Привет, я твой самый (нет) преданный фанат

Юнги находился в своей студии и вот уже который час бился над записью одной из последних песен для своего нового альбома. Результат превзошёл всевозможные ожидания: тщеславная душонка Юнги уже потирала ручки, предвкушая тонны восхищения и килограммы присланных на адрес компании лифчиков и писем с пылкими признаниями в любви. Каждая нота, каждая буковка вырисовывающегося шедевра — итог его кропотливой работы, бессонных ночей и тщетных попыток трансформировать то, что хочется сказать, в то, что люди захотят услышать. 

Поначалу у него, конечно, была своеобразная группа поддержки, но её быстро сдуло после парочки конфликтов на почве творчества, чуть не переросших в поножовщину. Юнги ненавидел, когда кто-то пытался указывать ему, что делать и как менять итоговый продукт — вполне естественное чувство для любого создателя, причина извечных ссор между продюсерами и авторами, писателями и редакторами... Ну и далее по списку. Тем не менее, тут, стоит заметить, проблема была не столько в особом виденье, сколько в непомерном эго и бесконечной уверенности Шуги в собственном превосходстве над окружающими. 

Рэпер, аки английская королева, назначил своему менеджеру аудиенцию в студии: то, что слова «аудиенция» и «студия» в сочетании звучат крайне бредово, Шуга упорно игнорировал. В конце концов, дело было не в семантике; у него накопились вопросы по тому самому делу, в связи с чем парень изнывал от нетерпения в перерывах между работой, кофе и приступами экзистенциального кризиса. 

— Ты нашёл Чимина? — накинулся с расспросами Юнги, стоило Чону зайти в довольно просторное, слабо освещённое помещение.

— Да, господин Мин. Я самолично отнёс ему письмо с поздравлениями и контактами, — устало вздохнул Чон. 

Его босс никогда не узнает, сколько щелбанов он задолжал своему знакомому, работающему в социальной службе, и сколько потов с него сошло прежде, чем он додумался к нему обратиться. Впрочем, это не особо-то и интересовало рэпера, слишком занятого собой для того, чтобы подумать о ком-то ещё. 

Вот и сейчас он просил у него, как у джинна из волшебной лампы, первую же чушь, которая придёт в голову. Нет чтоб, например, пожелать устриц на ужин или срочную поездку на Гавайи под предлогом работы — то они наезжают на лужи и обрызгивают прохожих, то ищут всяких полумифических Пак Чиминов. Чон всерьёз опасался, что следующими в списке желаний подопечного будут рождественские эльфы и возвращение былого величия Речи Посполитой. 

— И?! Он ответил?! — глаза Юнги засветились как мини-фонарики: в последний раз таким человечным Чон видел его в туре, когда в день последнего концерта, совпавшего с днём рождения Юнги, все несколько тысяч зрителей встали после последнего номера и синхронно начали петь «Happy Birthday, Min Yoongi». 

Тогда тот тоже приобрёл вид ошарашенного ребёнка, просившего на Рождество конфеты, а получившего золотой билет на фабрику Вилли Вонки. Менеджер горестно вздохнул: сказать сейчас боссу, что Пак Чимин так и не позвонил на указанный номер, всё равно что сказать пятилетнему племяннику, что Санты не существует. 

— Нет, господин Мин, но до истечения срока ещё осталось четыре дня. 

Шуга вздохнул, закусывая нижнюю губу от огорчения. Чон почти поверил в то, что ещё немного, и он начнёт капризно требовать принести ему Пак Чимина в золотой обёртке. 

— Господин Мин, если позволите заметить, — робко начал менеджер, — я не думаю, что то, что вы делаете — хорошая идея... 

— А что такого я делаю, господин Чон? — угрожающе осклабился Юнги. 

От умильного ребёнка с надутыми губками не осталось и следа: перед ним всё та же знакомая глыба льда с заледеневшей розой в сердцевине. Она, роза-то, быть может ещё и живая, но какой безумец решится рубить несметное количество слоёв, чтобы до неё добраться? 

Тем не менее, раз у Чона хватило духа начать этот разговор, его следовало довести до логического конца. 

— Я имею в виду сближение с кем-то после скандала с госпожой Ким. Знаю, что вам не нравится эта девушка, как и не нравятся девушки в принципе, но тот факт, что вы впускаете в свою жизнь по какой-то причине небезразличного вам парня, может навредить и ему, и, что немаловажно, вам. 

