Ты ненормальная |Атака Титанов|

— Филипп!

Пока Руби, едва не разлив напиток из стакана с эмблемой кофейни, обнималась с каким-то работником местного книжного магазина, Леви стоял в сторонке и все понять не мог, кто это такой. Одуванчик радуется этому человеку, почти как отцу родному, однако вряд ли это ее отец — зачем называть его по имени в таком случае?

Филиппом имел честь называться мужчина лет сорока пяти — довольно высокий, из-за чего Неврубашке приходилось стоять на носочках, темноволосый с редкой проседью и лёгкой щетиной на скуластом и чуток тощем лице. Пока он обнимал тонкую студентку, сложив большие ладони на ее спине, с его носа едва не свалились очки в тонкой прямоугольной оправе, однако заметил он это в самый последний момент, едва предотвратив их падение.

— Как же я давно не видела тебя! — с щенячьим восторгом говорит Руби, и Леви словил себя на забавной мысли, что если бы она действительно была щенком, то от радости ее хвост бы сейчас вертелся подобно пропеллеру.

Мужчина ей что-то сказал, заулыбавшись, однако Леви этого не расслышал — лишь видел их совместную и явно взаимную радость, словно два человека после долгой разлуки, так изголодавшиеся по обществу друг друга, наконец встретились. Это чувство ему самому было знакомо, поэтому он лишь тихо и с пониманием наблюдал со стороны, пытаясь цепким взглядом изучить этого местного работника повнимательнее. Для Неврубашки он явно никакой угрозы не представляет, да и эмоции его — вполне себе искренние, без всякого подвоха.

— Ну ты, конечно, отчаянный! — заявляет Руби, отстраняясь от своего близкого знакомого, однако продолжая держаться одной рукой за его плечо. — Только приехал сюда обратно вчера утром, а сегодня сразу на работу вышел!

— Эта работа для меня как второй дом, ты же знаешь, ромашка, — ответил ей Филипп и щелкнул по носу, как ребёнка, и девушка ещё шире заулыбалась.

«Ромашка?» — Леви хмыкает себе под нос. А девчонка-то богата на прозвища всякие. Только вот кем бы она ни была для кого-то другого — хоть морковкой, хоть ромашкой, а для него всегда будет одуванчиком. Захотелось даже её переименовать в списке контактов, однако почему-то Аккерман себя удержал, удивившись подобным мыслям. А что с Гномьей Блевотиной? Неужели у него язык уже не поворачивается так её назвать? С чего бы это?

— Почему ж ты не сказал мне точное время приезда? — спрашивает Руби, вглядываясь мужчине в лицо.

— Потому что ты — девочка неугомонная, сразу бы понеслась меня встречать, а у тебя вчера утром и свои заботы были. Вон, проказницу Эшли из полицейского участка вы там забирали, вроде.

— Наррис уже и тебе растрепал по секрету всему свету? — хохотнула блондинка. — Ну да, было дело. Кстати, — она вдруг опомнилась и протянула Филиппу стакан с напитком из кофейни, — твоё любимое: латте с соленой карамелью из твоей излюбленной кофейни.

Филипп с улыбкой принял стакан и поблагодарил. А потом, сделав глоток любимого напитка, вдруг вспомнил о чем-то и уже не так радостно поинтересовался:

— Слышал я также, что тебя работать в колледже обязали. Что на этот раз случилось, ромашка? Ты же девочка хорошая, а жалоб на тебя от братца моего — выше крыши, он мне уже всю плешь проел.

Руби немного стушевалась, и улыбка её чуток дрогнула в смущении, однако с лица не исчезла.

— Ну, — она немного замялась, — идея с голубятней на крыше ему не по душе пришлась. Оказывается, голубей он ненавидит, — она засмеялась слегка неуверенно и потерла рукой шею. Леви, хоть и не слышал почти их разговора, только с изумлением наблюдал за её поведением, заметив, что ей неловко. Обычно на чужое мнение и осуждение ей было до балды, однако сейчас она будто боялась этого самого осуждения со стороны Филиппа. — Ну, видимо, терпячка у него лопнула, ну и припахали меня стены красить в аудитории. Мне не впервой, да и это довольно интересное занятие. Знаешь же, я за любую работу взяться готова...

— Это-то я знаю, что ты никакой работы не постыдишься, — мужская рука потянулась к девичьей макушке и погладила её через желтую шапку. — Но не думала ли ты, что пора это прекратить? Эта учеба не нужна тебе, ты не хочешь идти на эту профессию, у тебя к этому душа не лежит. Зачем мучаешь себя? Для чего изматываешься так? Ты никак не найдешь в этом колледже места для себя, поэтому шкодишь постоянно, пытаясь чем-то себя занять.

До Леви доносились лишь обрывки фраз, однако какой-то общий смысл уловить удалось. На задворках сознания настойчиво пролетела мысль, что подслушивать — дело дрянное, но он внезапно почувствовал неудержимое любопытство.

Первое удивление — ректор местного петушарника, походу, родственник этого самого Филиппа, с которым Руби так близка. Это, конечно, крайне неожиданно, однако объясняет то, почему эта девчонка, которая с такой завидной прытью будто отчисления за проделки добивается, до сих пор не вылетела ко всем чертям из учебного заведения.

Мир тесен.

— Ты прекрасно знаешь мой ответ, но все равно каждый раз спрашиваешь почти одно и то же, — на лице Руби вдруг мелькнула грусть, которую Леви уловил и насторожился. — Но если я брошу эту учёбу и пойду туда, куда хочу, это станет последней каплей для моей матери, а я ведь и так стала для неё будто сплошным разочарованием. Ты знаешь это и все равно спрашиваешь, Филипп! Зачем?

