Глава 3
— Я облажалась, — сообщаю я, застыв в пороге кухни.
За пролетевшие сутки фраза звучит слишком часто. Последний раз она прогремела, когда на вечеринку по случаю Хэллоуина я удосужилась прийти в костюме принцессы Авроры, в то время как дресс-код предусматривал наряды к фильмам ужасов. Одри пришлось импровизировать и искать томатную пасту, которой меня, разумеется, испачкали. Ненавижу тот день, и куда я только смотрела? Вляпаться в неприятности — моё второежизненное кредо. Первое, конечно, с профессионализмом подстраиваться под ситуацию, даже если находишься в шаге от катастрофы.
А первое какое? И можно ли кредо (по сути девиз) представить как «вляпываться в неприятности»? Это же личные убеждения
Папа отодвигает в сторону газету, да мой отец довольно старомоден, и терпеливо ждёт, когда меня хватит словесный понос. Подопечные, которые постоянно вляпываются в передряги, закаляют его и без того железный характер.
— Я в гневе и готова учинить скандал, — сжимая и разжимая пальцы, на которых образовались красные следы, я делаю глубокий вдох. — Ты должен был сказать, что заказал брошюры на ближайшие десять лет!
— Прости, карамелька, об этом я не подумал. Надо было послать с тобой кого-то.
Карамелька — он действительно сожалеет. Это простительно.
Виктория — вот, что непростительно.
— Если бы ты ошибся, и они не... — я прикусываю язык.
В глубине маминых глаз вспыхивает недобрый огонёк. Медленно, словно в фильме ужасов, она поворачивается к папе и мрачное выражение на её лице не сулит ничего хорошего. А если скажу, что снова заключила соглашение с отцом, то нас, весьма вероятно, выставят за дверь с чемоданами меньше чем через минуту. Неприятный спазм в животе намекает на излишнюю эмоциональность, но слишком поздно. У мамы рентген в глазах. Ей достаточно переглянуться между нами, дабы понять, что от неё что-то скрывают.
— Это последний раз, мам, — во мне ни с того, ни с сего просыпается защитница, и я спешно меняю тему, в попытке сгладить острые углы: — Мне досталась роль Розалины.
С губ мамы слетает вздох. В свойственной себе манере, она тут же оказывается рядом. Заключает меня в крепкие объятия и с нежностью поглаживает по спине, выражая сочувствие. Её кудрявые светло-русые волосы щекочут шею. Пряный аромат, исходящий от фартука с принтом в форме подсолнухов, дарит умиротворение и напоминает, что для неё я всегда останусь ребёнком. Напоминает о детстве, о её чудесных способностях по части выпечки, которые не передались по наследству. Пекарь из меня никудышный, зато я преуспеваю в актёрском мастерстве.
— Ох, милая, мне так жаль. Она, должно быть, не менее важная персона в пьесе.
— В самом деле, вы читали Шекспира? — Интересуюсь я, выглянув из-за плеча мамы, чтобы прочесть ответ на лице папы. Но он никогда не был ярым поклонником литературы и эта гримаса непонимания лишнее тому доказательство. — Изначально Ромео был влюблён в кузину Джульетты — Розалину. Сюжет начинается с того, что он рассказывает другу, как сильно влюблён и появляется на приёме, желая увидеть её.
Мама с отцом переглядываются.
Зачем я вообще рассказываю об этом?
— Ты сказала, что облажалась, — мама стреляет предупреждающим взглядом в сторону папы. — Ты, разумеется, имела в виду, что не получила роль Джульетты?
В горле пересыхает. Почувствовав, как сердце проваливается в желудок и расщепляется в кислоте, мне хочется стукнуться об дверь.
О боже, Виктория, воспользуйся языком и скажи что-нибудь, пока вас обоих не стёрли в порошок.
— Ты должен прекратить втягивать в грязные игры нашу дочь! — Сердитый возглас мамы звенит в стенах кухни, а на её теле, кажется, шевелятся волосы от испытываемой ярости.
— Это была моя идея, — брякнув не подумав, я щипаю себя за бедро в надежде опомниться.
— Шерил, ты излишне драматизируешь, — в унисон со мной, говорит папа.
Иисусе! Скотту Ньюману, вероятно, наскучила земная жизнь и он планирует уйти в загробный мир.
