Глава XXI
( Эйден )
Сообщение отправилось. Я откинулся на спинку лавочки, прикрыв глаза от яркого солнца. Лимонный рожок почти растаял, липкая жидкость угрожающе стекала по пальцам. Я был готов отдать последнее мороженое кому угодно, лишь бы увидеть ее улыбку. С тех пор, как Аделина согласилась быть моей девушкой, мир словно заиграл новыми красками. Даже этот чертов университет, кишащий убийствами, казался не таким уж и мрачным. Естественно, если я…
Я поправил идеально выглаженную форму. Все должно быть безупречно, когда она рядом. Я хотел, чтобы Аделина видела во мне не только бывшего подонка, но и мужчину, способного о ней позаботиться. Чёрный рюкзак лежал рядом, словно верный пёс, готовый по первому зову броситься в бой. В нем, помимо учебников, всегда лежал нож. На всякий случай. Если захочется…
Прошло долгих две минуты, пока я не увидел ее. Моя куколка. Она шла по аллее, словно солнечный луч, пробивающийся сквозь тучи. Чёрная юбка, открывающая стройные ноги, молочная блузка, подчеркивающая хрупкость плеч, и эти чертовы лоферы, делающие ее похожей на бунтарку-школьницу. И улыбка. Эта улыбка заставляла меня забыть обо всем на свете.
Скинул рюкзак с лавочки, освобождая ей место.
— Привет, куколка, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно.
— Привет, а это что у тебя там в руке? — спросила она, с любопытством глядя на мой почти растаявший лимонный рожок.
— 229 —
— Мороженое для тебя. Последнее было, — ответил я, протягивая ей угощение.
— Спасибо, а ты чего себе не взял?
— Говорю же, последнее оставалось, а другие не люблю, — спокойно ответил я, наблюдая за тем, как она облизывает мороженое.
— Хочешь поделюсь с тобой?
— Хочу. Как пары проходят, куколка?
— Хорошо, с Лилей болтаем, а у тебя как?
— Отлично. О тебе постоянно думаю, — промурлыкал я, стараясь сдержать волну желания, захлестывающую меня при виде ее. — Как ты на моих коленях сидишь и целуешь страстно, а потом… ты лежишь на кровати, и я тебя ласкаю язычком, и ты стонешь моё имя, куколка.
Я закончил, не отрывая взгляда от ее лица. Хотел видеть, как она краснеет, как загораются ее глаза от возбуждения.
Аделина прикрыла рот рукой, слегка покраснев.
— О боже, что у тебя за мысли, Смит?
— Они всегда будут такие, пока ты будешь со мной, Миллс, — прошептал я ей на ухо и положил свою руку на ее бедро, чувствуя, как она вздрагивает под моей ладонью.
Я наклонился, чтобы украсть поцелуй. Нежный, робкий, пробуждающий аппетит. Аделина ответила, прижимаясь ко мне ближе. Вкус лимона смешался со сладостью ее губ, и я потерял счет времени. Поцелуй становился глубже, отчаяннее. Мои пальцы сжали ее бедро, ощущая дрожь, пробегающую по ее телу. Я хотел большего. Хотел увести ее отсюда, запереть в своей квартире и больше никогда не выпускать. Но я сдержался. Знал, что ей нужно время.
Отстранившись, я увидел в ее глазах желание и немного страха. Я поцеловал ее в лоб, стараясь успокоить.
— 230 —
— Я всегда буду рядом, куколка, — прошептал я. — И никто тебя не обидит. Обещаю.
Солнце играло в рыжих листьях, устилавших университетскую аллею, раскрашивая пейзаж в тёплые осенние тона. Воздух был пропитан запахом опавшей листвы и лёгкой прохладой, которая щекотала кожу, напоминая о приближающейся зиме. Но сейчас, в этот момент, всё казалось идеальным. Особенно с Аделиной рядом.
Я снова поцеловал её, на этот раз нежно, почти невесомо. Её губы были мягкими и податливыми, как спелый персик. Отстранившись, я слегка коснулся кончиком носа её щеки, вызывая лёгкий смешок.
