Часть 5: Я наслаждаюсь днём
Наконец, к неописуемой радости Юнги, трапеза закончилась. Он провёл весь обед, слегка прикрыв лицо ладонью, обдумывая пока ещё плохо вырисовывающийся план выхода из сложившейся ситуации. К сожалению, ничего реалистичного — а, согласитесь, телепортировать Чимина в закрытое помещение и заставить круглосуточно слушать новый альбом Шуги, пока ему не понравится, не очень-то и реалистично, — в голову не приходило.
Юнги должен был провести весь день с этим... Хосоком. В любое другое время, возможно, он и не относился бы к этому, как к каторге, наоборот, изрядно бы развлёкся, выслушивая нескончаемые дифирамбы в свой адрес, которые Хосок так и жаждал извергнуть. Но сейчас, когда он был как никогда близко к ускользавшему образу милого мальчика с обочины... Грр, как же он был зол!
Итак, они оба покинули ресторан под любопытные взгляды персонала; часть из них, само собой, узнала Шугу, но так и не решилась подойти с вопросами и просьбами. Конечно, тому причиной было ничто иное, как профессиональная этика, но, возможно, свою роль сыграло и то, что всю трапезу Юнги выглядел так, будто прихлопнет любого, кто окажется под рукой. Впрочем, его спутник то ли хорошо прикидывался, то ли не хотел замечать угрюмый настрой своего вынужденного партнёра. Они дошли до лимузина под аккомпанемент скорбного молчания Юнги и непринуждённого щебетания Хосока.
— Обожаю парки развлечений! — воскликнул Хосок, когда старший буркнул себе под нос следующий пункт назначения.
Подросток «ненавязчиво» уцепился за руку Юнги, и тот из последних сил сдержался, чтобы не вырвать её резким движением из чужого мягкого захвата.
— О, Шуга, я хочу сладкую вату! — тем временем продолжил фонтанировать энтузиазмом Хосок, воодушевление которого только возросло, стоило им выйти из лимузина и направиться в сторону завлекательно сияющих на солнце аттракционов.
— А не п... — Шуга осёкся.
При всём раздражении, которое вызывал в нём Хосок, злиться по-серьёзному на него не получалось. Ну что с него взять, в самом-то деле? Обычный среднестатистический фанат Шуги, при встрече со своим кумиром писающий кипятком от счастья. Мало ли таких было в его карьере до него? Но Чимин... Чувствуя, что в своих рассуждениях пошёл по второму, если не по третьему кругу, Юнги выдавил из себя некое подобие улыбки и уточнил, какого цвета сахарную вату хотел его спутник.
— Розовую, пожалуйста, моя любовь!
Два слова подействовали не хуже спускового механизма. «Моя любовь» — запомните, дети, если кто-то так называет человека, значит, любви там нет и подавно. Подобным образом к нему имела привычку обращаться трижды проклятая чумная Хёна, и одна только ассоциация, одно только напоминание о её существовании вывело Юнги из себя. Довольно грубо притянув парня за запястье, он вперился в него максимально злобным взглядом и попросил — нет, приказал:
— Никогда, слышишь, никогда не называй меня...
— О, Господи, это же Шуга! — раздался девичий визг откуда-то сзади, и взору парней предстала совсем ещё молоденькая девушка, которая тоже ждала своей очереди за сахарной ватой. — Боже, я так тебя... вас... обожаю!
И всё бы ничего: в общем и целом фанатка оказалась не самой агрессивной — у Юнги был огромный опыт в помешанных, как никак, несколько лет карьеры за плечами, — и эта совершенно точно не относилась к их числу. Однако характерный визг, да ещё и с указанием имени, как в фильмах про зомби-апокалипсис, привлёк внимание остальных девушек, узнавших Шугу и ломанувшихся в их сторону целой лавиной из визгов, восторгов и обожания. Хосок беспомощно озирался по сторонам, еле цепляясь за рукав одежды Юнги, чтобы его не снесло цунами восторга, давным давно прорвавшим плотину благоразумия.
Как хорошо, что Юнги, не первый день вертящийся в индустрии, прекрасно знал, как успокаивать толпу фанаток, желающих растащить его на сувениры.