— Что вы хотите этим сказать? — уточнил Юнги, вставая в закрытую позу, но уже не выглядя таким раздражённым, как минутой ранее. 

— Если папарацци застукают вас с парнем, когда вы уже объявили, что встречаетесь с Хёной, из этого не выйдет ничего хорошего. К сожалению, люди уже додумались до института репутации, в Средневековье всё было бы много проще. 

— Перестань заговаривать мне зубы и сделай уже хоть что-нибудь! — повысил голос Юнги, правда, больше от бессилия, чем от реальной злости на менеджера. — Я хочу свой день с Пак Чимином, — заявил он таким непререкаемым тоном, будто это Чимин являлся кумиром миллионов, за день с которым могли бы устроить и акцию протеста, и масштабное побоище, а не он сам. 

— Ну, господин Ми... — начал Чон, стараясь звучать как можно более спокойно и уравновешенно. 

— Я не закончил, — обрубил его попытку оправдаться Юнги. 

— Да, господин Мин? — глубоко выдохнув, елейным голосом уточнил Чон, мысленно представляя, как скидывает своего босса с вершины Бурдж-Халифа. 

— Я не хочу больше слышать от вас что-то про мою личную жизнь. Держите своё мнение при себе.

— Как скажете, господин Мин.

— И, ради всего святого, перестаньте вы меня так называть! Можно Шуга или Юнги, но больше никакого Мин... Пожалуйста.

***

Даже не подозревая о том, какой скандал разгорелся в студии в центре города из-за его скромной персоны, Чимин преспокойно качал ногой, ожидая, пока на том конце метафорического провода снимут трубку.

Он всё-таки позвонил по номеру, указанному в письме, чтобы сообщить организаторам, что принимает свой сомнительный приз в виде целого дня с Шугой. Он также предварительно согласовал удобные Хосоку даты («Да мне насрать, Чимин-а, я готов хоть сейчас!») и повторил план, согласно которому Сок временно поменяет имя на более благозвучное. Им оставалось надеется, что при заключении какого-нибудь соглашения о неразглашении, которое его наверняка заставят подписать, никто не попросит паспорт — азиаты, конечно, похожи, но не настолько, чтобы один мог пройти по документам другого.

 Разумеется, за свидание с кумиром Хосок не отделался простым обедом в школьной столовой: Чимин искренне гордился своими способностями к торгам, ибо выбил из него аж месяц домашки по ненавистной математике! Беспокойный червячок внутри, продолжающий упрямо копошиться в сознании, приходилось затыкать фантазиями о том, как вместо корпения над стройными рядами непонятных задач и уравнений он будет валяться с чипсами и смотреть «Ходячих мертвецов».

Официальный представитель рэпера назначил встречу ровно через две недели — Чимин, из вредности решивший потомить Хосока, нарочно попросил время подальше, рассчитывая в качестве моральной компенсации совершенно подло насладиться чужими мучениями. Правда, в своём невероятно хитром плане парень не просчитал одного: выслушивать нескончаемое нытьё Хосока на протяжение четырнадцати дней придётся именно ему.

За день до момента Х Сок уломал Чимина на ночёвку, чтобы утром непризнанная икона стиля в его лице помогла окрылённому подростку от полноты чувств не вылететь из дома без штанов и в трусах в цветочек. На нижнее бельё с дебильной расцветкой у Чимина появился заметный триггер, а потому он не мог не поддаться слёзным мольбам Хосока. Причём, заметьте, в этот раз абсолютно бесплатно.

— Он заберёт меня завтра в восемь утра, — Хосок мечтательно улыбался, кружась перед зеркалом, и Чимин еле подавил в себе желание сравнить его с чокнутой японкой из компьютерной игры.

— И что вы будете делать? — выдавил из себя парень, почувствовав, как вредоносный червячок его подсознания всё ближе подбирался к внутренним органам.

— Я не знаю, — беззаботно пожал плечами Сок. — Будет сюрпризом!

Чимин молча кивнул, принимая ответ, и под не несущее никакой полезной информации щебетание Хосока вновь погрузился в недры своего сознания, пытаясь понять, почему вместо радости за друга он чувствовал только раздражение и... обиду? Не от того ли, что тот на протяжении двух недель доставал его своими восторгами, и его внутренний ресурс истощился, устав от бесконечного поддакивания? Это была удобная версия, но Чимин предпочёл списать всё на природное любопытство, понукавшее принять неожиданно свалившийся выигрыш и на своей шкуре ощутить, каково это — тусоваться со звездой. То, что ему хотелось провести время именно с Шугой, Чимин не признал бы даже под дулом автомата.