— Каждый раз я жду, когда ты наконец осмелишься это сделать, ромашка, — Филипп по-доброму, почти по-отцовски улыбнулся и огладил большим пальцем ладони девичью щеку. — И когда-нибудь это случится. Если не я тебя к этому подтолкну, то надеюсь, найдется тот, кто сделает это вместо меня.

Леви наблюдал за происходящим с копошащимся внутри интересом. Впервые он видел Руби такой... другой. Открытая перед близким человеком, она была совершенно не такая, какой обычно является при других людях. Без этой извечной улыбки от уха до уха, без иллюзии полного счастья, она сейчас была какой-то... грустной, ранимой, беспомощной и беззащитной. Словно весь этот напускной позитив, которым она отгораживалась от постороннего воздействия все это время, вдруг рухнул перед мужчиной, что смотрит на неё по-отцовски тепло, на деле отцом не являясь.

Что же с тобой случилось, одуванчик? Почему ты, такая светлая, чистая, добрая и улыбчивая, на самом деле несчастна?

Филипп ещё говорил с Руби о чем-то, она ему что-то рассказывала, и на лице ее улыбки больше не наблюдалось — так непривычно было это видеть. Леви уже почти ничего не слышал из их разговора, лишь какое-то отдалённое бормотание, однако общее настроение чувствовал —  никаким весельем там и не пахло. Скорее какое-то беспомощное обречение, которое, к удивлению и ужасу Аккермана, исходило именно от Неврубашки. Пока она спасала его из бездны отчаяния, протягивала ему руки, отвлекала, позволяла ощутить хоть какую-то ласку, сама она в то же время являлась обладателем такой же чёрной дыры внутри, и сейчас Леви отчетливо эту дыру видел, когда защита девушки в виде улыбки рухнула перед близким человеком — перед Филиппом. Сильная оптимистка оказалась ранимой перед ним, держа маску веселья для всех остальных.

Тем временем Филипп почесал затылок.

— Слышал я, ты там не одна в аудитории пашешь, — сказал он, хлебнув латте из стакана, а Руби, словно представив перед глазами чей-то образ, вдруг тепло заулыбалась. — Кто там такой весельчак в твоей команде? Кажется, парень какой-то.

— Едва ли он весельчак, — ответила девушка, а мужчина заприметил, как сразу она потеплела — и лицом, и голосом.  — Нас в команде должно было быть трое, но Маркус отказался и решился туалеты мыть, лишь бы со мной не работать, — она хохотнула, явно не обижаясь на Луца за то поведение. — А этот вот остался, мы с ним познакомились в понедельник, работаем со вторника. Я его Львëнком зову.

Рассказывала она это так мягко, что Филипп тут же заинтересовался, внимательно наблюдая за её поведением.

— И какое же имя у этого... Львëнка? — мужчина хмыкнул.

— Леви. Красивое имя, да?

— Необычное.

— Кстати, он со мной пришёл, — вдруг огорошила Руби, а потом кивнула куда-то в сторону, где немного ранее Филипп заметил неподалёку стоящего юношу. — Вон, темненький.

Мужчина перевел взгляд на парня, который стоял между книжных стеллажей и внимательно наблюдал за происходящим. Небольшого роста, в темном пальто, с необычной двойной челкой темноволосый молодой человек, чьи глаза показались Филиппу какими-то светлыми — то ли голубыми, то ли серыми, с такого расстояния было не разглядеть. Однако парень этот сразу непростым показался, уж больно цепкий взгляд у него был. Но стоило только Филиппу встретиться с ним глазами, они молча кивнули друг другу, внимательно друг друга оценивая.

Потом этот парень по имени Леви куда-то отошел, скрывшись за книжным стеллажом, видимо, решив перестать глазеть.

— Непростой пацан, — сказал Филипп, проводив его взглядом и глянув затем на Руби. — На подъем тяжёлый, да?

— Есть такое, — она улыбнулась. — Что, так заметно?

— Взгляд цепкий. Однако, он заинтересован тобой.

Эта фраза заставила девушку поднять удивленно брови.

— Мной? С чего взял?

— Глаза его видел. Внимательные, чуток настороженные, меня рассматривал и думал, являюсь ли я для тебя угрозой. Беспокоится за тебя. Но он вдобавок любопытен, ему интересно наблюдать за тобой. Знакомы с понедельника, говорите?

Руби кивнула, задумчиво смотря туда, где недавно стоял Аккерман, сейчас ушедший куда-то. Слова Филиппа её не только заинтересовали, но и понравились, и внутри она ощутила лёгкий дрожащий трепет. Приятно.

Пока одуванчик продолжала общаться с мужчиной, Леви решил больше не палиться и уши не греть, поэтому прошелся вдоль книжных стеллажей, оглядываясь. В этом магазине он был впервые за долгое время — помнится, лишь однажды, в детстве он зашел сюда вместе с Эрвином, а потом, на следующий год, уехал к дяде. Обстановка за эти годы изменилась почти до неузнаваемости, поэтому Аккерман осматривался с вялым интересом, то и дело ловя ностальгию. А потом вдруг его взгляд зацепился за красочное пятно на светлой стене — прямо впереди, будто в конце коридора из книжных стеллажей, пестрила картина в узорчатой резной раме. Изображение привлекало взгляд, цепляло, приковывало его; техника фона напоминала Ван Гога с его «Звёздной ночью» — обилие мазков, наложение их друг на друга, интенсивность цветов. На картине красовалось звездное небо, а центром композиции являлся большой бумажный кораблик, плывущий по воде, которая из-за отражения звёзд напоминала ещё одно небо. На бумажном кораблике ясно виднелись фигуры девочки с мальчиком.

