Ты ненормальная |Атака Титанов|

— Я знаю, — в один голос заявили Леви и Руби, а Корей поднял в удивлении светлые брови.

— Знаете? Откуда?

— А мы сокома... — уже хотела на всех парах выдать Неврубашка, широко улыбаясь, как Леви ее перебил, не дав закончить фразу:

— В одном колледже учимся, — он невольно передернул плечами, недовольный сложившейся ситуацией.

— Да ладно? — еще больше удивился блондин. — Не в одной группе, часом?

— Нет, — мотнула головой одуванчик, из-за чего ее светлое каре заколыхалось. — Он на курс меня старше, на четвертом учится. Недавно приехал. Да, Львенок?

У Аккермана дёрнулся глаз. Черт, эта девчонка доведет его до ручки! У-у, гномья блевотина! Бесишь, позитивная козявка, черт возьми!

— Как-как? — хохотнул Корей, за что словил в свой адрес убийственный взгляд серых глаз. — Львенок? Хм, — он призадумался, оглядывая Леви с ног до головы, — а что, к имени подходит. Только тут не львенок, тут настоящий Львище! Ар-р!

Придурок белобрысый. Будет тебе такое «ар-р» — забудешь, как звали. Аккерман мысленно посчитал до десяти, чтобы не устроить прямо здесь, в подъезде, легендарную жопонадираловку. А одуванчика он из окна выкинет. А она, блин, стоит, как ни в чем не бывало, и лыбится во все тридцать два. Когда у нее уже лицо треснет?

— Счастливо оставаться, — только и буркнул студент, отправившись по коридору в сторону лифта, неизменно таща в руке мусорный пакет. Он покинул этих двух клоунов, совершенно не беспокоясь, что выглядело это довольно грубо. Его это совсем не волновало.

А вот Корей хмыкнул, смотря ему вслед.

— Странный малый, если честно, — признался он, наблюдая, как Аккерман исчезает в лестничном пролёте. — Совсем не идет на контакт. Удивительно, даже я, такой обаяшка, не смог его никак разговорить. Крепкий орешек. И стремный до жопы, — он хохотнул. — Так смотрит, будто сейчас заживо сожжет и пепел вместе со своим чаем выпьет на ужин.

— Жаль его, — на удивление тяжело вздохнула Руби, тоскливо смотря брюнету вслед. Улыбка с ее лица давно пропала, как только этот парень прошел мимо, и теперь она как-то жалостливо смотрела туда, где он скрылся секунду назад.

— Сердобольная ты наша дурочка, — зацокал Корей, потрепав ее по голове, как маленькую девочку. — Всех тебе жалко. Поверь, лично нам жалко тебя в первую очередь.

— Меня жалеть не нужно, — улыбнулась девушка как-то грустно. — Ведь есть люди, у которых жизнь сложилась еще хуже, чем у меня. И не все терпят жалость к себе, Корей. Вот он, — она метнула взгляд в сторону, где скрылся Леви, — один из таких людей. Но мне его все равно жалко.

— Ты неисправима, — тяжко вздохнул блондин, а потом пихнул подругу в плечо. — Ладно, хватит киснуть, морковка! Давай, заходи быстрее, а то всех вокруг жалеешь, как бездомных котят, а я торт уже хочу!

— Неисправим ты, — засмеялась Руби тут же так, будто ничего не было. Она была вновь веселая, заводная, с улыбкой до ушей. — Наррис слово сдержал?

— А то, — хохотнул Корей. — Он был обязан прийти. Вон, сидит сейчас, гелий из шариков вдыхает. Такой голос у него писклявый, умрешь со смеху, настоящий бурундук из «Чипа и Дэйла».

И молодые люди скрылись за закрывшейся дверью отмечать новоселье.

Тем временем Леви успешно выперся на улицу во двор, пройдя мимо сидящих на скамейке бабулек. Шел он быстро, раздраженно поджимая губы и хмуря брови, и, естественно, с представительницами преклонного возраста не поздоровался — даже не посмотрел в их сторону, занятый куда более интересным занятием. Он просто шел и мысленно поносил все, на чем свет стоит, собираясь добраться до ближайшего мусорного бака и выбросить пакет с отходами, а если вдруг понадобиться — выбросить еще и себя туда же. Поэтому на старушек ему было глубоко до лампочки, он лишь ловким движением руки вытащил из кармана телефон с треснутым экраном и начал раздраженно искать номер Эрвина.

Тем временем подъездный старушачий патруль проводил его взглядами сразу нескольких пар глаз, а потом, как только молодой человек скрылся из поля зрения, вдруг грянул:

— Экий какой невоспитанный, — запричитала одна бабулька. — Вот молодежь пошла, кроме гаджетов своих и тефтифонов никого вокруг не видит.

— Точно наркоман, — подхватила ее другая старушка, — взгляд его видела? У меня аж мурашки побежали, точно криминал какой-то!