— Извините, дамы, но я хотел бы провести этот день в компании с моим другом.
Налетевшие, как стая стервятников, девушки, были заметно разочарованы тем, что их пусть и мягко, но послали восвояси, однако, что называется, «на нет и суда нет». Как бы они ни возмущались внутри себя, в случае чего об этом даже не пожалуешься в Интернете; в индустрии наблюдалась утешительная для артистов тенденция к уважению частной жизни знаменитостей, и Шуга прекрасно знал, что пока он не орёт в лицо фанатам и не предпринимает попыток швырнуть их в аппарат по приготовлению сахарной ваты, к нему не может быть никаких весомых претензий.
Итак, девушкам пришлось рассосаться по периметру парка, несолоно хлебавши, довольствуясь возможностью периодически поглядывать в сторону Шуги и томно вздыхать, но не приближаться и позволить кумиру провести день со своим другом, как тот и сказал. Хосок был так счастлив услышать, что Юнги назвал его не просто знакомым или приятелем, а другом, что аж засветился от счастья, на эмоциях только сильнее хватаясь за руку старшего. Впрочем, тот уже был не в самом снисходительном своём настроении, а потому с досадой её убрал.
Получив свою сахарную вату и, разумеется, тут же ею обляпавшись, Хосок с выражением крайнего довольства на лице потопал следом за Юнги, недоумевающим, как мало некоторым людям нужно для счастья, в сторону аттракционов. К этому времени фанатки заметно осмелели и, хоть и держали дистанцию, но продолжали исподтишка фотографировать колоритную парочку, мгновенно пересылая фотографии в чаты, группы и фан-аккаунты с самыми разнообразными подписями.
— Слушай, я думаю, имеет определённый смысл пойти куда-нибудь ещё, — сказал Юнги, кивая в сторону значительной по численности кучки, со стороны которой то и дело слышались охи, вздохи и щелчки камер. — Всё это вызывает у меня головную боль.
— Нет! — обиженно выпятил губу Хосок. — Я хочу остаться здесь и прокатиться на лошадках, — и прежде, чем Юнги успел не то что сказать, даже подумать что-нибудь язвительное на тему его психологического возраста, добавил: — У меня есть хорошая идея, как сделать так, чтобы они оставили тебя в покое.
После этого Хосок состроил до того коварное выражение лица, что у Шуги уже возник ряд сомнений на предмет того, насколько хорошей была идея младшего. Что-то подсказывало ему, что человек с мировоззрением Хосока едва ли сможет придумать что-то адекватное. К сожалению, он оказался прав.
— Вот же... Блять, — выдохнул Юнги, рассматривая своё отражение в зеркале ближайшего магазина десять минут спустя.
— И ничего не блядь, — возразил Хосок, пристраиваясь рядом, — а очень даже целомудренная принцесса.
Продавец смерил их крайне подозрительным взглядом, но потом, рассудив, что деньги не пахнут, и что в принципе всё равно, от кого их брать, показал им имеющийся ассортимент платьев, стилизованных под наряды диснеевских принцесс. Благо, Шуга не относился к категории перекаченных качков, а потому без особых трудностей влез в даже не самого большого размера одеяние, кажется, Золушки.
Хосок смерил его взглядом гордой мамочки, умилённо пискнув при виде «мега сурового» рэпера, пытающего совладать с высокими каблуками, в результате чего в своих попытках непринуждённо пройтись больше походящего на беременную утку. Юнги мысленно проклял всю семью Хосока, мироздание и ненадёжные контрацептивы, позволившие парню появиться на свет. К тому же, каблуки были не единственной проблемой во всех отношениях ущербного костюма: платье пережимало грудную клетку в боках, но висело в самой груди, выдавая её отсутствие, а не самого лучшего качества парик перегревал организм, в связи с чем настоящие волосы Юнги намокли от пота и неприятно липли к коже.
— Обязательно было брать эти каблуки? Подол платья всё равно закрывает ноги, я вполне мог бы оставить свою обувь! — сказал Юнги, в очередной раз глядя на себя в зеркало с заметным отвращением.
— Ну нет! Иначе утратится весь антураж! — возразил Хосок, накидывая себе на плечи пиджак с золотыми пряжками.
