Глава 39
Степа
Иногда нужно разбить всё вдребезги,
чтобы собрать заново — уже правильно.
— Это полная фигня! — Разочарование и больше ничего – вот, что слышно в моем голосе. Надежда на примирение таяла с каждой секундой просмотренных видео. Тупых видео с клуба с комментариями Василька и моей пьяной персоной в кадре в окружении липнущих девушек. Их лиц там не видно, зато мое – прекрасно!
— А больше нету, — хмурый Василек пересматривает галерею с прошлого месяца. Потом вскакивает на ноги и откидывает телефон на диван, чуть не попадая в Люцифера, который только что удобно расположился. — Так, без паники! Поможет чай с мятой и ромашкой и мозговой штурм.
— Мята с ромашкой меня успокоят, если прорастут на могиле рыжего пидора, — закрываю глаза, сглатываю так некстати скопившуюся слюну и сжимаю телефон так, что еще немного и экран треснет к чертовой матери. Мне, кажется, уже ничего не поможет. Тупая фотография, сделанная глупой влюбленной девчонкой и не менее придурковатым мужиком, который ткнул ею в лицо моей возлюбленной!
Сука. Сука, сука, сука!
— Ну и рожа у тебя, — бросает через плечо Вася, прохаживаясь по комнате пятый круг. — Будто тебя не подставили, а на бабки кинули.
Я швырнул телефон на стол.
— На этих видео темно и ничего не видно! И это было больше месяца назад! — Голос срывается на хрип. — Ты сам бы поверил, будь на месте Ани?
— Да, — кивает Наташа, задумчиво закидывая чипсы в рот, — я бы не поверила.
Вася замер и почесал затылок.
— Ну... — Начал он.
— Вот тебе и «ну»! — Вскакиваю с дивана и снова беру этот дурацкий телефон, тыча в него пальцем. Эта идиотская фотография разлетелась уже по всем сообществам в социальных сетях, ведь Ульяна очень «общительная». — А вот это видишь? Ульяна, которая приперлась за мной в командировку. Которая тогда стояла у меня на пороге и лезла обниматься. И эта ее подруга-фотограф, которая умудрилась поймать момент, когда я ее ОТТАЛКИВАЛ, но на снимке выглядит так, будто я сам ее притягиваю!
Наташа молча гладит Люцифера. Кот урчит, потягиваясь. По его довольной морде видно, как ему начхать на какие-то человеческие проблемы.
— Я даже не знал, что она там будет, — взъерошиваю отросшие волосы, начиная шагать вокруг дивана. — Я приехал по работе, вышел из отеля, а она тут как тут! «Ой, Степа, какая встреча!» — Кривлюсь, изображая писклявый голос Ульяны.
Вася вздыхает:
— Может, объяснишь Ане, что это подстава?
— Я в черном списке с того вечера, — горько усмехаюсь. — И знаешь, что самое пиздецовое? Что у меня нет доказательств! Вот только это тупое видео из клуба, где даже лиц не разобрать.
— Я пыталась с ней поговорить, но она даже слушать не хочет... — Виновато опускает глаза Наташа. Но тут совсем нет ее вины.
— Думает, что вы покрываете меня.
Тишина. Василек задумчиво ковыряет дыру в носке. Наташа чешет кота за ухом. А я стою и чувствую, как бесит меня все: эта фотография, эти круги, которые я нарезаю в попытках придумать как все разрулить, и эта Ульяна. И больше всего – я сам, потому что не догадался снять ее на видео, когда она лезла ко мне вчера.
— Все, — хватаю ключи и телефон с журнального столика, — я поехал к Ане. Если придется ломиться, буду ломиться. Но я с ней поговорю.
Вася и Наташа переглядываются.
— Наконец-то, — она вздыхает.
— Только не ломись, как дикарь, — добавляет Вася. — А то точно получишь по лицу.
Уже хватаюсь за куртку, когда телефон начинает вибрировать. Мама.
— Сынок, — ее голос звучит странно, будто она пытается говорить тихо, но при этом волнуется, — приезжай. Срочно.
Ледяная игла прошибает спину.
— Что случилось? — я сжимаю аппарат так, что хрустит корпус.
— Все в порядке, но... нужно, чтобы ты был здесь. Сейчас же.
Я даже не переспрашиваю. Киваю Васе с Наташей — мол, еду — и вылетаю за дверь, не удосужившись даже нормально застегнуть куртку.
Дорога домой слилась в одно сплошное белое пятно. Я не помню, как вел машину, какие светофоры проезжал. В голове стучало лишь одно: «Если с мамой что-то случится, я...»