— Не удивлюсь, если на днях полиция в его квартире чей-то труп найдет, — включилась третья. — Или он в запое? Видели, какая рожа у него была? Да он бледный, как сама смерть! В мешки под его глазами можно картошку собирать! У моей знакомой дочка есть, так вот у нее муж того — спился к чертовой бабушке, и выглядел он точно так же — бледный весь, как нежилец.

— Только недавно вроде переехал сюда, а страху на весь подъезд нагнал!

— А что он в пакете нес?

— Да мусор он и нес.

— Наивная ты. Наркоту пошел прятать!

Леви благополучно о разговоре местных старушек не знал, стремительно приближаясь к мусорке. Как только на экране высветилось имя контакта, он приложил телефон к уху, чтобы через несколько гудков услышать голос друга:

— Твой личный психолог у аппарата, — тут же поприветствовал его Смит, на удивление какой-то слишком радостный, и Аккерман услышал звон ложки о чашку. Чай себе он там наливает, что ли? — В чем проблема? Снотворное не помогло?

— Я еще не ложился, — сказал Леви, так как на улице было всего полдевятого. Уже было темно, фонари включились (естественно, половина из них просто не работали). — Эрвин, она меня преследует.

— Кто? — даже как-то удивился блондин на том конце провода.

— Хрен в пальто, — огрызнулся брюнет, а потом выкинул в мусорку свой мусорный пакет. — Гномья Блевотина!

— Если бы я хотя бы знал, кого ты величаешь таким прозвищем, пользы было бы больше. Выкладывай, кто там тебе дорогу перешел.

— Руби эта твоя. Идиотка позитивная, она теперь у меня на каждом шагу вылезает, как тараканы из всех щелей. Прицепилась, как банный лист к заднице, только и лыбится, как клоун. Она везде, Эрвин! Я знаком с ней всего второй день, а бесит она меня так, будто с детства достала. Хуже очкастой. Я ей шею сверну когда-нибудь.

— Шустрая девочка, — хмыкнул Эрвин. — Умудрилась тебя из себя вывести за пару дней знакомства.

— Ты чего хмыкаешь там? Тебе не должно быть весело, черт возьми, ты должен быть на моей стороне!

— Так никто и не говорит, что я не на твоей стороне, — прозвучало из телефона, а Леви только цыкнул. — Но наблюдать за вами — занятие интересное, признаться честно.

— Иди в задницу, — только и буркнул Аккерман. — С чего это ты такой радостный?

— Отец в субботу приезжает.

Леви только понимающе кивнул в пустоту. Он прекрасно знал, как Эрвин любил своего отца. Блондин гордился им и восхищался, пошел по его стопам, решил стать врачом и быть под стать ему. Родитель был его единственным родственником и всей его семьей, воспитал сына со всей душой, только вот последние пять лет был в постоянных командировках, редко появляясь дома. Поэтому Смит-младший очень дорожил теми днями, когда его отец оказывался рядом с ним после очередной поездки. Причина радости блондина вполне была ясна.

— Рад за тебя, — без колкостей, совершенно спокойно и серьезно сказал Аккерман.

— Спасибо, — все-таки, у Смита было прекрасное настроение.

— Сколько его не было? Месяц?

— Полтора.

Грузить радостного Эрвина своими проблемами парень не хотел, поэтому распрощался с ним и в полном молчании пошаркал обратно домой. Засунув руки в карманы спортивных штанов, он медленно прошелся под светом фонаря мимо спящей собаки, возвращаясь обратно в свой двор. Когда молодой человек проходил к двери своего подъезда, группа старушек на лавочке подозрительно затихла, и Леви поклясться готов, что чувствовал на себе сразу несколько взглядов. Никогда не понимал бабулек, они сами себе на уме, черт возьми. Студент лишь цыкнул себе под нос, а потом скрылся в подъезде, залезая в лифт и поднимаясь на последний этаж. И сразу же в коридоре раздались гулкие звуки музыки из квартиры близнецов, которые устроили тусовку в честь новоселья. И как им только Зарра позволила проводить такие сборища в её квартире?

Леви лишь смерил взглядом закрытую дверь и зашел в свою квартиру с шикарным номером «111», затем тяжело вздыхая и прислоняясь спиной к дверной поверхности. Он устал. Тем не менее, не может заснуть. Пройдясь по квартире, вдруг понял, что задыхается здесь, поэтому захватил с собой свои наушники и выскочил в коридор. Здесь, недалеко от двери его квартиры, был выход на пожарную лестницу, и он отправился туда, садясь прямо на порог и смотря на темное скучное небо. Ни звезд, ни облаков, ничего — только темная однотонная бездна наверху, куда устремляется тусклый свет уличных фонарей. Стоящие напротив этого дома многоэтажки пестрили светлыми окнами на фоне темных стен, кое-где виднелись темные человеческие силуэты.