Сам парень тоже приоделся, но присоединяться к рядам транс-принцесс почему-то не пожелал. Вместо этого на нём красовался костюм принца Эрика, и смотрелся тот на порядок органичнее, чем Юнги в роли незабвенной Золушки.
— Я ценю твоё умение вживаться в образ, но эти пепельницы на палках предназначены для людей с четырьмя пальцами, а не с пятью, — надулся парень, упёрто скрестив руки на груди.
— Ты знаешь, голубой тебе очень идёт, — вместо ответа хихикнул Хосок, украдкой цепляя широкие воланы рукавов.
— Так ты собираешься на свой грёбанный аттракцион, чтобы этот день закончился как можно скорее? — махнул рукой Шуга, понимая всю бесполезность своих возражений.
Возражать имело хоть какой-то смысл тогда, когда его только запихивали в платье.
К слову, Юнги так и не понял, как у ушлого парня получилось впутать его в эту авантюру. Если бы отец увидел его прямо сейчас, у него была бы более веская причина, чтобы выставить сына за дверь. Последняя мысль невольно вызвала у Шуги улыбку, в связи с чем грядущее унижение казалось не таким уж и невыносимым.
Даже тот факт, что ему приходилось держаться за свой парик каждый раз, когда очередной аттракцион делал излишне резкий кульбит, нивелировался одним только выражением лица воображаемой копии отца, отпечатавшейся в сознании.
Как назло, после парочки «вихрей» и нескольких «обрывов в пустоту», Юнги понял, что ему необходимо сходить в туалет. Тут встал неразрешимый вопрос, потому что по новой переодеваться и принимать человеческий вид у старшего не было времени, да и места, технически он был мужчиной, но в костюме, неудачно подчеркнувшем его худощавое телосложение, все принимали его за миловидную девушку-косплейщицу, соответствующую атмосфере парка. К тому же, в довершение образа Хосок раскрутил его на лёгкий мейкап, выделивший его аккуратные губы и лисьи глаза.
Юнги в очередной раз возопил о мировой несправедливости, на что получил закономерное повторение лекции про «антураж» и «уникальный образ» персонажа. Конечно, у него не возникло бы особых проблем, если бы он переступил через свою гордость и воспользовался женским туалетом, но что-то внутри отчаянно сопротивлялось этой идее, говоря, что настолько низко пасть оно пока ещё не готово.
Поэтому, стиснув зубы и приготовившись к одному из самых неловких моментов в своей жизни, Юнги переступил порог мужского туалета, оказавшегося, к тому же, наполовину заполненным. Закономерно, все взгляды присутствующих в нём мужчин обратились на него.
— Милая, я думаю, ты ошиблась, туалет для девушек немного дальше, — приветливо улыбнулся мужчина лет тридцати, стоящий у раковины.
— Я так не думаю, дорогой, — ответил Юнги подчёркнуто низким голосом, захватывая самый нижний регистр из тех, которыми владел.
Сделав свою коронную морду кирпичом и всё так же подчёркнуто невозмутимо пройдя к писсуару, Юнги приспустил юбку с кринолином и наконец-то облегчился. Все присутствующие посмотрели на него с отвращением и чуть ли не бросились врассыпную, как от прокаженного, когда Шуга подошёл к раковине, невозмутимо поправив платье и чуть сползший парик.
«Какая ирония, в заполненном мужиками помещении наибольшее мужество проявил чувак в платье сраной Золушки», — саркастически подумал он, намереваясь как-нибудь отомстить Хосоку за его трижды проклятую идею.
Он направился к выходу из туалета с твёрдым намерением положить конец официально худшему дню в его жизни, потому что, несмотря на внешнее спокойствие, внутренне он весь съёживался от всепоглощающего стыда.
Выцепив Хосока возле целого ряда из автоматов с китайскими игрушками, Юнги всеми правдами и неправдами решил отвлечь подростка от губительной для рэпера идеи задержаться в парке на ещё какой-то промежуток времени. Уговорить младшего отцепиться от стекла, за которым заманчивой горой возлежали плюшевые мишки, удалось только ещё более заманчивым предложением посетить студию рэпера, чтобы посмотреть на мастерскую его излюбленных песен изнутри.