Холст в раме заинтересовал Леви куда больше самого магазина, и он, игнорируя книги, подошел к стене, с любопытством разглядывая изображение. Все было гармонично — фигуры, их расположение, подбор цветовой палитры, сочетание техник Ван Гога и более детальной, которой были выполнены дети на бумажном кораблике. От всего этого веяло сказкой — волшебной, нежной, детской, будто вот-вот светлячки, маячившие вокруг кораблика, вдруг оживут и подлетят к самому лицу Аккермана. Леви слегка прищурил глаза, рассматривая детей: девочка была темненькая, по-детски наивная, с двумя хвостиками и бантиками, а мальчик — светленький, широко улыбающийся, зеленоглазый. Детское очарование.

Леви вдруг слегка насторожился, решив, что у него едет крыша. Потому что, ей-богу, в этом светленьком мальчике, который с таким упоением смотрел на небо, он вдруг увидел черты Руби — вздëрнутый нос, большие глазëнки, улыбка... Ох, эта улыбка — почти как две капли воды на Руби похожая. Проведя с ней параллель, Аккерман пришёл к выводу, что у него полетела кукуха, ибо какого черта он видит Неврубашку там, где её нет и в помине.

В углу работы, контрастируя с темным фоном, виднелась белая подпись автора — разборчивая «Р» и какие-то завитушки. Подпись размашистая, выполненная уверенно и на скорую руку, привычно, словно художник часто ставил свой автограф.

— Нравится? — вдруг раздался голос совсем рядом, и Леви скосил глаза на подошедшую Руби.

— Недурно, — ответил он, и это являлось высшей похвалой с его стороны. Он всегда был немногословен. — Автор явно мастер своего дела.

Себе же на удивление, в ответ он получил лишь тишину и настороженно глянул на девушку. Вначале он ожидал, что она начнет что-то рассказывать, как она это делала обычно, однако сейчас она лишь молча улыбнулась уголками губ, смотря на картину с некой гордостью, но во взгляде мелькнула тоска.

«Что ж с тобой не так?» — подумал Леви, косо наблюдая за ней.

Вместо ожидаемого словесного потока восхищений работой появился лишь печальный взгляд зелено-голубых глаз, и Аккерман, уловив эту печаль, аж испугался. Эта Руби, что была сейчас перед ним, являлась словно противоположностью привычной. И никакого веселья, никакого задора, на лице на широкую улыбку даже нет намека. Словно сейчас она балансирует на тонкой грани, грозясь полететь в бездну, что таится внутри, а книжный магазин был на это толчком.

Однако Руби мгновенно опомнилась, проморгалась, а потом улыбнулась.

— Спасибо, Львëнок, — а голос у неё тихий. — Я рада это слышать.

«Да я просто правду сказал, за что "спасибо"?» — подумалось ему, но он промолчал, пытливо рассматривая стоящую рядом блондинку. Его даже прозвище Львëнка перестало задевать, он его будто мимо ушей пропустил. Что с ним творится вообще?

И почему вместе с банальным интересом внутри него начинает шевелиться беспокойство за состояние этой девицы?

Меньше недели.

С момента их знакомства прошло меньше недели.

Стоило им выйти из книжного магазина, Руби ещё некоторое время пребывала в каком-то смутном состоянии, однако затем от него и следа не осталось — она вновь улыбалась, шутила, смеялась, по дороге голубей гоняла. Леви наблюдал за ней и понимал, что у такой поразительной оптимистки внутри зияла дыра, которую она всеми силами пыталась закрыть, заштопать, спрятать за своей улыбкой. И у неё это получалось — все успешно думали, что у неё все прекрасно.

Но что с ней случилось?

Почему у такого светлого человека, который стремится поддержать каждого, образовалась эта губительная дыра?

Какие-то проблемы с матерью, судя по тем отрывкам разговора, которые Леви удалось услышать. Но что конкретно произошло?

Сунуть нос в чужую жизнь Аккерман считал делом дрянным, поэтому оставался в стороне. Если Руби захочет — расскажет сама.

Когда они вместе доехали на одном автобусе до нужной остановки и вывалились наружу, оказавшись в нужном районе, одуванчик внимательно оглядела брюнета и улыбнулась. На улице уже темнело, зажглись фонари, и их желтоватый свет лился на тротуары и дороги, облепляя и фигуры стоящих друг напротив друга молодых людей.

— Тебе лучше? — спросила девушка, а голос у неё мягкий, тихий, прямо как в аудитории, когда она ринулась обнимать его. Этот голос был чарующим, таким же пленительным, как и картина с бумажным корабликом на стене книжного магазина. И он будто гипнотизировал Аккермана, внушал ему полнейшее спокойствие.

— Да, — честно и коротко ответил он, смотря блондинке в глаза.

— Не жалеешь, что пошел со мной?

— Нет.

А как бы этот день прошёл без неё? Без этого бессмысленного на первый взгляд похода в кино, без гуляний по площади, без книжного магазина и совместной поездки назад?

Серым. Этот день был бы серым, возможно даже черным, однотонным, как ночное небо два года назад, когда Леви бессильно упал на колени перед хирургом. И мало того, что этот день был бы таким для Аккермана, так еще и для Эрвина тоже — он бы считал себя обязанным следить за брюнетом, видя его метания. А у него радостный приезд отца из командировки на носу — уже завтра Смит-старший вернется домой, и Леви знает, что Эрвин безумно рад этому.

Он не хотел своими проблемами портить другу жизнь.