Такое же небо было, когда Леви несколько часов сидел в больнице в ожидании страшного приговора врачей — смерть Фарлана и Изабель в автомобильной аварии. Он не знал, был ли шанс вообще их спасти, но ничего не сработало — он помнит, как вскакивает с места навстречу вышедшему из операционной врачу, помнит, как дрожал всем телом, как не мог глотать и дышал с трудом. А потом помнит и сожалеющий взгляд хирурга, затем падая на колени на больничную плитку, не в силах поверить. Была ли у него надежда тогда? Он не знает, но предпочитал думать, что она все же у него была, иначе он был бы полностью один. Один после смерти друзей, беспомощный, жалкий и бессильный, рухнувший на колени парень у ног врача. И небо в тот вечер было такое же — не дождливое, а однотонное, без звезд и луны. Небо в тот вечер было бездной, которая рухнула прямо на плечи Аккермана.

Если бы они только выжили... Если бы им нужно было лечение — он бы всеми силами собрал деньги. Любыми способами. Он не боялся грязи, не боялся связаться с чем-то пугающим, не боялся пачкать руки. Он бы бился подбитой птицей, ломал бы себе крылья, но обеспечил  друзей после аварии всем необходимым.

А в итоге его крылья сломались сами собой.

Как бы он ни бился в своей клетке, с того света никого уже не вернуть.

Леви поджимает губы и ежится. Скоро будет ровно два года, как он стал свидетелем страшной аварии. Два года, как не стало его друзей. Два года, как он услышал слова врача в той больнице.

И чем ближе к этому дню — тем ему хуже. Хотелось бы покончить с собой, но он не мог себе этого позволить. Как бы он ни прибеднялся, у него все же были люди, которые его ценят. Он не может себе позволить так поступить из-за Эрвина, как минимум.

Таким образом, все это время прибывая в мрачных мыслях о суициде, Леви сунул в уши наушники. Хотелось бы назвать все это состоянием депрессивного подростка, но язык не поворачивался.

Говорят, под музыку можно легко заснуть. И почему на нем эта информация никак не действует? Вроде с наушниками ходит почти круглые сутки, а музыка заснуть не помогает. В этот раз тоже, хотя Аккерман и не собирался засыпать на пожарной лестнице.

— Простынешь, — вдруг послышалось чуть в стороне, а парень заметно вздрогнул, так как совершенно не слышал посторонних шагов. — Октябрь уже, по вечерам прохладно.

Он затравленно глянул туда, откуда доносился голос, видя стоящую в дверном проеме Неврубашку. Через музыку в наушниках все равно ее было хорошо слышно, и у Леви дернулся глаз. Да черт возьми, она издевается?! Везде она, везде! Ходит за ним, как в страшном сне, елки-палки. Зачем она к нему  прицепилась? Доставать некого? У нее вон, целая квартира близнецов с друзьями, пусть с ними тусуется. Нет, блин, все-таки нашла его опять.

Сталкерша чертова.

Аккерман лишь цыкнул.

— Би-2 слушаешь? — будто не услышала его недовольного цыканья одуванчик. — Я тоже эту группу люблю, почти все песни есть.

— Рад за тебя, — только и буркнул студент, поняв, что через его наушники опять было слышно музыку совершенно посторонним людям.

— Настроение плохое? Ты тоскливую песню слушаешь.

— Это тебя не касается.

Леви чуть не психанул, когда в ответ на свое грубое поведение получил добрую улыбку на девичьем лице. Да японский городовой, какого хрена она лыбится постоянно? Тут даже намека на веселье нет, улыбаться просто не над чем!
Тем временем Руби уселась рядом с ним, совершенно не беспокоясь о том, что парень хотел сидеть в гордом одиночестве. И опять ее задница беспардонно заняла место, которое Аккерман занял первый!

— Красивое небо, — сказала одуванчик, смотря наверх. Леви покосился на нее, как на больную.

— Обычное, — сухо ответил он. — Однотонное и неинтересное.

— Разве? Если на небе не видно звезд, оно не перестает быть красивым. Оно красиво только потому, что оно — всегда над тобой.

— Я не в настроении философствовать.

— Вряд ли это можно назвать философией.

— Это похоже на фразу из глупого фильма, которая, как всегда, зацепит героя за живое. В реальной жизни эта ерунда не сработает, не надейся.

— Я и не пыталась зацепить тебя за живое, — улыбнулась опять девчонка. — Ты ведь не умираешь.

— Я уже давно умер, — с безразличием признался Аккерман. — Хватит преследовать меня, Гномья Блевотина, это начинает сильно раздражать.

— Я не преследовала тебя, — все с той же улыбкой ответила ему Неврубашка. — Это все время и случай. Тебя это раздражает? Меня лично веселят такие случайности.

А потом она вдруг немного придвинулась к нему и с детским любопытством спросила:

— А кто такая Гномья Блевотина?

Леви посмотрел на нее, как на ошибку природы, и понял, что это безнадежный случай.

— Забей, — тяжко вздохнул он, самому себе удивляясь. Зачем он с ней вообще говорит?

— Ты пойдешь на завтрашнюю вечеринку? — внезапно поинтересовалась одуванчик, а Аккерман на пару секунд выпал из реальности, лихорадочно соображая. И только потом до него дошло, что завтра у их величайшего гадюшника-петушарника круглая дата со дня открытия, в честь чего дядя-ректор всем на удивление расщедрился и разрешил это отпраздновать. Поэтому завтра в шесть в стенах колледжа начнется какой-то движ. Странно, что Руби спрашивает у него об этом, прекрасно зная его ответ.