Хосок чуть ли не лопался от восторга всю дорогу до центра, но он, как, впрочем, и Юнги, был далёк от мысли, что в течение целого дня со своей влажной фантазией встретит ещё одну, вернее, одного рэпера, так сказать, своего кумира номер два в почётном списке людей, которым Сок дал бы, не задумываясь.
— Извините, но студия закрыта для посетителей, — сообщил им высокий парень, с которым они столкнулись у входа.
Хосок округлил глаза от немого шока, чуть поднимая голову и вглядываясь в лицо мужчины, на порядок выше и его, и Юнги. Это был никто иной, как Рэпмон — чуть менее популярный, но более уважаемый в кругах селебрити рэпер, чем Шуга, и, по совместительству, один из немногих коллег по цеху последнего, которого тот мог не только переваривать но, даже больше, называть своим другом. Стоит ли упоминать, что это был один из последних людей, перед которыми ему хотелось светиться в костюме траханной Золушки?!
«Блятьблятьблять», — пронеслось в голове у Юнги, стоило ему осознать, что его час позора на сегодня ещё не истёк.
— Это я, Намджун, — обречённо пробормотал Юнги, мысленно прикидывая, в каком состоянии находился и он, и его костюм, пусть даже чисто визуально.
Макияж, нанесённый неумелой рукой Хосока, безнадёжно размазался; парик от неоднократных подпрыгиваний на аттракционах растрепался на ветру и был больше похож на воронье гнездо; туфли он снял ещё в машине, поняв, что ещё пара метров в этих орудиях смерти, и он просто-напросто сотрёт себе ноги в кровь, и теперь неловко удерживал их в правой руке. Иными словами, сейчас он больше походил не на диснеевскую принцессу, как это было в начале их безумного марафона, а, скорее, на потрёпанную жизнью проститутку.
Намджун внимательно вгляделся в лицо напротив, покрытое остаточными следами косметики, и оглушительно рассмеялся.
— Господи прости, Шуга, ты, что ли?! — еле выдавил он в перерывах между приступами сардонического хохота. — Но почему ты так странно замаскирован? И где твоя тыква, если обратное превращение из принцессы в дурнушку частично завершено?
— Я действительно не хочу об этом говорить, — рыкнул Юнги, закатывая глаза при очередной волне смеха со стороны Намджуна.
— В самом деле, с кем ты? — в конце концов уточнил чуть успокоившийся Джун, утирая выступившие слёзы с глаз и заинтересованно поворачиваясь в сторону спутника Шуги, так и продолжавшего восторженно хлопать глазами.
— Меня зовут Хосок, — оклемался подросток, с воодушевлением принимая протянутую для рукопожатия ладонь, по размерам превосходившую его едва ли не в полтора раза. — В жизни ты выглядишь даже красивее, чем на фото, и как-то более... внушительно.
— Не думаю, что встречал тебя раньше, иначе бы точно вспомнил, — Рэпмон подарил подростку очаровательную улыбку, при которой стала заметна ямочка на щеке — визитная карточка рэпера, от которой сходили с ума все его поклонницы, — и заговорщически подмигнул.
— Он выиграл день со мной, — кратко ответил Юнги, живущий одной только мыслью о тёплой ванне и сдёргивании ненавистного платья с начинающего чесаться от низкого качества оного тела.
— Понятно. Итак, приятно познакомиться с тобой, Хосок.
— Да, мне тоже. Если что, у меня никого нет, — добавил он, чем вызвал истерический смех у находящегося неподалёку Шуги, который уже вообразил себе Намджуна, стоящего рядом в платье Спящей Красавицы — чем-то подобным, несомненно, заканчивают все, кто чем-то приглянулся Хосоку.
— Эээ... Ну, я рад за тебя, — растерянно пробормотал Намджун, не совсем понимая, как реагировать на подобное заявление.
— А что, если ты пойдёшь и покажешь Хосоку студию, пока я переоденусь во что-то человеческое? — предложил Юнги и, не дожидаясь ответа, практически бегом направился в ванную, совершенно невежливо вопя от радости, что маленькое чудовище удалось перекинуть на кого-то другого.
