Десятилетние
Лиам был самым неугомонным ребенком, опережая в этом даже Шарлотту. Он постоянно шалил и веселился, постоянно кричал и шумел, и каждый раз ел несколько порций, опережая в своем обжорстве даже крупного Чарли. Тогда, я думала, что со временем парня разнесет, и он станет большим и толстым, но как оказалось, ему это не грозит.
Лиам всегда щеголял с идеальной спортивной фигурой.
Первый год оказался для нас всех непростым. Мы все были слишком разные, и мало, кто хотел участвовать в тех неприятностях, на которые побуждали нас Шарлотта и Лиам. Тони в плане организации неприятностей уступал этим двоим, которые, понятное дело, невзлюбили друг друга. Но все-таки предпочитали шалить сообща. И так как заводилами были оба, то постоянно спорили за «лидерство» и «первенство» в очередном глупом плане.
Чарли смотрел на них испуганно и всегда пытался скрыться у себя в комнате до того, как эти трое втянут его в очередную катастрофу.
- Я не виноват!
- Это все он!
- Мама!
Вот так примерно выглядел каждый ужин в этом особняке. Отец Шарлотты и мама Лиама постоянно выслушивали пламенные речи своих непослушных друзей, пока остальные родители спокойно поглощали свой ужин.
Я хоть и была замкнутой, но вот мямлей меня было сложно назвать. У меня было свое мнение, и даже Шарли не могла меня переубедить, отчего я не раз хвасталась очередным синяком перед отцом, считая, что достойно отстояла свое мнение, не упав к ногам этого «командира». Но порой именно мне приходилось «совершенствовать» непродуманные планы этих ребят, потому что мозги у них в эти годы работали туго. Да и что врать, со временем мало что изменилось.
Теа, практически, не играла с нами, и ее, как и Сэм, уводили гулять на набережную, в то время как мы оставались дома и переворачивали все вверх дном. Как правило, я и Чарли просто ходили вслед за остальными и возвращали все опрокинутые вещи на свои места, когда это еще было возможно.
Дэвид научился выворачиваться их каждой ситуации, выставляя дураком невиновного. Засранец с детства умело манипулировал взрослыми. Этот низкорослый парень не раз чем-то кидал в Шарлотту, когда та не видела, а стоило той обернуться, парень уже стоял за спиной ничего неподозревающего Лиама или тони. Конечно, весь свой гнев девчонка обрушивала именно на них, пока Дэвид тихо посмеивался где-то в сторонке. И он хорошо бегал, что не раз спасало его худощавую задницу от рукоприкладства ребят.
Лучше всего я общалась все-таки с Чарли. Он тоже любил читать и был тихим, с ним не нужно было бояться, и от него точно не стоило ждать никаких проблем.
А вот с Лиамом, я почти враждовала, потому что отец постоянно пытался воззвать меня к разуму, и убедить, что Лиам хороший мальчик. Мне это не нравилось. А этот парень только стоял в это время напротив меня и нагло мне улыбался, мило хлопая своими длинными ресницами, о которых мечтала не одна девочка в этом доме.
Лиам постоянно что-то крушил, будучи непоседой и шаловливым ребенком, но когда его отчитывал кто-то из взрослых, мне почему-то становилось его жаль. Ну, что с ним поделаешь, если он такой? Неповоротливый, невнимательный и непоседливый? Он все равно найдет, что задеть и опрокинуть, и он не сможет не придумать очередной неудачный фокус, прокравшись на кухню, когда кухарка выйдет во двор.
Поэтому, к концу лета, я уже начинала прикрывать его. Тогда хотелось казаться взрослой и быть ответственной за этого непоседу, но Лиам никакую мою речь не воспринимал всерьез. Он только улыбался и невинно хлопал ресницами, когда я пыталась упрекнуть его в чем-то.
И эти большие глаза насыщенного изумрудного цвета...
Они западали мне в душу, и я не могла быть сурова к нему, когда он смотрел на меня. Возвращались мы в Сан-Франциско все так же вместе, но сидели на этот раз порознь, дабы избежать очередной ссоры.
Время неизбежно шло вперед, и мы не могли не меняться. Теа и Эшли становились более утонченными, а я все больше погружалась в учебу, потому что у меня получалось реализовывать себя здесь. Я участвовала во всех школьных мероприятиях, посещала тренировки, ходила в кино, но все равно не готова была променять учебу на что-то малозначительное.
Чарли с каждым годом становился все рослее и шире, а вот Дэвид так и оставался худощавым, только длина челки, спадавшей на его лицо, прикрывая глаза, всегда оставалась неизменной.
Нам было уже по десять, а мы все еще препирались друг с другом. Чарли все еще дружил со мной теснее, чем с другими девчонками, но уже предпочитал проводить время в «мужской» компании, которой, несомненно, руководил зеленоглазый засранец.
Лиам тоже менялся, он взрослел, и пусть это совсем не отражалось на его мозгах, он уже хотя бы пытался проводить все свои шалости тихо и более аккуратно, чтобы нам больше не пришлось вызывать пожарных, или везти меня с Сэм в больницу с переломом запястья.