— Нет, — ожидаемо ответил студент.

— Я так и думала, — вздохнула Неврубашка. — Ты ведь не любишь скопления людей...

— И самих людей я тоже не люблю, — поправил ее Леви, мысленно хмыкая.

— Но завтра у нас не будет работы. Я вызвалась добровольцем на уборку первого этажа, в холле, где мероприятие и будет, да и количество пар у нас завтра разное. Поэтому... — она растянула губы в улыбке, — все наши планы откладываются на четверг, сокомандник. Не скучай без меня.

— Поверь, не буду, — честно уверил ее Аккерман, даже не заметив, что он машинально поставил песню в телефоне на паузу, погружая наушники в тишину.

— Тогда, — сказала Руби, странно рассматривая его лицо, — до завтра, Львенок.

Леви уже хотел привычно окрыситься, но ее внезапный добрый и ласковый тихий голос заставил его помедлить:

— И не сиди здесь долго, сегодня прохладно, правда. Доброй ночи.

И она, так и не дождавшись ответа, поднялась, машинально отряхивая свои джинсы, и скрылась в коридоре, оставив Леви смотреть ей вслед. А затем раздался звук открывающейся двери и хлопок — одуванчик зашла обратно в квартиру близнецов.

Странный осадок после их еще одной встречи показался Аккерману довольно приятным. На удивление, он думал, что третья встреча за один день с Жёлтыми Кедами доведет его до ручки, но произошло совершенно другое — серые мрачные мысли покинули его голову, тоскливую песню включать заново не хотелось, а небо над головой перестало казаться таким противным, каким было до этого. Повертев наушники в руках, смотря при этом в пустоту, Леви вдруг прикусил передними зубами свою нижнюю губу и цыкнул. Точно ведьма. Светловолосая, позитивная, радостная ведьма, черт возьми.

На удивление, этой ночью ему удалось заснуть без снотворного или валерьянки. Уснул он поздно, но хотя бы своими силами, не прибегая к помощи каких-либо препаратов. И утром он без особого ворчания отправился в колледж, не обратил внимания на то, что лифт привычно пыхтел и тормозил, не раздражался из-за большого количества людей в автобусе. Нет, он не был рад, и после разговора с Руби в его душе не возникла внезапная гармония. Просто то ли не было сил привычно раздражаться от всего происходящего, то ли он просто смирился. Как только он оказался в автобусе, то тут же словил себя на мысли, что машинально ищет глазами знакомую белобрысую макушку, и чертыхнулся, заставив сидящую недалеко бабку покоситься на него. Ждал ли он здесь увидеть Руби? Скорее не ждал, а был готов ее здесь встретить, потому что она живет в том же районе, что и он.

Но зря, потому что Неврубашки не было. Видимо, она ускакала в колледж раньше.

Выйдя на нужной остановке, Леви вдруг вспомнил, как однажды она шла перед ним в сторону гадюшника, напевая песню, которая играла у нее в розовых наушниках. За ней было наблюдать довольно любопытно, надо признать.

Но сейчас перед ним идут только незнакомые люди и некоторые студенты, и Леви тяжко вздыхает. А на подходе к колледжу его привычно встречает Эрвин. Блондин был в приподнятом настроении от вчерашней новости о возвращении отца, и Аккерман воздержался от каких-либо комментариев и ворчания. Смит редко был таким счастливым, и портить ему настроение брюнет не мог позволить даже себе, поэтому был тихим и терпеливым, наблюдая, как друг чуть ли не светится изнутри. Эрвин отца очень любил. И очень ждал их встречи в субботу.

Есть ли у самого Аккермана человек, возвращения которого он ждал бы с таким нетерпением?

Теперь — нет. Уже как два года.

Хотя, Эрвина бы он тоже ждал. Только вот он никуда не уходит.

— Пойдешь сегодня? — задал блондин вопрос, пока они неизменно подходили к дверям учебного заведения.

— Куда? — скупо отозвался Леви.

— Работать.

— Нет, — качнул головой, — не сегодня. У нас с оду... гномьей блевотиной разное количество пар, да и она, вроде, добровольцем на уборку помещения осталась. Завтра будем.

— И откуда же ты узнал о ее планах?

— Сама сказала. Я ведь тебе звонил, говорил, что она меня преследует. Потому что вчера она, черт возьми, была на новоселье у моих новых соседей! Почему все так происходит? — уже тише спросил Аккерман, и, кажется, вопрос был риторический. — Я с ней знаком всего ничего, а встречаю ее чаще, чем тебя.

— Может, это не так уж и плохо? — как бы случайно проронил Эрвин, наблюдая за реакцией друга. И его реакция себя ждать не заставила.

— Ты че, — убийственно зыркнул на него Леви, — чокнулся? Я не такой отбитый, чтобы водиться с ней.

Смит только промолчал, и ей-богу, Аккерман видел, что он сам себе на уме. Надумал что-то — и хрен его переубедишь!