Но когда врываюсь в прихожую, первое, что бросается в глаза – маленькие сапожки Славы, аккуратно поставленные у двери. А рядом знакомые ботинки Ани.
Сердце сначала замирает, а потом рвется вперед, как спринтер на финишной прямой. Скулы сводит от напряжения – настолько сильно я стискиваю зубы.
Они здесь.
Мама поэтому звонила?
Шагаю в коридор и тут же слышу голоса, доносящиеся с кухни.
— ... так я и сказала, пусть попробует еще раз! — Смеется мама.
И второй голос. Тонкий, родной, перебивающий пульс в висках:
— Тетя Люба, ну вы же знаете, он никогда... — Аня не договорила, потому что я вошел.
В доме моих родителей за кухонным столом с чашкой чая в руках сидит она. И разговаривает с моей матерью, как будто ничего не произошло. Как будто не стерла меня из жизни последние дни.
Увидев меня, Аня резко вскакивает, опрокинув стул. Глаза – круглые, испуганные. Кролик в свете фар.
— Я... мне пора, — шепчет она, избегая моего взгляда. — Слава! Одевайся!
— Анечка, подожди... — Начинает мама, но та уже пытается прошмыгнуть в коридор. Я не думаю, тело реагирует само. Шаг, и мои пальцы впиваются в ее плечи, останавливая побег.
— Выслушай меня, — голос меня подводит, выдавая стресс. — Пожалуйста...
Аня замирает. Дрожит под моими ладонями, как пойманная птица. Где-то за спиной мама осторожно закрывает дверь в комнату, оставив нас одних.
Мои пальцы дрожат, когда я, убедившись, что Ане не сбежит при первой же возможности, листаю галерею. Вот оно – видео. Показываю Ане: кадры, где Ульяна лезет ко мне, а я отстраняюсь с явным отвращением. Всего пара секунд.
Слишком мало. Слишком тускло. Слишком поздно.
— Я не скинул сразу, потому что... — голос ломается. Я вижу, как она смотрит не на экран, а на меня. На мои трясущиеся ресницы. На капли пота на висках. — Черт, Ань, это же просто пара секунд! Кто поверит, что это «доказательство»? — Он резко выдыхает, опуская телефон. — Ты бы точно подумала, что я выдумываю. Да и... — голос ломается, — ты тогда вообще не брала трубку. А тогда у подъезда, ты просто... ушла. Как будто я для тебя пустое место.
Сжимаю кулаки до хруста в костяшках.
— Я растерялся. Каждый день придумывал, как подойти. А в голове: «Засмеет. Не поверит. Пошлет куда подальше». — Взъерошиваю свои и без того растрепанные волосы. — Чем больше времени проходило, тем тупее казалось тащить тебе это убогое видео... Как будто оно что-то изменит.
Аня молчит. Ее пальцы впиваются в свитер так, что ткань вот-вот порвется.
— Это не оправдание. Я должен был бороться. Я должен был орать, стучать в дверь... — Шаг вперед. Руки снова касаются ее плеч. В этот раз аккуратно, будто боясь поранить. — Вместо этого ждал, что «само рассосется». Это моя ошибка. Самая тупая.
— Я не хочу больше ссор, — ее голос тихий, но твердый. — Но знаешь, что обиднее всего? Я бы поверила сразу... если бы ты сам пришел и рассказал все. Без дурацких фоток. Без сплетен. Просто честно.
Она делает шаг ближе. В уголках ее глаз блестит предательская влага.
— Ты думал, я не пойму? Я же не дура. Видела, как она на тебя смотрит. Но ты промолчал. И это больнее, чем измена.
Я открываю рот, но кончики ее пальцев касаются моих губ.
— Подожди. Я верю. Но мне нужно время, — голос дрожит. — Чтобы не вздрагивать от твоих сообщений. Не проверять телефон, когда ты задерживаешься...
Первая слеза катится по ее щеке.
И я ломаюсь.
Руки сами обхватывают ее так крепко, что слышу, как хрустнуло ребро. Сердце колотится, как сумасшедшее, прямо под ее щекой.
— Просто будь рядом, ладно? — Ее шепот обжигает кожу. — Без секретов. Если что-то случится — приходи и говори. Даже если это какая-то Ульяна ломится в дверь. Договорились?
— Да... — хриплю ей в волосы. Пахнет вишней. Как всегда. — Я думал, ты больше не захочешь меня видеть...
— Ты должен был бороться, — ее слезы просачиваются сквозь мою футболку.
— Знаю. — Отстраняюсь ровно настолько, чтобы видеть глаза. Ладони прижимаются к ее мокрым щекам. Большие пальцы вытирают слезы. — Без тебя я... дышал, но не жил.
