладно, собирайся давай, — как ни в чём не бывало возвращается в нейтральное состояние Юнги, стряхивая с себя придуманный образ, будто воду, за считанные секунды.

Чимин готов поклясться, что почти видит, как полупрозрачная сфера другого человека скользит по его коже, уходя под землю и оставляя на своём месте совершенно иного персонажа, вылепленного годами упорных тренировок и нащупываний внутреннего стержня. Чимина всегда завораживала способность актёров со скоростью света сбрасывать одну личину, тут же заменяя её другой: причём истинным профессионалам своего дела для этого не нужны ни костюмы, ни подходящие декорации и партнёры. Они сами представляют из себя этакий пластилин, из которого зритель и режиссёр может вылепить всё, что его душе угодно — всё равно по истечению последней съёмочной секунды этот материал вновь приобретёт прежнюю, усреднённую форму.

Так и с Юнги: оставаясь в обычной жизни раздражающе-надменным и в моментах даже пофигистичным, под камерами он превращался в совершенно иных людей с не принадлежащими ему историями, вкусами и прошлым, как только что кривлялся, изображая разведённую мать-одиночку. Даже несмотря на то, что Чимин делает заметные успехи на фоне прогрессирующей симпатии к Юнги, он всё равно адекватно оценивает свои способности, и понимает, что до такого уровня перевоплощения ему не дойти никогда. Казалось бы, в танцах так же уделяют много времени экспрессии, но нацепить возвышенную морду своего внутреннего я и изображать кого-то абсолютно другого — не одно и то же. Первое может сделать любой при наличии регулярной практики перед зеркалом. Второе — только тот, у кого есть талант.

— Какую музыку ты слушаешь в машине? — переодевшись и подхватив свои немногочисленные пожитки, интересуется Чимин.

— Никакую, и даже не думай, что я позволю тебе включить на полную громкость каких-нибудь TWICE.

— Ты только что подал отличную идею! — с притворным воодушевлением отвечает Чимин, после чего незамедлительно ойкает, получая больше обидный, чем болезненный, тычок в бок.

— Даже не думай!

— Вот зануда, — Чимин пытается придать лицу расстроенное выражение, но подленькая ухмылка так и лезет на губы, растягивая уголки и выдавая его истинное настроение.

Юнги — хороший актёр, но, видимо, не читал мелкий шрифт в контракте с Сатаной, когда обменивал душу на талант и мировое признание. Всем же известно, что принесённая Дьяволу жертва возврату не подлежит? Что ж, Чимин преисполняется уверенности в том, что выкопает в Мин Юнги всё то человеческое, что в нём есть.

***

Сволочная сволочь:

Пожалуйста, давай поговорим?

Чонгук задумчиво постукивает пальцем по обивке дивана, параллельно прихлёбывая нежно любимое им банановое молоко: довольно нетипичная страсть для азиата, учитывая то, что у них через одного непереносимость лактозы. Вот тот же Тэхён, например, не употребляет ничего, подразумевающего какое-то количество молока в составе: с сыром, у него, вроде, полегче, но тоже без фанатизма, а о молочных коктейлях и йогуртах не приходится и говорить. Чонгук мысленно даёт себе по лбу: ну вот опять, он снова накручивает себя, вспоминая того, кого предпочёл бы забыть, как страшный сон. С чего бы вдруг ему вообще думать о предпочтениях Тэхёна? Ах, да, точно. Сообщение.

Самый прекрасный:

Нам с тобой не о чем говорить

Обессиленный выдох, и телефон отлетает на противоположный конец дивана. Мысли судорожно мечутся в пределах сознания, пытаясь наспех отыскать виноватого в своих терзаниях. Чимин, который начал сниматься в этой грёбаной студии для этой грёбаной дорамы? Юнги, который вынудил Чонгука поехать на работу к младшему в качестве моральной поддержки? О нет, корень зла всегда находился у Чонгука перед глазами, но ему никогда не хватало духа признать это и двигаться дальше. Более того, после болезненного расставания он решил, что сотрёт из своей жизни всё, что связано с Тэхёном, а по факту так и не смог отпустить, научившись не замечать очевидного и притворившись, что всё в порядке. Да чёрт, если бы его спросили прямо, что именно он не смог отпустить — осознание предательства или самого Тэхёна, — он бы стыдливо отвёл взгляд и промолчал.

Промолчал бы, потому что прекрасно знает ответ. И это ему не нравится.

