Глава 4.
— Зимина, к доске.
Я и не сомневалась, честно скажу.
Когда мы узнали, что наша преподавательница по философии заболела, как и все нормальные студенты, успели обрадоваться незапланированным свободным часам. Только радость эта продлилась ровно до того момента, как нам сообщили о замене преподавателя. Кажется, болезнь плавно перетекла в отпуск, и просто вычеркнуть пары не получилось.
Я помнила, как Строгий вел у нас в прошлом году. Все парились из-за зачета, потому что мало чего понимали в его предмете, но многие, в том числе и я, получили его автоматом за хорошо сданный тест и ответы на семинарах. Однако и те, кто завалил все, что можно, и остался без вспомогательного козыря в рукаве в виде докладов у доски, особо не потели от страха за неуд в зачетке — простое «раскаиваюсь» на вопрос Олега Витальевича о муках совести помогло получить заветный зачет.
И сейчас я раздумывала, насколько философия была важна для него, и можно ли будет на экзамене также раскаяться.
— Расскажи про Эпикура, Зимина. — Строгов привычно и непонятно для нас похлопал меня по плечу, рукав шифонового платья тут же сдернулся вниз, обнажая лямку от бюстгальтера.
Я машинально вернула рукав на место, следующим движением поправляя волосы.
— Что именно про Эпикура? — решила потянуть время я, пытаясь составить более-менее логичный рассказ из того, что я про него знаю, а знала я минимум.
Наверняка это был не очень удачный вопрос…
Строгов посмотрел на меня скептически, левый уголок губ чуть пополз вверх в усмешке, я перевела взгляд на его зеленые глаза.
— Давай про его сад.
Про сад я помнила только два момента: надпись над входом и суть учения Эпикура (что, по сути, к саду отношения особого не имело), что удовольствие — высшее благо.
О чем я и поведала Олегу Витальевичу.
— Так… — его ухмылка стала чуть шире. — И о каком же удовольствии шла речь?
— О высшем, Олег Витальевич.
— Каком-таком высшем, Зимина? — Строгов встал со стула.
— Ну, духовном.
— Ты уверена, Зимина? Если высшее благо — удовольствие, то как же выпивка, наркотики, секс? — он остановился напротив меня и чуть наклонился, чтобы приблизиться к моему лицу.
От его близости или слов щеки предательски запылали. Но я продолжала упрямо смотреть ему в глаза, стараясь не замечать каверзной полуулыбки.
— Для вас только это является удовольствием? — решила также подкалывать я, чуть приподняв брови.
В аудитории послышались смешки. Собственно, в прошлом году подобные подколы постоянно случались на его парах, потому избежать их сейчас было, наверное, нереально.
— А для тебя? — преподаватель положил руки мне на плечи и едва ли не запрыгнул мне в глаза — так близко стоял.
— Не только это.
— Но и это тоже, Зимина, видишь? — он торжествующе улыбнулся, наконец отодвинулся от меня и медленно дошел до окна, заглянул туда и резко развернулся.
Я вздохнула. На самом деле ничто из вышеперечисленного не было для меня удовольствием. Первые два просто потому, что терпеть не могла, наркотики вообще не пробовала и не собиралась, меня и без них могло вштырить так, что остальное ни к чему. А алкогольные напитки не любила за их вкус. Никогда не понимала, что прикольного в том, чтобы употреблять их, если они даже невкусные? Словом, у некоторых есть повод посмеяться надо мной, но мне все равно. В плане удовольствий меня все устраивает, кроме третьего пункта, который я пока еще не успела попробовать.
— Расскажи нам, что Эпикур говорил о совокуплении с женщиной.
Вот на этом вопросе меня уже конкретно охватила волна стыда, которую тут же захлестнул гнев. Теперь, прослышав о совокуплении, смешки слышались практически от всех одногруппников, удалось ему все-таки привлечь наше внимание.
Собственно, я понятия не имела, что Эпикур об этом говорил, если он вообще говорил что-то об этом, о чем тут же сообщила Строгому. Он в ответ прищурился, сказал, что я не интересуюсь философией, и разрешил сесть на место. После нескольких минут рассказа непонятно о чем, он все же вернулся к высшему удовольствию и, собственно, практически полностью подтвердил мои слова.
Со звонком я, словно ненарочно, прошла мимо стола преподавателя и, вильнув в нужную сторону бедром, смахнула листы его лекций на пол.
Он наклонился за ними и снизу вверх посмотрел на меня прищуренными зелеными глазами.
— Ой, прошу прощения, — состроила невинную улыбочку я.
Почти вся группа уже вышла, оставались только я, Дина и Света, да Олег Витальевич с разбросанными по полу лекциями. Я нарочито медленно убирала в сумку тетрадь, ручки, по очереди каждую… Наконец Дина и Света ушли, решив, видимо, не дожидаться меня.
Тогда я подошла к преподавателю.
— Олег Витальевич, — я оперлась о его стол руками и чуть приблизилась к нему. — Я хотела спросить вас…
— О чем, Зимина? — недовольно поторопил он. Вообще, я прекрасно его понимала — тоже не могла терпеть медленные, растянутые слова. Но за свои «совокупления с женщинами» он должен был заплатить.
— У меня недостаточный уровень подготовки по философии? Возможно, мне понадобятся дополнительные занятия…
— Я не встречаюсь с юными и глупыми студентками вне стен университета, Зимина.
Стыд захлестнул меня с головой.
Подходите первыми, девушки, не бойтесь!
Первый и последний раз я это сделала!
— До свидания. — Я развернулась и направилась к выходу, радуясь, что здесь есть куда деть глаза.
Уже у самых дверей Строгов схватил меня за предплечье, разворачивая к себе. Я приложила всю силу воли, чтобы смотреть на него спокойно, без тени стыда.
— Хотя, твои знания и правда стоит подтянуть… Я согласен это сделать. Тогда завтра в пять в университете. И бесплатно, если ты принесешь чай, — он едва заметно улыбнулся, подмигнул и вышел из аудитории.
Я еще минуту ошарашенно смотрела на дверь, размышляя о завтрашнем свидании, пока внутрь не стали заходить студенты другой группы.
Придется отпроситься с работы…