— Ты как солнечный зайчик, — пробормотал я, глядя, как её глаза сияют в лучах заходящего солнца. — Вечно ускользаешь.
Аделина хихикнула и легонько шлёпнула меня по плечу.
— Я не солнечный зайчик, я будущий светило психологии! — заявила она с гордостью.
— О, да, точно, забыл, моя куколка будет копаться в чужих мозгах, — проворчал я, делая вид, что ревную. — А вдруг она найдет что-то интереснее, чем мои глупые мысли о ней?
— Глупые? Твои мысли о том, как я стону твое имя – совсем не глупые, — прошептала она, толкая меня плечом. — Кстати, а ты уверен, что хорошо помнишь, как я стону твоё имя? Может, стоит освежить воспоминания?
Внутри меня всё взорвалось маленьким фейерверком. Она дразнит меня? Это определённо был новый уровень в наших отношениях. Обычно она не заигрывала со мной.
— О, я уверен, что помню каждую ноту, каждый вздох, — прошептал я в ответ, притягивая её ближе. — Но готов повторить, чтобы убедиться, что моя память меня не подводит. Особенно если это будет происходить, скажем, у меня дома, где никто не помешает нам… э-э… учиться.
— 231 —
Аделина рассмеялась, запрокинув голову. Её смех был мелодичным и заразительным. Я готов был слушать его вечно.
— Ох, Эйден Смит, с тобой невозможно быть серьёзной!
— А зачем быть серьёзной, когда можно быть счастливым? — ответил я, целуя её в висок. — И потом, я же обещал тебе, что всегда буду рядом и никто тебя не обидит. А серьёзность – это иногда очень обидно.
— Ты прав, — согласилась Аделина, прижимаясь ко мне. — Спасибо тебе за это.
Я обнял её крепче, чувствуя, как она расслабляется в моих руках. В этот момент я понял, что готов на всё ради неё. Я готов был сражаться с демонами прошлого, с опасностями настоящего, лишь бы защитить её.
— Пошли отсюда, куколка, — прошептал я, беря её за руку. — У меня дома есть чай, печенье и… очень удобный диван для «изучения психологии».
Аделина покраснела, но не отпустила мою руку. Идя рядом со мной, она тихонько хихикнула.
— Ты неисправим.
— Именно поэтому ты меня и любишь, — ответил я, подмигнув ей.
Мы шли по аллее, окутанные теплым светом осеннего солнца. Держались за руки, словно два сумасшедших подростка. И в этот момент, я понял, что, возможно, в моей жизни все-таки есть место для счастья. Но для меня это темнота и боль…
— Куколка, завтра у меня игра будет, придёшь? — спросил я, переплетая наши пальцы.
— Чтоб на твое тело красивое посмотреть в форме, — ответила она, чу-чуть улыбнувшись.
— 232 —
— И поддержать, конечно. Но форма – главная причина.
— А почему бы и нет, куколка, ты же знаешь, какой я? — промурлыкал я, притягивая ее ближе и заглядывая в глаза.
— Знаю, влюблённый придурок, ревнивый, жестокий, да? — Она приподняла бровь, играя со мной. — Да, ты такой, самоуверенный ублюдок и наглый король – звезда университета. И… — она запнулась, слегка покраснев, — …еще много чего хорошего.
— И что же именно? Не томи, куколка, — прошептал я, склоняясь к ее губам.
— Например, ты… умеешь заставить меня улыбаться даже тогда, когда совсем не хочется, — прошептала она в ответ, и я почувствовал, как ее дыхание щекочет мои губы.
Я улыбнулся.
— Ну, раз уж я так хорошо умею поднимать тебе настроение, может, дашь мне шанс продемонстрировать свои таланты в более… интимной обстановке?
Аделина легонько толкнула меня в плечо.
— Ты безнадёжен!
— Зато ты меня любишь, — парировал я, не отпуская ее руку. — Кстати, после игры я планировал устроить небольшой праздник. Только для нас двоих. Что скажешь?
Аделина задумалась на секунду, а потом улыбнулась.
— Звучит заманчиво. Но только если ты пообещаешь не быть слишком наглым.