И мы с Лиамом виделись, практически, только здесь, в этом особняке, потому что все остальное время я старалась избегать поездок с отцом к нему в гости. Но было и такое, что он со своим отцом приезжал к нам, и тогда мне приходилось уводить его в зал, чтобы не мешать взрослым обсуждать работу и бизнес. Мама Лиама всегда передавала им с собой кучу выпечки, поэтому мы поглощали ее сидя перед телевизором. Лиам вел себя наедине со мной спокойно, не потешался надо мной, как мог делать в компании мальчишек, не задирал меня, и, вообще, был довольно мирным. Мы любили одни и те же телешоу, и в эти редкие дни я от души смеялась с шуток Лиама. Иногда ему даже удавалось развеселить меня так, что мы начинала играть в прятки, или просто бегать по дому, визжа от восторга и задыхаясь от смеха.
В этот период я сблизилась с Сэм, которая все еще была угловатой и такой же помешанной на творчестве. Она могла рисовать часами, и я часто наблюдала за ней с высоты своего балкончика, когда та сидела на набережной с одной из нянь, и рисовала картину за картиной. Сэм была странным ребенком, но таланта ей было не занимать. Однажды она несмело протянула мне лист бумаги и, когда я взяла его, та убежала. А в моих руках оказался мой же портрет.
С тех пор я всегда поддерживаю Сэм в ее начинаниях, потому что так рисовать может только гений. И раз сама она девочка скромная и привыкла отмалчиваться, я пыталась придать ей уверенности своей поддержкой и любым добрым словом.
Дэвид отгородился от всех и жил теперь в каком-то своем мире. Меня он не любил и называл меня «барби», зная, что это оскорбит меня лучше, чем что-либо. Парень открыто враждовал с Лиамом и Тони, которые не брали его с собой, а Шарлотту он все еще доставал и всячески прикалывался над ней, да так искусно, что иногда даже наши отцы восхищенно смотрели на него, коря себя за то, что в его возрасте не додумались до такого же.
Меня считали самой уравновешенной и воспитанной среди всех этих сумасшедший детей. Все мамочки буквально души во мне не чаяли, постоянно приводя меня в пример остальным. Мама Лиама, Кэсси, меня обожала и прекрасно понимала, что я не раз спасала ее Лиама от гнева отцов и очередного скандала.
И в этом доме можно было увидеть плачущими всех девочек, кроме меня и Шарлотты. Только если та вообще не поддавалась слезам, то я предпочитала реветь, уткнувшись в подушку, чтобы никто не видел меня в этот момент.
Но и у меня не всегда все шло под контролем. Однажды, когда Дэвид в очередной раз прилюдно обозвал меня глупой барби, когда зашел в комнату и увидел меня с книгой в руках, я ошеломила всех тем, что расплакалась.
Мне было до жути, как обидно, слышать такие слова в свой адрес. Я не раз пыталась доказать всем в школе, что я неглупая девчонка и мои отличные отметки не вызваны тем, что учителя просто любят меня. Потом мне приходилось доказывать всем, что я не заучка, потому что ботаников у нас тоже не любят. Каждый день приходилось балансировать между популярной девочкой и скучной заучкой, что сильно угнетало.
Образ белокурой глупой девчонки все еще слепо шел следом, хотя я была совсем не такой. Цвет моих волос хоть и был светлым, но серое вещество в моей голове работало на полную мощность уже с ранних лет.
Когда меня колко задевала Эшли, словами, что я «ботан», я сносила это спокойно. Мне все говорили, что я красивая девочка и отражение в зеркале лишь подтверждало их слова, поэтому, я понимала, отчего Эшли так цепляется ко мне. Ведь, несмотря на то, что парни не брали меня в свои мальчишеские игры (этой чести удостоилась только Шарли), Чарли и Тони, не говоря уже о Лиаме, выделяли меня среди девочек и всегда были со мной добры и приветливы. С Тони я была на короткой ноге, что позволяло мне часто виться вокруг него, а с Чарли у меня всегда были теплые отношения. Тем более, что именно я прикрывала их и пыталась снять градус напряжения, когда их отчитывали за очередную непредвиденную ими катастрофу.
Но в тот раз мне было по-настоящему обидно. Учитывая, что ровно за две минуты до прихода Дэвида, Лиам тоже как-то обидчиво высказался в мою сторону, упрекнув в том, что я снова «выделяюсь» среди них со своей книгой в руках, то ничего удивительно в том, что слова Дэвида просто добили.
И это был первый раз, когда я плакала при этих ребятах. Теа и Чарли испуганно переглянулись, Эшли побежала жаловаться на Дэвида, который уже всех раздражал, Сэм округлила глаза, переводя испуганный взгляд с меня на нахмурившегося Дэвида, а Лиам, отойдя от шока, с размаху въехал кулаком по лицу парня.
С тех пор Лиам тоже стал присматривать за мной, не давая Дэвиду или Эшли обидеть меня.
Пусть засранец все еще раздражал меня неуместными шутками и тормозной жидкостью в своей голове, но он был милым. Он не дулся на меня, разрешал мне играть с ними, и вообще, вел себя как маленький мужчина. Глупый, неловкий, но мужчина.
И, что врать, он мне нравился.