Семилетние
Каждое лето мы с отцом уезжали в Майами, где он работал одним из руководителей многолетнего проекта, который объединил в себе сотрудничество нескольких городов. Каждый летний сезон туда съезжались крупные представители бизнеса из Сиэтла, Нью-Йорка, Лос-Анжелеса, Сан-Франциско, Нью-Джерси, Бруклина и Чикаго. И каждый из них тащил за собой багаж в виде жены и детей. Особо бесстрашные привозили любовниц, а кто-то просто бросал все к чертовой матери, и весь сезон наслаждался своим одиночеством и покоем.
Все коллеги отца, как назло, ссылали сюда своих детей вместе со мной, не понимая, что ни один из нас не рад этому ни на йоту.
Мы жили в шикарном доме, недалеко от набережной. Особняк из белого камня, обрамленный густой пышной зеленью и цветным разнотравьем. Три этажа, которые предоставляли нам огромное поле для игр, несколько винтовых лестниц, с которых падал уже чуть ли не каждый, и потрясающим видом из окна.
Но положительные эмоции, как правило, на этом и заканчивались. Потому что вся эта красота меркла, в сравнении с тем, что представляли собой бесконечные дни в окружении сумасшедших детей, которые не ладили между собой.
Взрослые пугливо отдали нам целый этаж, понимая, что не смогут выносить наши крики и бег через дверь коридора. А зря, потому что не будь мы предоставлены сами себе, им не пришлось бы седеть из-за каждой нашей выходки и громогласной разборки.
Первым мальчиком, с которым я познакомилась по приезду, оказался вполне спокойный и мирный брюнет. Смуглая кожа, скулы и теплые карие глаза, вызывавшие доверие не только у взрослых. Но уже спустя день, я поняла, что этот парень будет участвовать во всех шалостях, потому что его характер был слишком веселым, и я уже тогда поняла, что его озорной нрав принесет нам проблемы. Так и случилось, потому что он на следующий день после приезда что-то взорвал в своем туалете. Его звали Тони.
Девочка, которая приехала из Нью-Йорка заняла комнату рядом с моей. Огненные кудрявые волосы, смешные веснушки, россыпью расположившиеся на ее лице, и большими глазами насыщенного зеленого цвета. Как зелень в нашем саду. Ее звали Сэм, и она была самой младшей из нас. Она всегда приезжала с мольбертом, сотней кисточек и карандашей, которые валялись по всему дому, отчего вторая девочка, с которой я познакомилась, бесилась, и норовила проткнуть беднягу ее же «богатством». О, вторая девочка была той еще фурией!
Она приехала из Чикаго. И в тот момент, я подумала, что лучше бы она там и осталась. Чертовка метнула в меня жвачкой из рогатки сразу, как переступила порог этого дома, потому что я осмелилась заступиться за Тони, который, не заметив ее, пронёсся мимо и, как следствие, свалил ее на пол. Парень извинился, и хотел было помочь ей, но эта семилетняя бестия просто вывернула ему руку.
За ужином мы с Тони хмуро смотрели на эту самодовольную громогласную девчонку, с копной каштановых волос чуть ниже плеча и такими же карими глазами, как у Тони. Только, если у парня озорной блеск в них не пугал меня, а лишь заставлял нахмуриться, то дикий огонь дерзости и своенравного характера в глазах этой девчонки, откровенно пугал. Ее звали Шарлота, и ей было плевать на то, что нам, семилеткам, выговаривать ее имя было не просто. Но стоило нам сократить его или просто обратиться к ней по ее короткой легко запоминающейся фамилии, травму получал каждый. Я тайно ненавидела ее отца за то, что он додумался отдать свою дочь в секцию борьбы в таком раннем возрасте, потому что страдали от этого мы, а не он.
Следующим был темнокожий парень из Сиэтла с ужасно сложной тогда для нас фамилией Кэмпбелл. Благо его имя оказалось простым, и порой официальное «Чарльз», мы заменяли на более уместное «Чарли». Я благодарила небеса за то, что они послали нам этого мальчишку, потому что он был единственным, кто помогал мне прикрывать шалости остальных и помогал воззвать их к разуму, когда неприятности обретали плачевный масштаб. Чарли был спокойным ребенком и был еще больше замкнут, чем девочка из Бруклина.
Теа была самой красивой девочкой среди нас. Еще будучи ребенком, она была такой очаровательной, что от нее невозможно было отвести взгляд. И у нее были чистые голубые глаза, походившие на теплое летнее небо в безоблачный день. Мне импонировало, что она была скромной и правильно воспитанной. Не была избалованной и всегда всем уступала. Мне она разрешала заплетать ее темные шелковые пряди волос в низкие косы и только меня не боялась, когда дом наполнялся детскими криками и шумом разбитых вещей.