Я притворно вздохнул.
— 233 —
— Ну, тогда, наверное, придется отменить. Наглость – это моя вторая натура, куколка.
Аделина засмеялась и, подпрыгнув, ухватилась за мою шею.
— Ладно, ладно, уговорил. Но помни, я слежу за тобой. И если ты будешь слишком наглым, я тебя… — она многозначительно замолчала.
— …Что сделаешь? — с любопытством спросил я.
Аделина наклонилась к моему уху и прошептала:
— …Я тебя поцелую. Но так, что ты потом неделю будешь ходить и думать только обо мне.
Я усмехнулся.
— Звучит как угроза… или как обещание?
Аделина лишь загадочно улыбнулась, и мы продолжили путь по аллее, держась за руки, погружённые в свой маленький мир, где наглость и юмор были лишь способом выразить свою любовь. Но, как бы там ни было, я знал, что за всей этой игрой скрывается та самая тьма и боль, что всегда преследовали меня. И сейчас…
— Слушай, куколка, мы с тобой даже не предохраняемся, и ты мне ни разу не сказала надеть презерватив. Ты ведь можешь забеременеть, — выпалил я вдруг.
Она пожала плечами, сохраняя безмятежное выражение лица.
— Я в курсе, я пью противозачаточные.
Внутри меня что-то с облегчением выдохнуло. Только детей от этой… от нее мне сейчас не хватало. Я еще погулять хочу на отцовские деньги. Надеюсь, в скором времени он мне не заблокирует все банковские карты.
— 234 —
Но работать я откажусь. Вот тогда зачем я к нему приехал, типа работать хочу? Я ему что, блять, официант, подносить чай-кофе? Нет, я ему наследничек его огромного пафоса, когда он подохнет со своими куклами. А по поводу них… я не собираюсь, чтобы отец отдавал какой-то шлюхе свой пафос.
Какой-то неловкий момент завис в воздухе. Надо его разрядить.
— Эй, не кисни! Завтра я тебе покажу, как нужно играть! Будешь моей талисманом, ладно? Если выиграем, напьюсь так, что собственное имя забуду.
Аделина закатила глаза.
— Ты и так каждый раз напиваешься так, будто последний день живешь. А если проиграете?
— Проиграем? Не смеши меня, куколка. С тобой на трибуне я просто обязан показать им всем, кто тут король.
Она легонько толкнула меня в плечо.
— Самоуверенный придурок.
— Зато твой. Пошли уже, а то я проголодался. Накормлю тебя чем-нибудь вредным, а потом прокатимся с ветерком на моем коне.
Мы дошли до парковки, где меня ждал мой черный «Mustang». Зарычав мотором, он сорвался с места, унося нас подальше от университета, от проблем и обязательств. К моей берлоге, где мы сможем побыть наедине.
***
Квартира встретила нас тишиной и полумраком. Никаких слов. Только взгляды, полные желания. Я притянул ее к себе, жадно впиваясь в губы. Она ответила, отдаваясь мне без остатка.
— 235 —
Ее кожа под моими пальцами казалась шелком. Я осыпал поцелуями ее шею, спускаясь ниже, к животу. Мой язык ласкал каждый изгиб ее тела, вызывая дрожь и тихие стоны. Она извивалась, царапала мою спину, словно дикая кошка.
Наконец, я добрался до ее сокровенного места. Языком, губами, зубами – я заставлял ее терять разум, чувствовать себя желанной и любимой.
Когда она была готова, я вошел в нее. Медленно, мучительно, заполняя ее до краев. Наши тела двигались в унисон, в ритме древнего танца. Толчки становились все сильнее и глубже, пока мы не достигли пика, взрываясь в экстазе.
Тишина. Только тяжелое дыхание. Я лежал на ней, обессиленный, но счастливый. В этот момент, когда мы были так близки, я почти забыл о своей тьме. Но она всегда возвращалась. Рано или поздно… Мне придётся…
***
(Аделина)
Мы лежим в тишине, обнажённые на кровати Эйдена. Стук наших сердец звучит в унисон. За окном слышится шум машин. Я глажу Эйдена по волосам, а он лежит у меня на голой груди и чуть постанывает от удовольствия. После нашей очередной страсти прошел уже час. Мы так и не вставали с кровати, и на улице уже так прекрасно стемнело, что, возможно, очередной маньяк охотится на людей, ведь ему это и надо.