Руби только заулыбалась — ещё теплее, искренне.

— Я рада, — говорит она. — Значит, до завтра, Львëнок?

Она протягивает руку и касается прохладными пальцами его ладони — ненавязчиво, аккуратно и мягко. Леви смотрит ей в глаза, однако прекрасно чувствует её касание и удивляется, что вновь оно не вызвало у него никакой негативной реакции. Словно она потихоньку приучает его к контакту, как загнанного зверя. Но он благодарен ей за сегодняшний день — такой длинный, вначале мучительный, но приятный в конце благодаря её вмешательству. Скупой на слова, он в ответ только медленно перехватил девичьи пальцы своей ладонью и слегка сжал, почти невесомо огладив большим пальцем её костяшки.

Руби мельком опускает взгляд вниз, на их руки, а потом у неё будто глаза сверкнули. Она прекрасно все поняла.

— До завтра, — только и говорит Леви, а затем отходит от неё, почти скрываясь в полумраке вечернего воздуха, куда не достал фонарный свет. А потом Руби услышала его тихое: — Спасибо...

Она смотрела ему вслед и улыбалась, провожая взглядом уходящую фигуру парня в пальто. И почувствовала внезапный наплыв чувств — непонятных, непривычных, однако до одури теплых и невероятно приятных. А главное, их причиной был он — исчезающий в вечерней полутьме юноша с нелегкой жизнью, такой нелюдимый, колючий, как ежик, но отчего-то близкий и важный.

Меньше недели.

Они знакомы меньше недели.

— Ну и что? — тихо спрашивает Руби, и изо рта вместе со словами вырывается полупрозрачный светлый пар, в свете фонаря устремившийся вверх.

«С чего бы "до завтра"?» — подумал Леви, зайдя в свой подъезд. В колледже пятидневка, студенты не учатся по субботам, а «завтра» — как раз-таки суббота. А потом он вспомнил и цыкнул: ректор ведь обязал их двоих явиться в субботу для работы в аудитории. Ох, что ж такое.

Леви заваривал себе чай на маленькой кухне и, глянув на чайную коробку, вдруг вспомнил эпизод, когда столкнулся с Неврубашкой в магазине. Как его тогда раздражало её присутствие... А что изменилось за столько короткое время? Куда подевалось его раздражение? Он его отнюдь не чувствует...

Из раздумий его вырвал телефонный звонок. На экране — имя Эрвина, и Леви берёт трубку.

— Да? — парень кладет в чашку дольку лимона, которая светлым пятном завертелась посреди темного напитка вместе с редкими чаинками.

— Голос у тебя удивительно бодрый или мне показалось? — послышался на том конце провода голос Смита.

— Когда кажется, креститься надо, — вяло огрызнулся Аккерман, а потом сделал глоток чая.

— А нет, не показалось. Если честно, я удивлен. С тобой все в порядке?

— Более чем.

— А если честно? — Эрвин все же сомневался в адекватности и правдивости своего друга в данный момент, и Леви лишь глаза закатил.

— Честно. Со мной все в порядке, не беспокойся за меня.

И все-таки у блондина были некоторые сомнения.

— Мне приехать? — спросил он, и Леви глянул в окно, замечая, как один за другим зажигаются оконные проёмы рядом расположенных многоэтажек. Поймал мысль о том, что Эрвин является идеальным другом. И ведь он приедет, стоит только Аккерману согласиться, даже несмотря на то, что он там вовсю готовится к приезду отца.

Порой у Леви возникает чувство, что он недостоин такого друга...

— Нет, Эрвин, не стоит, — голос брюнета был ровным и спокойным, слегка усталым, однако без ноток отчаяния, какие были у него утром. — Я в порядке. Не беспокойся за меня, я вполне спокоен и в адеквате. Лучше о встрече с отцом позаботься.

Эрвин внимательно вслушивался в его тон голоса, пытаясь найти подвох, однако Леви и правда был абсолютно спокоен. И фатальная дата уже будто никакой власти над ним не имела, и никакие тревоги его не мучали, что было удивительно.

— Это она на тебя так действует? — задал Смит вдруг вопрос, и Аккерман прекрасно понял, кого под «ней» он подразумевал.

— С чего взял?

— Видел вас сегодня вдвоем, вы из колледжа выходили вместе. Ты доверяешь ей.

— Возможно, — не спешил прямо признавать это Леви, почему-то упрямясь подобно барану.

А Эрвин Смит, засранец белобрысый, был целиком и полностью прав.

На следующее утро Леви проснулся привычно рано, вновь не выспавшись. Несколько часов беспокойного сна никакого толка не приносили, казалось, лишь наоборот — ещё больше выматывали. Учитывая то, в каких опустошении и агонии он просыпался последние два дня, сейчас он в полной степени ощутил «отходняк» после такого веселья. Он устал. А сон к нему нормально так и не шёл. Ну, по крайней мере, кажется, ему ничего не снилось — уже хорошо, хоть кошмары не мучили.

Отсутствие нормального сна сказалось на состоянии и концентрации — Леви оказался рассеянным и несобранным, постоянно теряясь то в пространстве, то в собственных мыслях. И заварку мимо чашки он сыпал, и воду проливал, и форточку на кухне на ночь закрыть забыл, поэтому там стоял полный дубак, и об дверной косяк мизинцем бился — чего он, в общем, только ни делал этим утром. На его бледном лице залегли болезненные тени, круги под глазами, казалось, скоро будут напоминать окрас панды, а валерьянка со снотворным плохо помогают. Концентрация слетела к черту, организм требовал отдыха, а нормально заснуть Леви так и не смог. Почти до полудня он лежал на кровати, вяло сканируя потолок, пытаясь задремать, однако не получалось, никаких сил не было, однако труба зовет — надо идти в шарагу и опять горбатиться в аудитории.