... На следующее утро он проснулся от нечеловеческих воплей Хосока, орущего что-то про не сработавший будильник и то, что Шуга будет у них через пару минут. Очевидно, на марафет по всем правилам не было ни времени, ни... времени, а сам Сок вместо соблазнительного тигра был похож, скорее, на парня со стенда «их разыскивает полиция».

Внизу раздался характерный хлопок двери, и практически поседевший от стресса Хосок обречённо схватился за голову, скуля что-то про то, что вся его жизнь кончилась прямо здесь и сейчас. Благо, они отрубились прямо в одежде — кажется, это было в районе трёх часов ночи, что объясняет причину, по которой все сорок будильников чудесным образом «не сработали», — которая, несмотря на то, что в ней спали, выглядела очень даже прилично и особо не пахла.

— Смирись, это карма — появляться перед твоим любимым рэпером чёрт знает в чём, — попытался пошутить Чимин, но, напоровшись на угрожающий взгляд, благоразумно заткнулся.

— Здравствуйте, господин Пак, — услышал Хосок, стоило ему практически скатиться с лестницы под приободряющие науськивания Чимина.

— Здравствуйте, — на автопилоте поздоровался Сок, разглядывая стоящего перед ним мужчину средних лет в строгом деловом костюме. — А где Шуга?

— В лимузине, — по всей видимости, менеджер Юнги, указал парню на роскошный чёрный автомобиль, припаркованный перед его домом. — Вас проводить?

— Спасибо, — Сок едва не пробивал потолок темечком, припрыгивая от радости.

В это же время Чимин бочком спускался по лестнице, стараясь выйти из дома, не привлекая к себе излишнего внимания.

— Привет, о свет очей моих! — воскликнул Хосок, элегантно вспархивая на обитое кожей сиденье лимузина.

— Эээ, но ты не Чимин! — Шуга казался озадаченным и огорчённым одновременно.

— Исключено! Я выиграл конкурс, — Сок моментально надулся и посмотрел на своего кумира со смесью непонимания и обиды.

Это был тот самый взгляд, на который всегда покупался Чимин, но вот незадача — на чёрствых сухарей вроде Юнги такие штуки не производят ровным счётом никакого впечатления, но Хосок этого просто не понимал. От потока нецензурной ругани и развенчания культа шугиной личности их спасло лицезрение крадущегося по улице Чимина, пытавшегося маскироваться в стиле Кронка из «Похождений императора»¹.

«Глупый Чимин, думает, меня так легко обдурить»

— Эй, ты! Стоять на месте! — выкрикнул Юнги, приопустив стекло.

— Вы мне? — переспросил Чимин, невинно улыбаясь и хлопая глазами.

Вопреки ожиданиям, это не вызвало в старшем отторжения, злости или желания стереть противную ухмылочку с лица напротив. Наоборот, Юнги почувствовал закипающий в крови азарт: ему самому стало интересно, как далеко они смогут зайти в этой игре.

— Это же ты, Чимин. Ты выиграл конкурс.

— Ну нет же, я не Чимин, — мысленно чертыхнувшись, парень решил, что, коль уж начал, нужно доигрывать роль дурачка до конца. — Вот же Чимин, сидит рядом с вами! — «заметил» временно исполняющий обязанности Хосока, кивая головой куда-то за спину старшему.

— Я вас обоих очень хорошо помню, Чимин и его глупый друг Хосок.

— Я не глупый! — обиженно возопили с соседнего сиденья.

— Так ты признаёшь, что тебя зовут Хосок? — приподнимая бровь, коварно уточнил Юнги.

— Нет! Я Чимин!

— А он тогда кто? — парень кивнул головой в сторону Чимина, судорожно пытавшегося слиться с окружающим ландшафтом.

— Это мой лучший друг, Хосок.

— Итак, я тебя правильно понимаю: Чимин — это Хосок, а Хосок — это Чимин?

— Совершенно верно, — согласился Сок, наблюдая за тем, как Юнги становился всё более и более озадаченным.

— Если ты Чимин, — в конце концов начал Шуга, — то я — менеджер Чон, — закончил он, указывая на удивившегося мужчину, всё это время молча сидевшего рядом.

— Но кто тогда я, госп... сэр? — окончательно зайдя в тупик, поинтересовался Чон.

— А, ну ты — это я.

— Так, я запутался, кто в итоге я? — прохныкал Хосок, смотря на Чимина, как на мозга всей операции.