— Почему ты дал ей такое прозвище? — просто интереса ради спросил блондин, а брюнет хмыкнул.

— Ты ее башмаки видел? Такой кислотно-желтый цвет, что хочется выдрать себе глаза. Истинная гномья блевотина!

— Так говоришь, будто ты видел такое явление, — явный подкол с затаенным ехидством.

— Отстань.

— Пойдешь сегодня на мероприятие вечером?

— Ты же знаешь ответ, — Аккерман взглянул на друга снизу вверх. — Нет. Ненавижу людей, а еще больше я ненавижу места, где их много.

Эрвин лишь что-то смекнул у себя в голове, и, судя по его виду, от него можно было ожидать какой-то подставы. Леви это прекрасно понял, поэтому сощурил глаза и шикнул:

— Не смей. Эрвин, не смей.

— О чем ты? — невинно поинтересовался тот.

— Не смей меня туда тащить, белобрысый засранец.

Но кто бы его, конечно, слушал? Естественно, никто. А Смит — уж тем более.

Когда у Леви закончилась последняя пара, он собирался потихоньку слинять домой и запереться в квартире до утра, чтобы Эрвин до него не добрался и не потащил на местную тусовку, которую скоро Аккерман будет благим матом крыть. Пока блондин где-то шастал, брюнет не упустил возможности унести ноги, но прямо на выходе столкнулся с Руби, которая держала швабру и танцевала под музыку. У нее были те же розовые веревочные наушники, клетчатые штаны, красная кепка на голове и привычные желтые кеды на ногах. Именно в таком наряде она не так давно шла перед студентом по улице и отплясывала только ей известную песню. И вот опять — танцует в холле шараги, воображая из швабры своего партнера по пляскам, и совершенно ни о чем не парится.

— О, Львенок! — как назло заметила крадущегося к выходу Аккермана одуванчик и активно замахала ручонкой, едва не уронив швабру на пол. Леви аж своими ушами услышал скрежет собственных зубов, но все же немного раздраженно глянул на причину своей головной боли. — Как дела?

Брюнет своим ответом ее не удостоил. И ежу понятно, какие дела у него могут быть — хорошими тут даже не пахнет. А вот у этой девчонки отметка хорошего настроения опять непозволительно высоко.

— Не передумал? — никак не отставала от него одуванчик, подойдя ближе.

— Насчет чего? — мрачно поинтересовался Леви, смотря на нее исподлобья, как готовящийся боднуть баран.

— Сегодняйшней вечеринки.

— Нет, — только и бросил парень, а потом, увидев мельком появившегося из-за поворота Эрвина, поспешил ретироваться и выскочил вон из здания. И почему все вокруг к нему лезут и лезут? Им что, делать нечего? Он просто хочет сидеть дома, черт возьми, в спокойствии и тишине! Нет же ж — прилипли.

Никто молитв Леви слышать даже не собирался, поэтому его быстро нагнал Смит. И этот блондин явно что-то задумал.

— При всем к тебе уважении, — говорит Аккерман, покосившись в его сторону, — твое хорошее настроение ничего хорошего мне не сулит.

— Да ладно тебе, — отмахнулся Эрвин, уже активно размышляя над тем, как вытянуть социофобную задницу друга на свет Божий.

*  *  *  *  *

На улице уже все раньше и раньше начинает темнеть, и в назначенное для тусовки время было уже темно; на улице через один горели фонари, увеличился поток машин и спешащих домой людей, а вот у студентов веселье только началось. Круглая дата со дня основания медицинского колледжа оказалась настолько важным событием, что ректор даже одобрил идею забацать вечеринку в честь этого, что было, понятное дело, удивительным явлением. Тем не менее, студенты были руками и ногами за любой движ, поэтому активно подтягивались в учебное заведение, куда впервые шли с такой охотой; для всего этого мероприятия был прибран здоровенный холл, куда притащили звуковую установку и все в этом роде.

Был бы здесь Леви, он бы сказал, что куры в петушарнике перешли на новый уровень, но увы, парня здесь не было и в помине, а Руби только вздохнула, оглядывая результаты своих трудов. Она вместе с добровольцами привела всю эту территорию в порядок, даже умудрилась взять отгул у ректора, который хотел заставить ее и дальше пахать в ремонтируемой аудитории, и теперь вот — все готово, даже первые люди уже появились. Кто-то со старших курсов имеет практику ди-джея за плечами, поэтому тут же взял организацию музыки в свои руки; включилась светомузыка — на полу, стенах и на потолке заплясали разноцветные отблески.

Руби была очень неплохим организатором подобных мероприятий — открытая и заводная девчонка-искорка. Честно признать, только в такие моменты на нее и обращали внимание, в остальных же случаях с ней никто особо не связывался. Почему-то все считали утомительной дружбу с такой гиперактивной девчонкой. А она что? А она слишком добрая, чтобы обижаться или расстраиваться из-за этого, ее не беспокоит чужое мнение, она уважает чужой выбор: не хотят люди сближаться с ней — это их дело, и обижаться на это не надо. Обидеть ее просто нереально.