Выйдя из квартиры, Леви застопорился на пороге, вдруг уловив одну навязчивую мысль. Если они с Руби живут в одном районе, почему бы им не поехать в колледж вместе? Уж в её компании явно веселее, нежели в одиночку.

«Самого себя удивляешь», — подумал Аккерман, достав телефон из кармана и найдя в списке контактов номер одуванчика. Мельком глянув на её аватарку в виде блюющего гнома из мультика, он нажал на вызов, принявшись слушать долгие гудки.

Руби не брала трубку.

Гудки гулким эхом отразились от мрачных стен коридора многоэтажки, и ответа Леви так и не дождался. Вздохнул и двинулся к лифту, справедливо решив не навязываться и девушке не докучать, да и названивать не было его привычкой.

Такими темпами он и добрался до колледжа — в одиночку, почему-то пытаясь постоянно найти взглядом маячившую желтую знакомую шапку. Но Руби он так и не встретил по дороге, как и в самой аудитории «8.25» — она ещё не пришла. Брюнет обвел взглядом помещение, где одна стена была уже полностью закрашена, и достал из подсобки банки с краской и валики. Сумку свою он поставил на парту.

Тихий скрип двери заставил Леви отвлечься от инструментов и перевести взгляд на проход. В открывшуюся щель влезла знакомая голова в желтой шапке, и парень поднял бровь. Если честно, он ожидал, что громкие шаги одуванчика он услышит ещё из коридора, однако явилась Руби как-то подозрительно тихо, словно боясь к себе внимание привлекать.

— Ты чего? — интересуется Аккерман, видя, как девушка с опаской оглядывает помещение, до сих пор оставаясь у порога аудитории.

— Привет, Львëнок. Тут ведь нет дядьки-ректора, да?

С чего это она вдруг начала так явно избегать и бояться местного ректора?

— Я здесь один, — только и отвечает Леви, наблюдая, как одуванчик облегченно вздыхает и заходит в аудиторию, как-то странно держа рюкзак в руках, а не на спине.

— Ну и отлично!

— Ты опоздала, — студент бросает на неё быстрый косой взгляд, возвращаясь к инструментам. Опаздывающие вечно его раздражали, однако сейчас он был недоволен не тем, что девушка опоздала, а тем, что ни слуху ни духу от неё не было. — И трубку не брала. Где шастала?

— Прости, — на выдохе с сожалением сказала Руби, а потом виновато улыбнулась. — Занята была слишком.

Она прошла к парте, где стояла сумка студента, и с подозрительной аккуратностью положила свой рюкзак рядом с ней. Леви наблюдал за её действиями настороженно и внимательно, затем вдруг остановив взгляд на девичьих ладонях — они были в мелких ссадинах, будто она ими асфальт пропахала.

— Это что? — Леви в один шаг оказался совсем рядом, напряженно указав взглядом на её руки, а Руби аж вздрогнула от неожиданности.

— Это? — она раскрыла ладони, будто впервые увидев на них редкие ссадины. — А, не бери в голову, грохнулась по дороге, да прям на асфальт.

Грохнулась? С чего вдруг тогда она так странно себя ведёт? Какая-то растерянная, немного заторможенная, голос у неё подозрительно дрогнул. И улыбка подозрительно натянутая, и глаза бегают. Какая-то она... напуганная?..

— Что случилось? — Леви внезапно ощутил волну беспокойства. Он вдруг перехватил одну её руку, разворачивая Руби к себе лицом.

— Упала, говорю же.

— А голос с чего дрожит? Почему про ректора спрашивала? Никогда ведь его не боялась.

— А я и не боюсь. Просто... опасаюсь его реакции, — она едва заметно сглотнула и отвела глаза, глянув на свой рюкзак. Леви это ни капли не успокоило, и он слегка сжал ладонью её руку, пронзительно смотря в зелено-голубые радужки. — На меня... собака по дороге напала. Здоровенная, в нашем районе.

— Не покусала?

— Нет, — девушка мотнула головой, однако голос её вдруг дрогнул ещё раз и более явно. — П-просто собак я боюсь, особенно больших и незнакомых. А эта налетела, чуть на землю не повалила, ну вот я и... — она кивнула на свои руки. — Чудом, в общем, укус не получила. Пронесло, можно сказать.

Видимо, от того нападения она до сих пор не отошла, оттого и такая зашуганная. И руки у неё иногда подрагивают вместе с голосом. Собак боится, значит...

А потом Леви вспомнил, как звонил ей. А ей явно не до этого было по понятной причине. Какой идиот, ещё и недовольный на неё был...

— Сильно испугалась? — его ладонь более аккуратно перехватывает её руку. Руби поджимает губы, шмыгает носом, а потом едва заметно улыбается.

— Все в порядке, — говорит она, сжав его ладонь в ответ, видя его беспокойство. — Так, легкий... шок. Сейчас окончательно приду в себя, и все будет зашибись.

Она стянула с головы шапку и подошла к своему рюкзаку.

— Почему опасаешься реакции ректора? — задал ей вопрос Леви, наблюдая за ней. — Не сделает же он тебе выговор из-за нападения собаки.

— Ну... — неопределённо протянула одуванчик, а потом ухватилась за бегунок молнии увешанного значками рюкзака. — Жертвой собаки стала не только я, — она как-то нервно засмеялась, а потом мельком глянула на парня. — Урожайный день у меня на больших и агрессивных собак, видимо. Когда уже сюда подходила, подозрительную возню увидела. А здесь уже аж три псины такого же большого размера за котенком увязались.