— О чем думаешь, куколка? — спросил Эйден, все еще лежа на моей груди.
Я сразу не ответила, решила чуть поиграть.
— 236 —
— О том, какой ты придурок, — сказала я, чуть улыбнувшись.
— А ты моя маленькая шлюха, для меня и больше никого. Если увижу тебя с кем-то, или кто-то до тебя дотронется, то этому человеку не поздоровится. Расчленю его, — довольно сказал он, поглаживая мою грудь. — Ты только моя куколка, поняла? — чуть сильнее сжал мою правую грудь.
— Да, я только твоя… — сказала я, наслаждаясь его прикосновением, хоть мне и немного больно.
— И не смей с кем-то флиртовать, куколка, — зарычал он.
Я приподнялась на локте, чтобы посмотреть ему в глаза. В них плескалась, ярость, ревность и собственничество. И почему меня это так заводит?
— А если я захочу? — провоцирую я, зная, что играю с огнем.
Его глаза вспыхивают, хватка на моей груди становится болезненной.
— Ты знаешь, что будет, если ты захочешь, — рычит он, притягивая меня ближе и впиваясь в губы жестким поцелуем.
Отвечаю на поцелуй, отдаваясь его напору. Мне нравится эта его темная сторона, эта животная ревность. Это доказывает, что я ему небезразлична, что я ему нужна.
Когда поцелуй заканчивается, я отстраняюсь, тяжело дыша.
— Ты собственник, Эйден, — говорю я, глядя ему прямо в глаза.
— И ты это любишь, — отвечает он, злобно усмехаясь.
Я не могу не согласиться.
— 237 —
— Да, люблю.
Он снова целует меня, на этот раз нежно и ласково. Я чувствую, как растворяюсь в этом поцелуе, забывая обо всем на свете. Только он и я. В этом маленьком, уютном мире, где есть только страсть и ревность. И, возможно, немного любви. Той самой, темной и болезненной, но такой желанной.
Вдруг, Эйден резко отстраняется и садится на кровати.
— Слушай, а ты правда не забеременеешь? — спрашивает он, глядя в пустоту. — Ты ведь пьёшь эти… таблетки?
Я вздыхаю. Он снова вспоминает о своих демонах. О своей тьме, которая всегда стоит между нами.
— Да, Эйден. Я пью таблетки. Не волнуйся.
Он кивает, но я вижу, что он не успокоился. Он всегда будет бояться. Бояться привязаться, бояться полюбить, бояться потерять контроль и так далее. И я не знаю, смогу ли я когда-нибудь его избавить от этих страхов. Но я буду стараться. Я буду рядом. Я буду любить его. Даже такого. С его тьмой и его демонами. Потому что, несмотря ни на что, я знаю, что он тоже меня любит. По-своему. Темной и болезненной любовью. Но любовью. Возможно, я дура.
Эйден снова ложится рядом со мной, притягивая меня к себе.
— Поспим? — шепчет он, целуя меня в висок.
— Да, — отвечаю я, закрывая глаза.
Я засыпаю в его объятиях, зная, что завтра нас ждет новый день.
— 238 —
***
Ох. Открываю глаза, и яркое солнце бьет прямо по зрачкам. Черт, еще ослепнуть не хватало. Сдавленный стон вырывается из моей груди, когда я тру глаза, пытаясь сфокусироваться. Передо мной – спящий Эйден, чья рука обнимает меня за талию. Боже мой… Мы совершенно голые. На секунду я забыла о том, что было вчера. Тихо и медленно поднимаю его тяжелую руку, освобождаясь из объятий, и на цыпочках отправляюсь на поиски ванной. Мне срочно нужно смыть с себя все воспоминания прошлой ночи.