Обычно люди восхищаются такой смелостью с ее стороны, ведь она умеет не обращать внимания на чужое мнение, но почему-то, когда дело касается непосредственно кого-то напрямую, они обижаются на нее за то, что ее их мнение не беспокоит. Странный народ.

Нет, она не эгоистка, она не ненавидит людей, она не горда и не заносчива. Просто она никому не позволяет сделать границы ее возможностей и желаний меньше, чем она того хочет. Говорят, что у каждого человека обязательно есть свои рамки, но в ее случае можно сказать, что она настолько раскинула свои границы, что их уже и не видно. Она свято оберегает собственную жизнь от влияния посторонних людей, при этом спасаясь за широкой улыбкой.

Ведь если человек улыбается — у него все хорошо, так? Даже если и нет, то за улыбкой не видно тех проблем, о которых другим знать не следует.

Улыбка — не только хорошее оружие, но и отличная оборона.

— Неплохо вы тут забацали, — вырвал Руби из раздумий нахальный голос Нарриса Бретта, который заявился на вечеринку с Эшли в обнимку. — О, морковка, будь здорова!

— И тебе не хворать, — широко улыбнулась Неврубашка, вновь блеснув своим выпирающим левым клычком. Многие называют эту улыбку обаятельной и красивой, даже не зная, что скрывается за ней. — Я думала, ты опоздаешь.

— Еще бы я — и опоздал? — чересчур удивленно и ошалело воскликнул Наррис, ткнув себя пальцем в грудь. — Да я король любой вечеринки, пупс!

— Переигрываешь, — хмыкнула Эшли, поправив локоны темных волос.

На тусовку могли пройти абсолютно все молодые люди, даже не являющиеся студентами данного заведения. Вот Наррис и прикатился на своем мотоцикле.

Народа становилось все больше и больше, музыка — громче, обстановка — веселее. Энергичные, медленные, парные и групповые танцы, современное звуковое сопровождение. С первого взгляда смотришь — вот, где веселье, бурлящая юность, безбашенность, упоительная эйфория юных лет. Кажется, что вот оно — веселье, всем ведь нравится, все улыбаются, танцуют, отрываются по полной программе.

Но радость ли это? Есть ли она здесь, если присмотреться? Можно ли ее разглядеть среди подвижных тел, ярких огней светомузыки?..

Руби собирает свою радость по кусочкам год за годом, пытается сложить ее, словно пазл. Склеить, как давно разбившуюся вазу. И она может сказать, что такая радость, такой пазл, не вписывается в ее картину. Весело? Да. Громко? Да. Лихо, безбашенно, молодежно? Тоже да. Только вот радости она так и не чувствует.

А на девичьем личике продолжает блистать широкая улыбка. Да, ей хорошо, ей весело, но она не рада. Так пусть этого не видят другие — это их не касается.

Пусть думают, что за улыбкой не может находиться бездонная пропасть. Пусть.

Эта пропасть — пропасть только ее. Остальных не касается это. Кто она такая, чтобы обременять кого-то и портить кому-то жизнь своими проблемами? Может, проще улыбаться.

Несколько раз Руби ловила себя на мысли, что глазами мечется по помещению, выискивая невысокую, но крепкую фигуру «сокомандника», однако быстро приходила в себя. Она помнит его слова. Его здесь не будет, можно и не искать. А почему ей вообще хотелось увидеть его здесь? Может, он был единственным из посторонних людей, кто обратил внимание на подвох, скрытый за ее улыбкой? А хотя, она для него — просто помеха, раздражитель. И почему она его выискивает глазами, мозгом понимая, что он не придет?

Руби танцевала, веселилась, смеялась, веселила и других тоже, но вскоре громкая музыка начала утомлять, отблески светомузыки — раздражать глаза, а весь движущийся хаос тел вокруг — давить. Почему она вдруг почувствовала себя вновь чужой, хотя пару минут назад успешно влилась в коллектив и была зажигалкой? Ведь именно это любит толпа — зажигать. Почему как только у нее пропали силы, она вновь стала чужой? Огонек иссяк — и все, тебя выталкивают из общества, как инородное ненужное тело. Стоит только перегореть окончательно — и ты никогда не сможешь вернуться обратно.

Перегорела ли Руби? Пока нет. Но кто знает, может, до этого недалеко?

Становится нечем дышать, грохот музыки и людские выкрики смешиваются в один непонятный гул, а перед глазами слишком пестрит. Чувствуя свою собственную слабость, Руби улыбается как ни в чем не бывало и выбирается из толпы.

— Ты куда, морковка? — доносится до нее окрик Нарриса, а она, переборов головокружение, смотрит на него, улыбается и машет рукой. — Все в порядке?

— Да, все отлично, — выглядит, как вполне честный ответ. — Я скоро приду.

И она уходит подальше. Основной свет в здании выключен — работает только пестрая светомузыка, и ее фигура растворяется среди разноцветных отблесков. Рука тянется в карман толстовки, пальцы нащупывают холодный металл одинокого ключа от двери на крышу колледжа. Руби еще на первом курсе успешно сперла у Пиксиса связку ключей и наделала копий, и именно этот ключ является у нее самым часто используемым. Просто так на крышу никого не пускают, а она слишком любит подобные места.