— Котенком?..

Вместо ответа Руби полностью открыла рюкзак, из недр которого вдруг высунулась маленькая пушистая голова с торчащими ушками. На Леви воззарились здоровенные зеленые глазищи с расширенным зрачком, и студент только бровь поднял. Одуванчик притащила сюда, в колледж, кота в рюкзаке?

— Они его в угол загнали, — говорит Руби, а потом достала это пушистое золотце на свет Божий. — Вот он уж точно испугался. Да вот крепкий орешек, ближайшую собаку по носу царапнул, грозная какая тучка.

В девичьих руках свернулся пушистым клубком чёрный котенок, с настороженным интересом осматривающийся и ближе к девушке прижимающийся. Шерсть кое-где грязная, стоящая дыбом, одно ухо немного рваное, а нос — ярко-розовый, контрастирующий с темной шкурой.

— Ну, в общем, последняя моя отвага ушла на то, чтобы его из этой тусовки спасти, — Руби улыбнулась как-то обессиленно и натянуто, и Леви заметил, как при воспоминании об этом по её телу прошла дрожь. Девичьи руки вместе с котенком дрогнули. Бедняга, испугалась как.

— Почему говоришь, что все в порядке, если это не так? — Аккерман пристально посмотрел ей в глаза. Натянутая улыбка с её лица медленно сползла, и она закусила губу. — Ты ведь до сих пор не отошла, дрожишь вон вся. Испугалась сильно. Так боишься собак?

— По-научному это кинофобией* зовется, — тихо сказала блондинка. — В детстве в деревне чуть не загрызли, вот с того момента и шарахаюсь.

Кошмар какой. Мало того, что ей страшно до невозможности было, так она ещё и кота спасать полезла.

— Короче, не могла я его бросить, вот и притащила сюда, — Руби приподняла руки вместе с котом, словно демонстрируя его Аккерману. — А ректор наш животных вообще не терпит. Ну странный дядька он — ни голубей не переносит, ни кошек, студентов, кажется, тоже, но не суть. А если он его спалит, то турнëт отсюда и его, и меня. А я сейчас явно не в том состоянии, чтобы пойти против.

Неврубашка опустила котенка на парту и почесала ему за торчащим ушком.

— Ну, давай, за работу, — она встряхнулась, словно снимая с себя наваждение. — Как назовем эту пушистую прелесть?

— Зачем у меня спрашиваешь? Это ты его спасла, ты и называй.

— Да ну, трудно предложить, что ли? Скажу я сейчас тебе, что у меня от страха вся фантазия пропала, так что спасай положение, Львёнок.

Леви опустил глаза на кота, который ходил по краю парты и обнюхивал его сумку. Есть у него единственное имя, которое он дал бы питомцу, однако никакого зверья он себе не заводил.

— Август.

— Август? — Руби удивленно подняла брови. А потом улыбнулась. — Красивое, величественное. Любишь этот месяц?

— Да.

— Ну, будет Августом, значит, — девушка улыбнулась наконец искренно и погладила котенка, которому, в принципе, на новую кличку было до балды. — Но есть большая вероятность того, что сюда ректор придет. Будет смотреть, как мы продвигаемся... Так что надо быть осторожнее.

Пока котенок успешно залез обратно в рюкзак и там задремал, молодые люди продолжили красить стены. Леви то и дело наблюдал за блондинкой, видя, как постепенно она отходит от того дичайшего испуга, из-за которого у неё дрожали руки. Руби довольно быстро пришла в себя, опять начала шутить и смеяться, о чем-то рассказывать, порой бегала к парте и проверяла спящего кота, а Аккерман постоянно смотрел на её руки, ощущая неожиданное сожаление. Ему было жаль, что ей пришлось почувствовать страх, что от испуга её било мелкой дрожью. Поймал себя на мысли, что хотелось оградить ее от всего этого.

Однако весь позитивный настрой девушки померк, когда в аудиторию явился ректор, чей приход, в принципе, был ожидаем. И хоть она постаралась вести себя как обычно, Леви все равно почувствовал, как она напряглась, то и дело мельком поглядывая на свой рюкзак, где спал кот.

— Шустрые вы, — говорит ректор, оглядывая помещение, а потом делает несколько шагов к той самой парте, где стояли сумки студентов. Леви ясно увидел, как одуванчик тут же напряглась ещё сильнее, боясь подпускать мужчину ближе к тому месту, поэтому мигом смекнул, невозмутимо обогнул ректора и уселся на ту самую парту, закрывая собой увешанный значками рюкзак со спящим внутри котом, дабы в случае чего отвлечь внимание. Словил на себе благодарный взгляд Неврубашки и лишь успокаивающе, уверенно и едва заметно кивнул ей, пока она забалтывала пришедшего главаря местного петушарника.

— Это несложно, — улыбается Руби ректору, а Леви, наблюдающий за ней, вдруг понял, что научился различать её настроение. Он уже научился отличать её натянутую улыбку от искренной, поэтому прекрасно видел, как она силилась улыбаться для вида. А вот ректор подвоха не чувствовал, видя перед собой лишь оптимистичную веселую девушку, не подозревая, как сейчас она боится его реакции.

Краем глаза заметив студента, который примостил свой зад на парту, ректор неодобрительно покосился на него, однако промолчал, ибо в этой аудитории все равно шёл ремонт. Если бы это был обычный кабинет, он бы согнал брюнета с насиженного места, дабы ребята на столах не сидели. А вот Леви сидел с невозмутимым лицом, словно не видя этого недовольного взгляда мужчины, закрывая собой девичий рюкзак со спящим внутри котом.