— Ей исполнилось восемнадцать всего неделю назад! — Мама явно не оставит это просто так. Резкость её слов словно колючки, и я съёживаюсь от стыда. — Вы в своём уме?!
Ладно, самое время делать ноги.
Я бормочу что-то вроде «у меня репетиция» и вылетаю из дома подобно пуле.
Прохладный ветер ласкает открытые участки кожи. Я глубоко втягиваю влажный воздух и медленно выдыхаю, ощущая, как кровь насыщается кислородом после отменной взбучки. Нет ничего хуже, чем видеть разочарование в глазах близкого человека. И всякий раз, когда мама расстраивается из-за меня, сердце обливается кровью. Порой я настолько холодна, что, ложась в кровать, предаюсь самобичеванию и не могу уснуть. Мысли о том, что перестала проводить с ней время, словно рой пчёл, жалящих сознание. Я рвалась повзрослеть, говорила, что давно не ребёнок и способна принимать решения самостоятельно, но стоит оказаться в её объятиях, как жалею об упущенных мгновениях. Каждое счастливое воспоминание так или иначе связано с ней. Мама была первым человеком, поддержавшим моё рвение вступить в театральный кружок. Изо дня в день я видела восхищение в её глазах, репетируя текст, пока она готовила ужин.
Проклятье, у меня начинают слезиться глаза.
Смахнув непрошеные слёзы, надеваю наушники и включаю любимую песню Селены Гомес о дурацкой любви. Моей суперспосбностью можно смело назвать умение слушать её музыку по кругу, при этом не испытывая тошноту за прокрученный дюжину раз трек. Укорив темп, добираясь до школы за минимальное количество времени.
В актовом зале царит хаос. Столпившись, парни выглядят так, будто их только что окунули головой в унитаз. Я прислушиваюсь к протестам, которые они выражают, обращаясь мистеру Мюррею. Он не успевает ответить на каждое, переключая внимание с одного на другого. Его пушистые седые волосы приводят в восторг всех учеников, но что действительно удивительно, так то, что по школьным коридорам не гуляют насмешки. Мужчина завоевал всеобщую любовь за неугасаемый энтузиазм и тягу к жизни. Клянусь Богом, в нём столько энергии, сколько нет в некоторых подростках. Всякий раз, когда я опускаю руки, в мысли врывается бойкий преподаватель по актёрскому мастерству и даёт пинок под зад. В его возрасте люди прогуливаются по парку, воркуют с внуками, а не берут на себя несколько дел сразу.
Я останавливаюсь рядом с лучшей подругой и заглядываю в центр круга, где обнаруживаю груду нарядов эпохи Возрождения.
— Чёрт, почему тебе досталось платье лучше моего? — Стонет Одри, качнув головой, из-за чего густые темно-русые волосы спадают каскадом по спине.
— Потому что я племянница лорда Капулетти, — поддразниваю её, толкнув локтем.
Янтарные глаза подруги, словно расплавленное золото, нацеливаются на мне. Они представляют собой солнечное излучение, приблизившись к которому можно сгореть за считаные секунды. И я бесконечно рада, что являюсь её подругой, нежели врагом. Обладательница острого как бритва языка, Одри из тех людей, кто не даст себя в обиду. Она предпочитает наносить удар первой и, если верить слухам, желанный трофей едва ли не каждого парня, особенно придурочной команды моего отца. К сожалению, сердце подруги настолько ледяное, что может создать конкуренцию чертовски холодной Антарктике. Обычно, парни называют её стервой, но лишь по той причине, что не в силах зацепить и удержать внимание дольше щелчка пальцев. Подумать только, всего несколько лет назад она была довольно приветливой и легко шла на контакт, но всё поменялось в одно мгновение. К сожалению, Одри не из того разряда, кто расклеивается на глазах даже у самых близких людей. Она всегда уверена и непробиваема. Возможно, я никогда не узнаю причину резкой перемены.
— А я, по-твоему, кто? — Поджав полные губы, выкрашенные в алый оттенок, она наклоняет голову набок и прищуривается.
— Та, кто влюблена во врага.
Клянусь, успеваю уловить тревогу в её глазах, но подруга быстро ориентируется в пространстве и возвращает скучающую гримасу.