Хотелось на свежий воздух. Хотелось глотнуть его и обжечь морозом собственное горло, как после ядрено-мятной конфеты. Она едва ли не бежала в сторону лестницы от нетерпения, когда вдруг увидела странную движуху в стороне.

— Неуклюжий баран! — взрывной бестией выкрикнула довольно эффектная девушка, всплеснув руками. Стройная, с точеной талией, длинноногая, одетая во все темное — темные обтягивающие джинсы, такого же цвета футболка с белым светоотражающим принтом двух крыльев популярной марки «Wings of Freedom», а на хрупких плечах висел расстегнутый пиджак. Идеально прямые волосы были довольно короткими — не доставали даже до плеч, но ей очень шла эта прическа; в мелькнувшем белом свете светомузыки ее шевелюра вдруг блеснула ярко-рыжим.

На полу, прямо под ее ногами, валялись осколки разбившегося стакана. Сама же девушка выглядела, как взбешенная дьяволица.

— Следи за язычком, стервочка, — не показал ни капли раскаяния в содеянном виновник шумихи. Это был высокий широкоплечий парень довольно атлетического телосложения, нарядившийся этой девушке подстать — во все черное: темные джинсы, выгодно подчеркивающие длинные ноги, с прорезями на коленях; черные кожаные ботинки с мощной подошвой, темная рубашка поло со знакомой эмблемой двух светоотражающих крыльев на груди, а также кожаная блестящая черная куртка, небрежно расстегнутая нараспашку.

Руби с интересом немного понаблюдала за ними со стороны, пытаясь вспомнить, кто же это. Она знала почти всех студентов этого колледжа, поэтому быстро начала активно перебирать в голове все их образы, пытаясь сопоставить с этой парочкой. И память ее не подвела — она вспомнила, кто эти молодые люди.

Господа первокурсники собственной персоной. Только вот они, вроде, из параллельных групп. Девушку она видела не так часто, а вот парня запомнила — именно он был в группе тех счастливчиков, которых она напугала в аудитории биологии в первый же учебный день. Жан Кирштайн, вроде, его звать — пару раз слышала это имя в его адрес, а еще у него есть погоняло «лошадиная морда». Заносчивый и своенравный нахал со сложным характером.

Насчет девушки... Вроде, рыжих девушек в колледже не так много, поэтому круг поиска значительно сузился. Среди студентов первого курса есть только две рыжих студентки, причем одна — длинноволосая и кудрявая, как барашка, а вторая — со стрижкой каре. Видимо, это именно она. Как там ее зовут и в какой она группе?

Руби слегка прищурилась и задумчиво прикусила губу. Косяк, она не помнит ее имени. Надо будет как-нибудь глянуть.

— Чего ты лыбу давишь? — наехала рыжая девушка вновь на своего противника. Она так колко глянула на него исподлобья, что вполне могла проткнуть насквозь, было бы это возможно.

— Да ладно тебе, бельчиха, — парень довольно хмыкнул, видя, как девушку перекосило от такого прозвища, — не раздувай из мухи слона.

— Как ты меня назвал? — взбешенной кошкой зашипела студентка, и ярость волнами распространилась от нее на ближайшие пару метров. Она вдруг мгновенно переступила через осколки бедного разбившегося стакана и лихо налетела на оппонента, резко отпихнув его к стене; цепко схватилась за ткань воротника черной мужской рубашки поло и потянула вниз, вынуждая удивленного таким поворотом событий парня нагнуться на её уровень. Да, рост у них значительно различался: пока у девушки отметка роста была около сто шестидесяти двух сантиметров, парень был уже все сто девяносто.

— Вау, — только и произнес студент, с удивлением бегая глазами по яростному лицу девушки, которая так лихо припечатала его к стеночке.

— Еще один гудок с твоей платформы, и твой зубной состав тронется, — угрожающе зашипела рыжая ему в лицо, едва не задев носом его нос.

Руби многообещающе подняла бровь, незаметно наблюдая за этим. Взрывная парочка. Она оценивающе сдвинула губы в правую сторону, внимательно рассматривая первокурсников.

Девушка явно занималась боевыми искусствами. Или же минимум — знала азы самообороны. Ее движения были точны и быстры, как у человека, который знает, что делать, а главное — имел в этом практику. За словом в карман не полезет.

Парень же вовсе не выглядел испуганным; он просто не принимал никаких попыток отстраниться или отодвинуть от себя взбешенную фурию, хотя у него силы было гораздо больше, чем у нее. Он просто был удивлен и сейчас разглядывал местную амазонку с каким-то мелькнувшим восхищением, хотя потом быстро нацепил на лицо самодовольное выражение.

Больше не желая продолжать этот разговор, девушка резко отстранилась от него и быстро скрылась из поля зрения прерывистыми шагами. Парень проследил за ее движением, а потом расправил плечи, почесал короткостриженный затылок, вдруг громко хмыкнул и хохотнул.