Ректор перебросился с ними еще парой фраз, после чего уже засобирался выходить из аудитории. Поправил край пиджака, повел губами, оглядел еще раз помещение и сделал шаг к выходу, пока Руби с почти явным облегчением наблюдала за ним, провожая его взглядом. У неё вот-вот упадет камень переживаний с плеч.

А потом раздался внезапный и протяжный «мяу-у-у» прямиком из увешанного значками рюкзака, заставивший вздрогнуть абсолютно всех. Леви замер и напрягся, мельком глянув на сумку Неврубашки, а потом уставившись и на саму Неврубашку. А она поджала губы, выпрямившись, как натянутая струна, сжала за спиной край толстовки пальцами и закусила внутреннюю сторону щеки.

— Это еще что? — вопросил ректор, вдруг развернувшись и смерив взглядом вначале напрягшуюся девушку, а потом переведя глаза на Аккермана, который продолжал сидеть на парте. Брюнет был сама невозмутимость на первый взгляд, однако в эти мгновения он активно гонял собственные мысли в поисках выхода из этой ситуации. — Здесь... кот?

Как еще объяснить внезапное мяуканье, идей не возникло. Леви мысленно проклял этого сраного котенка, который, видимо, чисто из вредности заорал один раз и замолк, утихнув в рюкзаке. Вот вредная мракобесина чёрная! Устроил проблему, а разбираться им придется.

А вот Руби была в полной безысходности. Она лишь пару секунд подумала, потом удрученно и тихо вздохнула под прстальным взглядом ректора и махнула рукой.

— Это... — уже было заговорила она, однако Леви внезапно перебивает её.

— Это мне сообщение пришло.

В подтверждение своих слов он повернулся к стоящим недалеко сумкам. И хоть кот лежал в рюкзаке, этот самый рюкзак был прямо возле сумки Аккермана, поэтому он невозмутимо залез в неё рукой и достал мобильный, начав для вида что-то в нём клацать по треснутому экрану.

Руби удивленно затихла, во все глаза смотря на брюнета.

— Сообщение? — не понял ректор, с особой внимательностью и пристальностью смеривший Леви взглядом. — Кошачье мяуканье?

— Ну да, — ответил Леви с невозмутимым лицом, мельком смазанно продемонстрировав раскладку сообщений, которых не было видно с такого расстояния. — Это было оповещение.

Самое идиотское оправдание на свете — у мрачного парня на сигнале оповещения стоит писк котенка. Однако ничего лучше за те несколько секунд Леви придумать не успел, поэтому принялся доказывать это с упертостью барана, зная, что в глазах ректора выглядит полным придурком. Но в тот момент он беспокоился совершенно не об этом, а о том, чтобы тому мракобесному бесячему котенку не вздумалось опять заорать.

Кот, видимо, чувствовал, что его по стенке размажут, если он вновь подаст голос, поэтому сидел в рюкзаке тихо.

— Странный у вас, молодой человек, сигнал оповещения, — задумчиво и с неким ехидством заметил ректор, а Леви едва сдержался, чтобы не окрыситься на него.

— Не вам об этом судить, — немного провокационно сказал он, на что никакого ответа не получил, ибо ректор больше прикапываться не стал.

— Ладно, Бог с вами, — мужчина вздыхает и идет к выходу. Молодые люди провожают его взглядом, наблюдают, как за ним закрывается дверь, а потом еще некоторое время молчат, слушая удаляющиеся по коридору шаги.

Руби резко повернулась к Леви, глядя на него как-то странно. В её глазах читались вина, удивление и безмерная благодарность, а также ещё целый тандем непонятных эмоций.

— Спасибо! — тихим шепотом сказала она, обхватив себя руками, неверяще вглядываясь в лицо студента. — Нет, правда, спасибо огромное!

— С чего такая бурная реакция? — смерил её взглядом Аккерман. — Я просто помог, ибо я мог это сделать.

Они оба уловили параллель со словами самой Руби, когда она рассказывала ему про Маркуса в больнице. Тогда она сказала похожую мысль, и сейчас девушка прекрасно помнила это, поэтому лишь улыбнулась уголками губ. А Леви начал замечать, в последнее время она для него чаще всего улыбается по-настоящему.

— Ты... ради меня выставил себя странным. Прости. И спасибо.

— Чужое мнение меня не волнует, — говорит брюнет. — А уж мнение ректора — тем более. Подумаешь, великая странность — кошачий писк на оповещении, это вообще не его дело.

На секунду Леви показалось, что Руби посмотрела на него как-то иначе. Странный блеск пронесся на фоне подозрительной задумчивости её глаз, словно она разглядывала его заново, рассматривала с особой внимательностью. Словно о чем-то думала, что-то переосмысливала. И эта внимательность, задумчивость девичьего взгляда словно цепями приковала его.

«Как смотрит... — подумал он, пока у них установился удивительно крепкий зрительный контакт. — Словно душу рассматривает.»

Он замечает, как девушка будто неосознанно кусает губу, и вдруг концентрирует взгляд на нижней части её лица — на губах. А тем временем на свету влажно блеснул левый клычок, предательски привлекая внимание. И Леви настораживается, ощущая внутри нечто, внезапно всколыхнувшее его нутро.

— Ты прав, — в принципе, это наваждение длилось совсем недолго, несколько секунд, и Руби будто пришла в себя, растянув губы в улыбке. Очнулся и Леви.