Еще к нам сослали темноволосого хитрого Дэвида, которого я со временем стала обожать из-за его бесстрашия по отношению к Шарлотте и его тонкого черного юмора. Мне нравилось его иное восприятие мира и, как ни странно, мы с ним довольно быстро нашли общий язык, будучи детьми, несмотря на то, что он раздражал даже Чарли. Дэвид был мелким, капризным и вредным, а когда его мама пыталась расчесать ему его темные волосы, за которыми он прятал свои жгучие глаза, парень разве что не верещал. Дэвид с семи лет уже доказал, что его внешний вид – не обсуждается, и всякий, кто осмелится влезть к нему с советом, обожжётся о твердый взгляд черных глаз, прожигающих тебя холодной иронией до самых костей.
Еще с нами была девочка из Лос-Анжелеса. Избалованный и самовлюблённый ребенок с вредным характером. Но девчонка умела вести себя на людях, поэтому ни один взрослый не хотел верить, что эта «принцесса» носитель многих разногласий и неприятностей. Ее звали Эшли, и она слишком любила внимание к своей персоне, даже будучи сопливой семилеткой. Она хорошо танцевала, занималась вокалом, любила красивые вещи, и никто не сомневался в том, что это будущая звезда Голливуда. Но, несмотря на то, что я ее на дух не переносила в то время, даже мне приходилось защищать ее от нападок беспощадной Шарлотты, которая не упускала возможности пошалить. Однажды я успокаивала Эшли в туалете, когда той остригали ее красивые волосы из-за застрявшей в них жвачки Шарли, которая в свою очередь истерила из-за того, что промахнулась и не попала девчонке на макушку. Она-то хотела, чтобы Эшли подстригли налысо, а не состригли ее волосы до линии плеч! Да, Шарлотта уже тогда не знала золотой середины, и ее всегда метало из крайности в крайность.
Но все это меркло по сравнению с тем, что вызывал во мне мальчик, который жил в одном городе со мной. Наши отцы дружили, но я никогда не видела его прежде, и была бы рада, чтобы так это и оставалось. Увы, в аэропорте нашего Сан-Франциско мы встретились впервые, и он был первым, с кем я познакомилась из этой компании. Наши отцы слишком неуместно стали шутить о том, что наконец-то нас познакомили и еще более неуместно мечтать о том, что когда-нибудь они погуляют на нашей свадьбе. Да, именно так.
Это была самая большая глупость, которую я слышала за свои короткие, но насыщенные семь лет.
Я и этот ... этот .... и Он?
НЕТ.
Жирное «Нет».
Парнишка протянул мне руку, чтобы поприветствовать меня, но когда я осторожно вложила свою ладошку в его, хулиган подарил мне звонкий щелбан свободной рукой. Он заливисто рассмеялся и, кажется, счел это очень смешным. Но не я. Я была в бешенстве.
Его звали Лиам, и он был слишком очаровательным малышом, чтобы взрослые всерьез стали его ругать, заметив, что мы не поладили.
Весь путь до Майами он меня раздражал. Этот темноволосый непоседливый ребенок, не мог заткнуться ни на минуту. Да, он веселил взрослых, но не меня. Я пыталась читать свою детскую книжку, но этот хулиган уже через полчаса вылил на нее свой сок, когда тянулся через меня к своему отцу. И что бы он ни делал, ему все сходило с рук! И то, что из-за него я споткнулась при выходе из самолета, и то, что я зацепилась юбкой о замок его грязного рюкзака, и далее по списку.
Он быстро подружился с Тони и с тех пор эти двое не разлей вода. Но этому мало, кто был рад, потому что эти мальчишки были слишком непоседливы и бесстрашны, отчего каждый день в нашем доме что-то ломалось, терялось, что-то гремело и, черт возьми, рушилось!
Единственным, кого они еще хоть как-то боялись, была Шарлотта, которая уже на второй день засунула голову Лиама в унитаз, когда услышала в комнате Тони очередной взрыв.
У нас с Лиамом не получилось стать друзьями, и мы немало озадачили взрослых, когда не приняли общество друг друга.
- Дурак!
- Сама такая!
Итак, каждый день.
Этот мальчишка вызвал меня на эмоции, которые были для меня слишком новы. А его теплые зелёные глаза с тех пор преследуют меня в каждом ночном кошмаре.
С самого детства.