Призрачные Нигмобы
***
Пирс обдувался всеми северными ветрами, которые только смогли дотянуться до безрадостного города Готэм. Но двум фигурам, стоящим на его краю, холодно не было.
- Эй, я не чувствую своих рук, - капризно протянул тот, чьи ресницы были раскрашены белой изморозью, а с полей шляпы свисали маленькие острые сосульки.
- Можешь мне даже не рассказывать, - ответил второй. Его кожа была алебастрово бледной, а когда-то блистательно дорогой костюм насквозь промок. Плечи его украшали неопрятно свисающие водоросли.
- Я теперь тоже галлюцинация? - "отмороженный" отчаянно не желал молчать.
- В каком-то смысле. Теперь мы оба.
- Но.. Я не хочу быть галлюцинацией. Как думаешь, Освальд тоже принимает таблетки? Мы же здесь не навсегда? - голос призрачной сосульки дрогнул.
На том берегу теснились в своём угрожающем величии жилые районы и заводы. Зрелище успокаивающее одних и приводящее в трепет других. Столько душ покинуло свои тела в этом месте, последним в жизни взглядом запечатлев мрачный пейзаж. Так много душ и всего два сердца осталось лежать здесь - у подножия Готэма.
Галлюцинация убитого Пингвина вздохнула и сняла со своего плеча ракушку, а затем закинула её в воды реки, брезгливо поморщившись.
- Конечно Освальд не принимает таблетки, он же не идиот. Пьёт в одиночестве, как обычно, может пялится на кусок льда посреди Айсберг Лаунжа.
- По-твоему всё настолько плохо? - подозрительно покосился на него Эд.
- А ты как думаешь? Он мог убить Нигму, но оставил его себе как экспонат, чтобы можно было представлять..
- Не продолжай! - испуганно замахал руками "экспонат".
В ответ раздался смешок.
Оба замолчали. Они стояли рядом, почти плечом к плечу, продуваемые насквозь, зыбкие фантомы ошибок.
Стало почти по-ночному темно - это большая серая туча несла в себе очередной дождь на улицы Готэма. Дождь, не способный смыть его грехи, но скрывающий собой некоторые ошмётки злодеяний, смывающий их в водосточные каналы..
- Я думаю, Освальд жалеет, что сделал это с тобой, - первым неожиданно подал голос Пингвин. Нигма повернул голову и посмотрел на него.
- Эдвард тоже жалел. Иначе не появился бы ты.
- Жалел..
- Почему живые мы такие идиоты, Освальд?
- Потому что живые мы не видим дальше собственного носа.
Эдвард недоверчиво взглянул на нос Освальда, скосил глаза на свой, но смысл фразы от него ускользал. Обеспокоенно он обвёл взглядом пирс, запрокинул голову в небо, посмотрел на всякий случай себе за плечо, и уже хотел было что-то сказать, но наткнулся на щемяще живой взгляд мёртвых глаз.
И наконец увидел. Его губы скривились в знаке неприятного признания собственного несовершенства. Этот прохвост снова оказался зорче, снова на шаг впереди. Он опять принял на себя роль учителя и наставника.
Вдруг стало так ясно, будто туча посторонилась и дала место солнцу. На мертвенно-бледных щеках Освальда проклюнулись веснушки.
- Когда я разморожусь и приду в себя, я во всём признаюсь, - уверенно произнёс Эд.
- Может признаешься. Или потеряешь память и снова будешь гоняться за ним с пистолетом.
- А если он напомнит?
Освальд покачал головой и улыбнулся уголками губ. Маленькие тени морщинок пробежали по лицу от этого простого жеста.
- Может напомнит. Но скорее продолжит молчать. Побоится того, что может услышать в ответ. Он понял с первого раза.
- В этот раз будет по-другому!
- Посмотрим.
- Обещай, что когда мы встретимся снова..
- Обещаю.
- И я обещаю.
Две галлюцинации стояли на самом краю пирса, их плечи почти соприкасались, а лица были повёрнуты друг к другу. Северный ветер сдувал сосульки с полей шляпы одной, подсушивал растрёпанные влажные волосы другой, но не мог ни охладить, ни согреть то, что было лишь иллюзией. Или сном. Или наркотическим бредом.
А может это произошло на самом деле, - есть ведь в мире место для небольшой магии, когда дело касается любви?