В девичьем рюкзаке послышалось шебуршание, и одуванчик тут же подошла ближе, становясь к парню почти вплотную, потянув руки к своей сумке. Аккерман продолжал сидеть на парте, наблюдая за ней, и в этот момент она была так близко — даже руку сильно тянуть не надо было, чтобы заключить её в свои тиски. И Леви мысленно шарахается, стоило только подумать об этом. Почему вдруг у него возникает желание... прикоснуться к ней? Без всякого подтекста, без всякого скрытого смысла, хотелось просто обыкновенного контакта — даже просто рукой об руку. Чисто, невинно, без всякого умысла. Но его это напрягло — он считал себя человеком крайне неконтактным. Так почему сейчас его руки сами к ней тянутся в безмолвной попытке ухватить, удержать?

— Наделал ты нам подлянку, Августинка, — говорит Руби с мягкой улыбкой, достав из рюкзака чёрного котенка, который сейчас Аккерману уже бесячим и не казался, стоило только пушистусу оказаться в девичьих руках. Кот чихнул, забавно мотнув головой, вызвав со стороны девушки смешок. — Я, конечно, кота заводить не планировала, но... Не могу же я после всего этого бросить его.

В этот момент, сюсюкаясь с кошкой у себя на руках, она была крайне очаровательной. И это очарование завладело Аккерманом, который продолжал наблюдать.

Поработав в аудитории ещё некоторое время, они вместе вышли из колледжа и отправились по домам — в один и тот же район. И в маршрутке они рядом сидели; Леви пропустил одуванчика к окну, а сам сел рядом, у прохода, дабы никто из пассажиров девушку не цеплял. А она ему о чем-то рассказывала, в то же время возясь с котом в своём рюкзаке, который стоял на девичьих коленях. А он то и дело смотрел на её руки, на которых остались мелкие и редкие ссадины, и решил кое-что предложить.

— Проводить тебя? — спросил он, когда они вдвоем вышли на одной остановке. О происшествии с собакой он прекрасно помнил, поэтому не хотел отпускать её одну, зная, что от ещё одной встречи с дворовой псиной Руби не застрахована. А ему отчего-то не хотелось, чтобы она пугалась опять.

Девушка поднимает на него странно блеснувшие глаза и улыбается.

— Мне с тобой по пути, Львёнок, — ответила она, а потом мягким жестом руки, которой прикоснулась к его плечу, направила его в сторону многоэтажки. — Заскочу к Кори с Кореем, твоим соседям. Все-таки, у меня теперь появился кот, а у них есть пара нужных для него вещей, надо их одолжить на время.

Леви только промолчал. Вместе они дошли до его подъезда, поднялись на лифте в полном и удобном молчании наверх, вышли в коридор. Руби подошла к двери квартиры светлых близнецов, а Аккерман оказался перед входом в своё обиталище, поэтому полез в карман за ключами.

Ключей в кармане не оказалось.

«Минуточку», — подумал он, затем начав шарить по недрам своей сумки.

Ключей не оказалось и там.

Внутри вдруг все похолодело, ибо Леви вдруг вспомнил, что квартиру в полдень он не закрыл. Он был невыспавшийся, рассеянный и находящийся в состоянии сонной невнимательной мухи, вдобавок на пороге собственной квартиры он позвонил в тот момент Неврубашке, а та не взяла трубку. Он просто отвлекся тогда на звонок и совершенно забыл и о двери, и о ключах, которые успешно остались забытыми на тумбочке у кровати. Тысячу раз обозвав себя идиотом, он опустил ладонь на дверную ручку и потянул её вниз, ожидая, что она предательски откроется, ибо квартиру он не запирал.

Квартира оказалась закрыта.

Без ключей.

«Минуточки не хватит», — пронеслось в голове у Леви, пока он в некой растерянности затормозил. А как дверь, которую он не запирал, оказалась закрытой, в то время как он оставил ключи внутри?

Потерянно оглядев дверь, парень достал из кармана телефон. И хоть ректору он набрехал, что на оповещении о сообщении у него стоит кошачий писк, на самом деле сигнал оповещения у него снижен до беззвучки. И в телефон он последние часа полтора успешно не заглядывал, а сейчас узрел на экране довольно большое сообщение от Зарры, которое было отправлено более часа назад. Хозяйка квартиры с первых слов окрестила студента невнимательной тетерей (и была права, стало быть), и чем дальше Леви читал, тем больше ему хотелось сморознуть череду матерных ругательств.

Как оказалось, Леви действительно не закрыл утром дверь и умотал работать в шараге, чистосердечно забыв ключи на тумбе. А тут вдруг на квартиру без предупреждения нагрянула Зарра, ибо суббота была у студентов выходным днем и она была уверена, что парень торчит в своей норе. А тут его в норе не оказалось, да и сама нора оказалась не заперта, а для всех открыта, как проходной двор. Со съемной квартиры ей надо было что-то забрать с верхних полок, куда простые люди даже не залезают, а потому она сделала задуманное и с чистой совестью закрыла дверь на собственную копию ключей, не зная, что Леви теперь остался совсем без доступа к жилищу.

Сама Зарра на данный момент уже была за городом на даче у родственников и планировала вернуться только на следующий день, в воскресенье.

Ситуация крайне тупая и, на удивление, беспросветно безвыходная. Тут даже оптимизм не поможет.

Леви оказался вне запертой квартиры без ключей на сутки.

Руби с непониманием оборачивается, услышав со стороны тихое и недовольное:

— Твою мать.

Продолжение следует...

* Кинофобия — психическое расстройство, фобия (иррациональный страх), объектом которой являются собаки.

Griff — Love is a Compass

https://www.youtube.com/watch?v=elkf1wAstPg

Источник видео: https://youtu.be/elkf1wAstPg

Дата публикации главы: 20.02.2021.