— Белка-убийца, — ему было явно весело. Он покачал головой, усмехнулся и вновь посмотрел ушедшей девушке вслед.

Руби тем временем, досмотрев представление до конца, быстренько смоталась туда, куда шла изначально. Только вот теперь она о чем-то явно раздумывала, пока поднималась по лестнице наверх.

В тот самый момент, когда ее нога оказалась на первой ступеньке, в холл вошёл тот, кого она увидеть не ждала. В компании Эрвина в колледж заявился и Леви, жутко недовольный, но смирившийся. Он раздраженно и бессильно обвел глазами толпу танцующих, пытаясь игнорировать громкую музыку.

Руби его не увидела. К тому моменту она уже шла по лестнице вверх. А он не видел ее, потому что она была вне поля его зрения.

*  *  *  *  *

— Я тебя грохну когда-нибудь, — многообещающе буркнул Аккерман, смотря на танцующую толпу, как готовящийся раскидать свои иголки дикобраз.

Смит только довольно глянул на него. Он успешно смог вытащить брюнета на свет Божий, и это уже хорошо, ибо иначе тот бы просто начал разлагаться в своей квартире. А лишняя смена обстановки никому не повредит.

Только вот Леви был жутко недоволен таким поворотом событий. Но, тем не менее, держал свой фонтан претензий при себе, боясь портить Эрвину настроение из-за скорого приезда его отца. Чего только не сделаешь ради дружбы — даже на местную тусовку пришлось переться, черт возьми. Эрвин ещё за это получит — Леви уже давно планировал за все свои мучения отомстить и связать шнурки на кроссовках друга в морской узел. Надо только теперь подходящего момента дождаться.

Вынашивая план собственной мести, Леви лениво пил яблочный сок из пластикового стаканчика. Лучше бы он сейчас в своей квартире чай пил, ей-богу. Танцевать он не любил, местную популярную музыку — терпеть не мог, а большие скопления людей — ненавидел. Но, черт возьми, Эрвин был хитрожопым светловолосым манипулятором. Леви сам себе удивился, каким образом он позволил другу вывести его сюда.

Перекинувшись со Смитом парой фраз, Аккерман решил прошвырнуться по округе, пока блондином завладела группа старшекурсников. Брюнет шел вдоль стеночки, пытаясь слиться с поверхностью или стать тенью. Местная музыка его вымораживала. Почему он чувствовал себя здесь затравленным, хотя ему никто здесь зла не желал? Почему он чувствует себя лишним? Почему он выглядит, как волк на псарне?..

Идя по коридору в сторону лестницы наверх, он вдруг замечает одинокую поблескивающую горку стекла на полу — здесь разбился стакан, а осколки никто не убрал. Парень презрительно скривил губы, затем поднимаясь по ступенькам вверх. Дойдя до верхнего этажа, он остановился, смотря на продолжение лестницы — она вела дальше, то ли на чердак, то ли на крышу, и самое главное — дверь наверху была чуточку приоткрыта, видимо, от сквозняка. Странное детское любопытство заставило его навострить уши и слегка прищурить глаза. В той части здания он никогда еще не был и знал, что студентам на крышу пройти было нельзя — эта дверь всегда была закрыта на ключ. А сейчас — так заманчиво приоткрыта.

«Так фильмы ужасов и начинаются», — подумал Леви, но бесшумно и быстро поднялся по лестнице наверх, оказавшись перед этой дверью. Легонько пихнул ее рукой, вынуждая открыться полностью; в лицо тут же дунул порыв прохладного вечернего осеннего ветра, растрепав волосы и вынуждая щурить глаза. Аккерман бегло огляделся: это оказался выход на крышу учебного заведения. Впереди была ограда, как на смотровой площадке, и парень, с удовольствием дыша свежим прохладным воздухом после спертой атмосферы тусовки внизу, прошел вперед, прикрыв за собой дверь; раздался едва слышный щелчок дверной ручки.

Шершавые ладони легли на холодный металл перегородки, пока Леви смотрел то перед собой, то вниз, видя и огоньки рядом расположенных зданий, и бегающих внизу студентов. Это место понравилось ему куда больше того, что творится внизу в холле. И музыка сюда почти не доносится — так, легкий намек, какое-то смутное расплывчатое звучание и гул.

А потом он вдруг напрягается, когда слышит чужой тихий шаг. Тело сразу напрягается. Он здесь не один — понятное дело, черт возьми, не зря же эта дверь была открыта.

Уже ожидая, что по великому везению наткнулся здесь на ректора или декана Пиксиса, Леви вздрагивает, слыша откуда-то сбоку знакомый голос:

— Львенок?

Он обернулся резко, как ошпаренный, видя перед собой одуванчика.

— А я и не думала, что ты придешь.

Продолжение следует...

Bebe Rexha — I'm a mess

https://www.youtube.com/watch?v=qhSds5jPnFo

Источник видео: https://youtu.be/qhSds5jPnFo

Дата публикации главы: 18.10.2020.