Конечно, если так подумать, Намджуна было жалко, но своя рубашка ближе к телу, поэтому, если мелкий кровопийца нашёл себе новую жертву, кто такой Юнги, чтобы этим не воспользоваться?
Намджун проводил друга долгим взглядом, начиная что-то подозревать, но потом, как куда более тактичный человек, чем тот же Шуга, послушно отправился проводить экскурсию по студии, немного приободряясь от восхищённых взглядов и уточняющих вопросов, которыми бросался в него младший.
Он был на порядок учтивее социопата-Юнги, отчего многие, включая Хосока, удивлялись, каким образом эти двое умудрялись мирно сосуществовать и дружить при такой разнице в подходах к жизни и людям.
«Эх, правду говорят, внешность обманчива», — подумал Хосок, который, исходя из визуального впечатления, всегда считал, что Намджун куда более агрессивный и грубый, чем Юнги, куда щедрее раздававший сахарные улыбки камерам и всегда лучившийся доброжелательностью на фансайнах.
Польщённый обилием чужого внимания Намджун уже собирался зачитать пару куплетов для благодарной публики в лице Хосока, когда в студию зашёл Юнги с крайне тоскливым выражением лица. Спустя секунду причина упаднического настроения старшего протиснулась следом в дверной проём: это была чумная Хёна собственной персоной, напротив, выглядящая бодрее и веселее обычного.
— О боже, это Ким Хёна! — Хосоку казалось, что счастливее человека, чем он, не найти во всей Вселенной.
— А ты ещё кто? — холодно проговорила девушка, враз утрачивая свой позитивный настрой. — Юнги, я думала, что здесь будем только мы вдвоём, — надулась девушка, заметно перебирая с эгьё.
— Но ты видишь, что здесь уже сидит Хосок, который выиграл в конкурсе день со мной, так что будь терпеливее, чу... Хёна.
— Мне всё равно, — скривилась девушка. — Я забронировала столик в своём любимом ресторане, и ты пойдёшь туда со мной, — не вопрос, но ультиматум.
— Вау, а ты действительно ведёшь себя, как стерва, — удивлённо заметил Хосок. — Шуга не ребёнок, и сам может решать...
— Заткнись, я тебя ни о чём не спрашивала, — рявкнула Хёна, после чего добавила приторно-ласково, обращаясь к Юнги: — Милый, я жду тебя в машине, и если ты не притащишь свою задницу через пять минут, ты знаешь, что будет ждать тебя на первой полосе газет! Помни, у кого тут козырь в рукаве, и не будь таким чертовски высокомерным.
Проговорив это, она направилась к выходу, злобно улыбаясь оцепеневшим парням на прощание, прежде чем исчезнуть за поворотом. Юнги сжал кулаки от злости, сознавая своё бессилие перед Божьей карой в лице Хёны, и извинился перед Намджуном и Хосоком, прежде чем отправился вслед за девушкой.
Хосок находил ситуацию, развернувшуюся перед ним под конец дня, крайне странной. Во-первых, Шуга оказался далёк от того дружелюбного парня, который регулярно мелькал перед восхищённой публикой, сияя улыбкой, открывающей дёсны. На поверку парень оказался холоден и самую малость высокомерен, что немного смазало восторг подростка, когда он начал детально анализировать их времяпровождение и довольно резкие реплики, брошенные Юнги. Во-вторых, идеальная пара с таблоидов, коей казались любимый рэпер Хосока со своей пассией, оказалась не такой уж и идеальной: при более детальном рассмотрении становилось очевидным, что они буквально ненавидят друг друга.
«И почему бы им тогда не расстаться?» — наивно подумал Хосок, со своими светлыми представлениями о мире и понятия не имевший о том, что некоторые могут вступать в отношения не столько из любви, сколько из корысти.
Он был выведен из задумчивости Намджуном, который, желая сгладить впечатление от развернувшегося на глазах никак не причастного к личной жизни Юнги парня скандала, пригласил его на совместный ужин. Нужно ли упоминать, что Хосок с удовольствием принял это приглашение?
«Вполне возможно, что у этого дня ещё будет счастливый конец», — решил он.
Я возненавидела эту стерву Хёну с первого её появления, надеюсь вы тоже)