— Ты — это я, тупица, — фыркнул Чимин, ударив себя по лбу. — Так что хорошего вам обоим дня, Чимин и менеджер Чон, — и, прежде чем кто-либо успел возразить, парень поспешно ретировался, решая, что по такому случаю можно добраться до дома и окольными путями.

Шуга скрежетал зубами от злости всё то время, что у них заняла дорога до ресторана, где они должны были позавтракать вместе с Чимином. С Чимином, а не его странноватым дружком! Он видел глаза парня, когда тот, поваляв дурака для приличия, поспешно умотал куда-то, фактически отшив его, его, Мин Юнги, о встрече с которым мечтали миллионы фанаток! Очевидно, Чимин не входил в их число, и осознание этого факта больно било по самолюбию рэпера.

Наконец, лимузин затормозил у фешенебельного заведения, отвлекая Юнги от внепланового кризиса личности. «Parfait» считался одним из моднейших мест в городе — ещё бы, Шуга планировал шокировать и впечатлять. Хосок уставился на вывеску с названием, как баран на новые ворота, и Юнги вновь раззадоривал себя мыслями о возможной реакции Чимина, которая бы непременно была, если бы он не сбежал от него, роняя тапки!

— Ты зарезервировал столик в этом охрененно дорогом месте ради меня? — спросил Хосок с наивной улыбкой на лице, так, что Шуга испытал непреодолимое желание настучать ему чем-нибудь по голове.

— Держи карман шире, идиотище, я думал, что проведу этот день с Чимином, — прорычал он себе под нос, после чего, нацепив на лицо как можно более независимое выражение, направился ко входу в ресторан.

Всю трапезу Хосок громогласно заявлял о том, как восторгается творчеством Шуги, рассказывал, на протяжении какого времени без ума от всего, что тот делает — обычно подобное льстило, но сейчас Юнги без раздумий отдал бы половину своего состояния за то, чтобы вместо брызжущего энтузиазмом Хосока рядом с ним сидел скептично-саркастичный Чимин. Ах, этот новый и непонятный Чимин, который был совсем не похож на того милого мальчика, которого когда-то встретил Юнги...

- Flashback -

— Ты мне больше не сын! Я растил нормального парня, а не мужеложца! Пошёл вон отсюда, урод! — орал отец, обличающе тыча пальцем в его сторону.

— Дорогой, послушай, может ты немного преувеличиваешь ситуацию? Юнги ещё молод, в таком возрасте нормально ошибаться... — пыталась сгладить углы миссис Мин, но её робкие попытки подать голос на корню пресекались чужим скудоумием.

— Я преувеличиваю ситуацию?! Не думаю, нет! Твой ребёнок целует другого парня посреди улицы, как распоследняя блядь, и ты ещё говоришь что-то о нормальности?! Что о нас подумают соседи? Что мы не в состоянии воспитать своего сына?!

— Но дорогой, я... — впрочем, попытки миссис Мин урезонить мужа так и остались не услышанными, начисто разбиваясь о глухую стену непонимания.

— И даже не думай, что я буду платить за твою учёбу в этой дурацкой музыкальной школе, — выплюнул отец, переключая своё внимание на сжавшегося в тугую пружину сына.

— Я не хочу работать в офисе! Я хочу читать рэп! Я хочу иметь возможность писать свои собственные песни, а... — аж дёрнулся Юнги, стоило упомянуть его музыкальное образование: мистер Мин всегда знал, на что давить.

— Ты живёшь в моём доме, а значит, будь любезен, соблюдай мои правила! Ты будешь учиться там, где я скажу, и встречаться с теми, кого я одобрю. Но самое главное, ты никогда, слышишь, никогда больше не увидишь этого проститута! — зашипел отец, удивлённо замолкнув, стоило их взглядам пересечься.

Если до этого Юнги занимал оборонительную позицию, то, когда Мин-старший пересёк черту, в его голове что-то резко перещёлкнуло, а в глазах вместо подступающей истерики и звериного ужаса впервые загорелся нехороший огонёк. Этот самый огонь будет гореть в нём, когда он потребует наехать на лужу, чтобы облить парня на улице, этот же огонь будет толкать его на не самые благовидные поступки на протяжении последующих лет.

— Ты закончил? — ровным голосом уточнил подросток — отец аж подавился следующей дозой упрёков. — Я живу в твоём доме, это верно, но если съехать — всё, что мне нужно, чтобы начать жить своей жизнью... Что ж, так тому и быть. Считаешь меня уродом? Отлично, тогда я найду место, где меня будут любить просто так, а не за пол, который меня привлекает.