По пути я осознаю, какая же у него шикарная и огромная квартира. Неудивительно, если его папаша, Чарльз, – охраненный бизнесмен. Элитная квартира, почти как загородный дом на первом этаже. У Эйдена квартира обставлена мебелью только наполовину – видимо, он не любит заставленное пространство. В углу коридора стоит огромная ваза с каким-то экзотическим деревом, а возле двери небрежно валяются пара дизайнерских кроссовок и ботинок. Прохожу дальше и дальше.
Наконец, нахожу ванную. Огромное пространство, отделанное серым мрамором, с зеркалом во всю стену и хромированными деталями. Современная душевая кабина с тропическим душем выглядит заманчиво. У него наверняка есть всякие мужские штучки, но вот найду ли я что-то для себя? Похоже, придется воспользоваться его гелем для душа – как ни странно, никаких женских принадлежностей здесь не видно.
Забираюсь в душевую кабину, настраиваю теплую воду и закрываю глаза, подставляя лицо под струи. Гель для душа пахнет сандалом и чем-то терпким, мужским. Этот запах сразу же напоминает мне об Эйдене. Естественно, если это его квартира.
Теплая вода течёт из душа на мое тело. Я глазами пробегаюсь по душевым полочкам Эйдена. Ничего особенного там нет какое-то мыло станок для бритья дорогущая в черном цвете ну и ещё один гель для душа с ароматом шоколада и мяты.
— 239 —
Намыливаю гель на себя и вдруг вспоминаю, что у моей матери погибшей сегодня день рождение… Только никто его праздновать не будет как прежде в детстве перед ее смертью с папой… Слёзы наворачиваются и превращаются в рыдания, что трудно сдерживаться. Ненавижу себя. Ненавижу себя, ненавижу.
***
(Эйден)
Сука. Стон, еще один стон. Как же заебал меня этот телефон, звонящий на полу или на тумбе. Нащупываю сначала на тумбочке телефон. Нету, абсолютно пусто. Опускаю руку на пол и сразу попадаю в точку. Поднимаю и отвечаю, не зная кому.
— Ну, наконец-то, сонная голова ответила, — рявкнул отец в трубку.
Я вздохнул, не хотел с ним утром разговаривать после пикапа.
— Что надо? У меня выходной сегодня и завтра, — ответил я лениво.
— Мне надо? — злобно рассмеявшись в трубочку. — Я опять посмотрел твой счёт на банковских картах.
— Да и что, папочка? — спокойно сказал я, но внутри была ярость и раздражение. — Не первый раз видишь снимающиеся деньги с моих карт. Для тебя это не проблема заработать.
— Послушай ты, выдрок.
— Послушай ты, отец, хватит мне звонить и читать морали.
— С дружками со своими так разговаривай. А меня уважай.
— 240 —
— За что тебя уважать, любить, а? Что ты в день тра**ешь десять сучек? Или спасибо тебе сказать за мою разъебаную жизнь?
— Закрой свою пасть и не смей вспоминать прошлое. Особенно про свою конченную мать.
— Прикинь, папуль, я каждый день вспоминаю свое прошлое. Тогда мать умерла в ванной из-за тебя, когда ты ее бил, а она потом все скрывала на улицах твои поражения.
— Прекрати, сукин сын, — закричал отец, но я продолжал.
— Знаешь, как ей было больно, когда ты так с ней обращался. Она ревела постоянно в вашей прошлой спальне, когда ты уходил. Она ревела и ревела хрипло, ей хотелось кричать… Тебе нужна была не она, не я, только дорогие сучки, шлюхи, жаждущие тебя. После ее смерти я окончательно сломался, начал искать в твоей библиотеке детективы кровожадных. Нет, мне не нравились расследования, мне нравилась кровь жертв, что…
Ваш звонок завершен.
Кидаю телефон с яростью на тумбу и смотрю в белый потолок. Сука, как же я ненавижу этого подонка, из-за него моя мать сдохла, из-за него моя жизнь превратилась в разъеб. Как же хочется его огреть, а лучше расчленить, чтоб знал, как больно было нам с матерью, так и ему. Пока я валяюсь на кровати без Аделины, которая ушла в душ. Продумываю, но внутри пустота. Да пошёл он на хуй. Пидорас.