Телефон пиликает, сигнализируя о новом сообщении, и Чонгук ненавидит себя за то, что даже после такого унижения не может нажать на кнопку «заблокировать абонента». Ненавидит за то, что не может высидеть и секунды перед тем, как потянуться за гаджетом, ненавидит за то, что сердце замирает в слепой надежде, прежде чем вновь открыть их скупой, но в то же время крайне эмоциональный диалог.

Сволочная сволочь:

Я прошу всего один нормальный разговор. Пожалуйста? Это жизненная необходимость

Чонгук ядовито усмехается и тянется к клавиатуре на экране, чтобы выбить что-то несомненно издевательское, вроде: «А сесть на чужой член тоже было жизненной необходимостью?», — но не успевает, и слава Богу. Вслед за первым сообщением приходит второе, и Чонгук чувствует, как по мере прочтения к горлу подкатывает истерика.

Сволочная сволочь:

Признай, у тебя же тоже никого не было с тех пор. Я знаю, что не было. Как и у меня. Я не надеюсь на прощение — не после того, что я сделал, но мне нужно проговорить это, чтобы найти в себе силы двигаться дальше. Думаю, мы страдаем от схожего недуга, и чем скорее ты признаешь, что нам нужен этот разговор, тем скорее мы сможем сдвинуться с мёртвой точки и попытаться это исправить. Не между нами, как бы сильно меня ни грела мысль о том, что не всё потеряно, но в самих себе

Самый прекрасный:

Я ненаижу тбя

Чонгук размазывает выступившие слёзы по щекам, осознавая всю тщетность своего занятия, ибо Тэхён знал, на какой рычаг нужно нажать, чтобы хлынул водопад. Робко выстроенную плотину прорвало, буквально смыло так тщательно сдерживаемой истерией, и Чонгук в какой-то момент обнаружил, что царапает многострадальную обивку свободной от телефона рукой, вонзая ногти в материал до побеления костяшек. На том конце какое-то время молчат, но спустя минуту всхлипываний и беспорядочных вздохов, Чонгук всё же получает ответ.

Сволочная сволочь:

Я знаю, Кук-и, я знаю

Чонгук с трудом фокусирует взгляд и перечитывает своё последнее сообщение, сдавленно шипя и матерясь сквозь зубы. Ну как, скажите на милость, можно настолько сильно пресмыкаться перед другим человеком? Самое ужасное в этой ситуации — то, что Тэхён, несомненно, догадался, почему Гук опечатался в двух словах из трёх, и, судя по ласковому прозвищу, ещё и пожалел его, будто ему нужна его жалость. Да Чонгуку вообще ничего не нужно от Ким Тэхёна! И Ким Тэхёна не нужно тоже!

Самый прекрасный:

Засунь это прозвище себе в зад, и свои разговоры можешь запихнуть туда же. Как выяснилось, ты большой любитель разнообразия, поэтому, думаю, моё предложение тебе придётся по вкусу

Написав это, Чонгук чувствует небывалый эмоциональный подъём, как будто для того, чтобы стало легче, требовалось снести всё то, что причиняло боль, вплоть до основания, и развеять пепел по ветру. Ким Тэхён сделал ему больно своей изменой? Что ж, он тоже умеет калечить.

Самый прекрасный:

О, и насчёт «никого не было» ты ошибся, сладкий. Я собираюсь завалиться в ближайший гей-клуб — как думаешь, сколько парней там готовы переспать со мной по первой же просьбе?

Чонгук злорадно ухмыляется, чувствуя, как в груди разгорается пожар.

... Сначала она долго плакала, а потом стала злая.

Булгаков, Мастер и Маргарита

Сволочная сволочь:

Чонгук, кого ты пытаешься этим убедить? Себя или меня? Пожалуйста, не делай того, о чём потом пожалеешь

... И тут его будто окатывает холодной водой. В ярости сжимая и разжимая кулак, стараясь вернуть себе хотя бы подобие той злости, что посетила его секунду назад, Чонгук понимает, что всё ещё в бешенстве, но не из-за Тэхёна, а по той простой причине, что не может испытывать так необходимую ему сейчас злость в принципе. Печаль, обиду, печаль под видом обиды — что угодно, но только не то, что могло бы сподвигнуть его исполнить свою угрозу, ввалиться в ближайший клуб и бездумно переспать с первым встретившимся смазливым мальчиком.

— Чёртов Ким Тэхён, — мычит сквозь зубы Чонгук, и в приступе мучительного бессилия принимается молотить подушки, разложенные на диване, с особым усердием.

Наверное, им всё-таки придётся поговорить. Потому что дальше так продолжаться просто не может.