С этими словами Юнги быстрым шагом покинул гостиную, захлопывая входную дверь и резко переходя на бег, хотя, кажется, никто и не думал его догонять. В конце концов, до него донеслись женские крики и мольбы: кажется, мать всё-таки вышла на крыльцо, но не решилась бежать за ним, что лишь сильнее утвердило Юнги в правильности его решения.

Бешеный темп выдерживать было сложно, но он остановился лишь тогда, когда слезливые просьбы матери уже не были слышны, растворившись в вечерней мгле, но не перестав набатом звучать в голове запутавшегося подростка. Сначала Юнги замедлил бег, потом перешёл на ходьбу, а в конечном итоге обессилено упал на тротуар, не заботясь о том, что будет с его одеждой, как и о том, что его банально может сбить первая же проезжающая машина. По щекам потекли горючие слёзы — позднее будущий кумир миллионов придёт к выводу, что тогда вместе с обжигающей влагой из него вытекла вся имевшаяся в нём человечность.

— Эм, сэр? — откуда-то сбоку раздался тихий оклик, привлекая внимание парня. — Нельзя сидеть на тротуаре, он же грязный.

Юнги поднял голову и нашёл в себе силы улыбнуться: в метре от него стоял совершенно очаровательный мальчик с пухлыми щёчками, нежно-розовыми губами, свёрнутыми в аккуратный бантик, и тёмно-коричневыми глазами, поблёскивающими от любопытства.

Он нашёл в себе силы и на то, чтобы встать, в полубреду добредая до автобусной остановки, находившейся в паре десятков метров от места их дислокации. Там Юнги, по-детски шмыгая носом, осторожно присел на краешек скамьи, обнаружив, что милый мальчик, не лишённый сострадания, всё это время шёл за ним.

— Меня зовут Чимин, а вас? — спросило это чудо, умильно складывая бровки домиком.

— Не надо обращаться ко мне на «вы», Чимин, я не думаю, что у нас большая разница в возрасте.

— Ой, но ты выглядишь довольно старым, — хихикнул мальчик, вызывая в Юнги желание широко улыбнуться в ответ.

— Мне шестнадцать.

— Да, действительно небольшая разница. Мне двенадцать, — по виду мальчик, впрочем, казался ещё младше ввиду небольшого роста, пухлого личика и совершенно наивного, ничем не испорченного взгляда.

— Что ты здесь делаешь в такое время, да ещё и один? — в какой-то момент додумался поинтересоваться Юнги, оглядываясь вокруг в поиске потенциальных родителей, старшего брата или сестры.

И действительно, место для ребёнка было, как минимум, странное. Если допустить, что ему уже можно гулять в одиночку — а в двенадцать лет это, в принципе, допустимо, — всё равно оставались вопросы по поводу выбранной локации. В их районе не было ни парков, ни школ, только продуктовые и строительные магазины, перемежающиеся с жилыми домами. Иными словами, Юнги до недавнего времени обитал далеко не в том районе, который мог заинтересовать детей чиминового возраста. Если он, конечно, тут не жил.

— Моя мама пошла чем-то поменяться с нашей знакомой, тётей Юльсан. Отстойно ждать внутри дома с кучей старушек, которые постоянно тянутся ущипнуть меня за щёки, — Чимин обиженно надулся, из-за чего вышеобозначенные щёки стали много больше и привлекательнее, а сам Юнги не смог удержать усмешку, подумав о том, что не отказался бы их как следует ущипнуть.

— Ну и как тут удержаться? — прыснул он, всё-таки затискивая младшего и лишь сильнее забавляясь от его реакции: Чимин смотрел на него так, будто этим жестом он разом предал всё хорошее, что есть в мире.

— Хватит, я не ребёнок, мистер Шуга!

— Шуга? — удивился Юнги. — То есть сахар?

— Ты бледный, как сахар, такое нечасто увидишь, — прыснул Чимин. — Плюс, ты так и не сказал мне своё имя, поэтому я буду звать тебя Шугой, хах.

— Юнги. Меня зовут Юнги.

Мальчик как-то грустно улыбнулся.

— Почему ты плакал, Юнги?

— Я поссорился с родителями. Они... ммм... скажем так, довольно строгие, и... Они не хотят, чтобы я учился тому, что мне нравится, — взваливать на ребёнка кризис ориентации, пожалуй, было слишком даже для него, поэтому он отделался полуправдой, тем более, что его отец давно искал повод прервать обучение музыке и заставить парня заниматься «нормальной» работой.