Целую. Сначала неуверенно. Но когда она отвечает, мир вспыхивает тысячами красок.
Когда отпускаю, прижимаю губы к ее лбу:
— Прости меня за все. Я был слепым идиотом. Ты... ты самое дорогое, что у меня есть. — Голос срывается, и я говорю все, что думаю. — Даже представить не могу, как смог причинить тебе боль. Дай мне шанс все исправить. Я буду каждый день доказывать, что достоин твоего доверия. Буду беречь тебя, как самое ценное сокровище. Ты – мое солнце, без тебя все теряет смысл. Пожалуйста, позволь мне снова заслужить твою любовь.
Она кивает, пряча лицо у меня на груди.
И я понимаю — мы будем чинить это. Медленно. Болезненно. Но вместе.
Потому что ее объятия — единственное место, где я чувствую себя дома.
Звонок в дверь разрывает тишину так резко, что я вздрагиваю. Аня тут же напрягается в моих объятиях, ее пальцы впиваются в рукав моего свитера.
— Кому бы в такую погоду... — В прихожей слышится мамин голос, приглушенный прикрытой дверью. Деревянный пол скрипит под ее быстрыми шагами.
Я еще не успеваю сообразить, кто это может быть, как раздается тот самый звонкий голос, от которого у меня с детства холодеет спина:
— Где он?! Где мой старший внук, который посмел обидеть такую хорошую девочку?!
Мышцы сами собой напрягаются. Аня замирает и от волнения начинает быстро дышать. Через полуоткрытую дверь вижу, как бабуля с размаху швыряет на пол мокрый платок. Он с глухим шлепком падает рядом с валенками.
— Мама, не сейчас... — пытается вставить слово матушка, но бабуля уже несется к кухне, как торнадо.
Она врывается в комнату. Вся мокрая от снега, седые волосы мокрые на концах от снега, лицо красное от возмущения. И вдруг резко останавливается, увидев нас.
Аня инстинктивно прижимается ко мне еще сильнее. Я кладу руку ей на плечо, чувствуя, как она дрожит. Мое сердце колотится так сильно, что, кажется, его слышно всем.
— Так это та самая... — бабуля выдыхает, сверля Аню взглядом, которым обычно пробивала меня в детстве, когда я хулиганил.
Вижу, как Аня глотает ком в горле, делает маленький шаг вперёд. Ее голос дрожит, но она держится:
— Здравствуйте...
И тут происходит чудо. Бабулины губы дрожат, хмурые морщинки на лице вдруг разглаживается, и взгляд становится теплым.
— Да ты ж красавица, оказывается! — Внезапно восклицает она и хватает Аню за руки, разглядывая, как будто выбирает на рынке самый спелый арбуз. — Степа, дурачок, почему сразу не сказал, какая у тебя девочка!
Я открываю рот, чтобы ответить, но в этот момент снова хлопает дверь. В кухню, фыркая и отряхиваясь от снега, вваливается отчим с полными пакетами продуктов. Он замирает на пороге, озирая нашу странную компанию.
— А я... торт купил, — неуверенно говорит он, поднимая коробку, как будто это белый флаг.
— Как чувствовал! — Подмигивает ему мама, быстро принимая пакеты.
Отчим осторожно ставит торт на стол, бросая быстрый взгляд на бабушку:
— После твоих пирогов, Люба, любой торт — детский лепет.
Бабушка уже усадила Аню рядом и засыпает ее вопросами, не дожидаясь ответов:
— Ты где учишься, золотко? А как тебе наш Степа? Он у нас, конечно, дурак, но золотой!
Тем временем Стас со Славой, воспользовавшись суматохой, уже раскрыли коробку с тортом и теперь тычут пальцем в шоколадную машинку:
— Можно нам вот это? — Стас.
— Аня сказала, что шоколад полезный для мозга! — Подхватывает Слава.
Я отхожу к окну, прислоняюсь затылком к холодному стеклу и наблюдаю эту картину: моя вечно несуразная семья, которая еще пять минут назад грозилась меня прибить, теперь облепила Аню, как родную. Бабуля гладит ее по руке, мама наливает чай в ее любимую кружку с котиками, отчим режет торт, стараясь сохранить шоколадную машинку для мальчишек.
На душе становится тепло и спокойно. Точно так же, как в детстве, когда я просыпался среди ночи и видел, как мама печет блины к завтраку — в тишине, при свете кухонной лампы.
— Чайник уже кипит, — говорит мама, и в ее голосе улавливается то же облегчение, что чувствую я сам.
Аня ловит мой взгляд через комнату и улыбается. Робко, но искренне. И я понимаю: все будет хорошо.