— О, я понимаю, — присаживаясь рядом и задумчиво болтая свисающими ногами, отозвался младший. — Мой брат однажды сказал мне, что если он действительно чего-то захочет, то сделает это, даже если родители будут против. Потому что если это что-то, что никому не причиняет вреда и заставляет чувствовать себя лучше, то почему бы и нет?

— Даже если мне придётся окончательно разорвать отношения с родителями? — чуть дрогнувшим голосом поинтересовался Юнги.

— Скажи мне, Шуга, чему ты хочешь учиться? — вместо ответа спросил Чимин.

— Я хочу стать рэпером, — хмыкнул Юнги: стараниями отца теперь даже ему казалось, что его давняя мечта — наивная и глупая.

— Если ты действительно хочешь стать рэпером, тебе даже не нужно задавать себе этот вопрос. Скажи честно, ты же знаешь ответ и без меня? — Чимин вновь совершенно прелестно улыбнулся и приободряюще сжал предплечье сидящего рядом парня.

— Чимин! — раздался женский крик где-то неподалёку: очевидно, мать юного философа уже закончила все свои дела с престарелой тётей Чимина и теперь с чистой совестью собиралась домой.

— Уже иду! — отозвался мальчик в ответ. — Прости, Шуга, но мне пора.

— Спасибо тебе, Чимин, — мягко улыбнулся Юнги. — И за совет, и за псевдоним.

— Да, и знаешь, — быстро проговорил Чимин, в последний секунду оборачиваясь к парню, — с этого дня у тебя появился первый фанат.

— Кто же это? — мягко рассмеялся Юнги.

— Я, конечно, — совершенно серьёзно заявил мальчик, нахохлившись и сложив руки на груди. — Твой самый преданный фанат! — после этого Чимин помахал ему на прощание и, ещё раз крикнув начавшей волноваться матери, что уже идёт, побежал в сторону симпатичного дома неподалёку, у крыльца которого его дожидалась миловидная женщина, на вид которой не дашь и тридцати.

... Вот как Юнги сделал первые шаги в сторону осуществления своей мечты. После бессонной ночи парень вернулся домой за вещами, пока родители были на работе, сгрёб все свои немногочисленные, но всё-таки накопления, и переехал в обшарпанную квартиру в неблагополучном районе города. Чтобы оплачивать учёбу, пришлось устроиться на работу в небольшом ресторане, но Юнги не пугали трудности — он до последнего оставался верен себе и своей мечте.

С тех пор, как он стал знаменитым, а баснословные гонорары посыпались, как из рога изобилия, его отец упорно пытался восстановить с ним связь. Памятуя о словах про «нормальную» профессию, а также принимая во внимание тот факт, что пока он мотался по дешёвым квартирам и наскребал деньги на первую запись, отцу не было до него никакого дела, Юнги относился к его попыткам с нескрываемым презрением и обидой.

Юнги любил свою мать и полагал, что она стала заложницей отвратительного характера своего супруга, однако то, что она даже не попыталась выдвинуть мужу ультиматум и сделать хоть что-то, чтобы вернуть его обратно, отбивало в нём любые зарождающиеся светлые чувства к своей семье.

Чимин, должно быть, уже забыл его, раз не дал понять о том, что помнит их встречу, но Шуга никогда и ничего не забывал. Именно благодаря ему он стал рэпером, и именно Чимин придумал цепкий псевдоним, закрепившийся за ним, как за артистом. Улыбка незнакомого маленького мальчика дала ему надежду на то, что он в состоянии осуществить свою мечту, и теперь у него были деньги, слава и роскошные апартаменты, но, как оказалось, уже не было того самого первого фаната, с которого началось его становление, как музыканта.

Юнги твёрдо решил, что будет делать дальше, и понял, что не готов отпустить ни эфемерный образ маленького мальчика, ни неприступного парня, который пришёл на его место. В крови закипал уже знакомый ему азарт, и детальный план с оглушительным звоном выстраивал свои звенья у рэпера в голове.

Чимин сказал, что он — его самый преданный фанат, и Юнги сделает всё для того, чтобы младший об этом вспомнил.

1)Второстепенный персонаж из мультсериала «Похождения императора». Полюбился зрителям благодаря своему простодушию и очаровательной неспособности плести какие-либо интриги — каждая из них неизменно проваливалась в конце.