Глава 20
Прошел ровно день с того розыгрыша Фреда
Ответка пришла уже на следующий день, такая же безобидная, но чёткая. Грейнджеровская.
Фред, как всегда, самоуверенно зашёл в библиотеку, нагло свистнул, привлекая внимание Гермионы, и пошёл вдоль ряда книжных полок. Но как только он подошёл ближе… с полок посыпались книги. Только не обычные. Это были зачарованные тома, каждый из которых произносил разными голосами, он пока не знает но она зачаровала не только книги:
— "Фред Уизли — гений? Сомнительно!"
— "Любимая шутка Фреда — его лицо!"
— "Девушки Хогвартса: Фред? Нет, спасибо."
— "Вы потрогали книгу. Надеюсь, не как в прошлый раз, Уизли."
Фред застыл, оглядываясь. Все смотрели. Кто-то хохотал. Гермиона — на втором этаже между полками — сделала вид, что увлечённо читает. Но уголки её губ подрагивали от сдерживаемой улыбки.
Он поднял голову, встретился с её взглядом. Та вздёрнула бровь и он молча показала палец вверх. Шутка засчитана. Без злобы, без яда. Просто — изящно.
Прошло три дня. И… ничего. Ни поддельных писем. Ни исчезающего пола. Ни подсыпанного в чай розового зелья.
Фред Уизли не шутил. Пока что.
Но Гермиона... не переживала. Жизнь шла. Весело. Легко.
В гостиной Гриффиндора было уютно и громко. Они с Джинни, Гарри и Роном почти каждый вечер собирались в углу у окна и играли в "Правда или Заклятье". Смеялись до слёз, спорили, подкалывали друг друга.
— Гермиона, — начал Рон с хитрой улыбкой, — правда, что ты когда-то написала любовное письмо Локону?
— О, Мерлин, нет! — она всплеснула руками, — Это была записка с вопросом о домашке!
— Тогда "Заклятье"! — ухмыльнулась Джинни, и Гермиону тут же ослепил ярко-розовый свет.
— Что вы сделали?!
— Твои волосы теперь пахнут клубникой. Надеемся, тебе нравится быть вкусной.
— Надеюсь, ты это сейчас не Фреду посвящаешь, — усмехнулся Гарри.
Их вечера были полны смеха, глупых историй и дружеского тепла. Гермиона смеялась так, как давно не смеялась. Всё казалось проще, легче.
Но вот что было странно — в эти три дня Фред словно стал... ближе, гораздо ближе. Они стали перекидываться фразами, по другому. Короткими, но цепкими. Не язвительными. Тёплыми. Улыбчивыми. Например;
Утром, за завтраком.
— У тебя варенье на носу, — негромко сказал Фред, проходя мимо.
— И что? — подняла бровь Гермиона.
— Ты милая
На перемене.
— Смотри под ноги, Грейнджер, — сказал он, задержав руку на её локте. — Я бы не хотел, чтобы ты в кого-то врезалась. Особенно в меня.
— А я-то думала, ты любишь драматичные столкновения.
— Только когда девушка потом падает в мои объятия.
В библиотеке.
— Ты опять за чтением?
— А ты опять за подглядыванием?
— Да за восхищением.
Слово за слово. Взгляд за взгляд. Эти короткие моменты тянулись дольше обычного. Гермиона ловила себя на том, что ещё больше ищет его глазами. Улавливает его запах — тот самый, с нотками дерева, кофе и чего-то по-домашнему тёплого. Она стала больше думать о его улыбке. Как она всегда настоящая. Как его глаза смеются даже тогда, когда он молчит.
И вот наступил вечер четвёртого дня.
После пар она почувствовала себя... разбитой. Всё раздражало. Мысли спутались. Внутри — комок, который не удавалось развязать. Настроение на нуле. Особенности женского организма — когда кажется, что тебя никто не любит, всё бесит, и даже любимый свитер давит на плечи.
Гермиона взяла плед, набросила на плечи кардиган и тихо вышла из гостиной. В голове гудело. Хотелось просто… тишины.
Она поднялась на Астрономическую башню. Осторожно расстелила плед, села и прижала колени к груди. Смотрела на ночное небо. Внутри пульсировало одиночество.
И, конечно… она думала о нём. О Фреде.
О том, как с ним тепло. Как он смеётся. Как смотрит. Как... стал важен.
Шаги.
Громкие. Чёткие. Раздавшиеся где-то у лестницы. Гермиона вздохнула.
— Ну нет, ну только не сейчас… — прошептала она. — Дайте мне хоть один вечер!
Она резко обернулась… и замерла.
Фред.
В тёплом, чуть растянутом свитере. Волосы растрёпаны. В руке — плитка шоколада. На лице — тихая, почти робкая улыбка.
— Грейнджер, — кивнул он.
— Уизли. — Сразу колкость: — Ты всегда следуешь за девушками по пятам? Или это новый стиль романтики?
— Только за одной.
— Ты опоздал. Место занято депрессией и клубничными мыслями.
— О, клубника... это моя тема. — Он сел рядом. Не близко. Но и не слишком далеко. — Шоколад?
Она взяла кусочек. Молча. Он тоже. Они сидели минуту — в молчании.
— День был трудный? — спросил он вдруг.
— Немного.
— Не ты одна. У меня Джордж сегодня случайно обжёг брови. Был похож на гневную жабу.
— Звучит... очаровательно.
— Почти как ты, когда сердишься.
Они засмеялись.
И начали говорить.
Сначала — о ерунде.
— Я боюсь пауков, — признался он. — Серьёзно. Маленькие уроды с восемью ногами.
— А я в детстве плакала, когда читала сказку о Русалочке. Настоящая трагедия!
— А я думал, ты с детства была хладнокровной и идеальной.
— А я думала, ты с детства был безмозглым балагуром.
— Ну… ты почти права.
Потом — о себе. Настоящих.
— Я всегда хотел быть не только "одним из близнецов", — сказал Фред. — А кем-то своим.
— А я… всегда боялась, что без учебников и правил я никому не интересна.
— Мне нравится, когда ты смеёшься, — сказал он. — Это редкость. Но это… красиво.
— А мне… нравится, что с тобой не надо притворяться. Всё... просто. Но важно.
И снова — смех. Шутки. Истории. Секреты, которых они никогда никому не рассказывали. Про любимый запах, про нелепые страхи, про мечты.
Они потеряли счёт времени. Башня стала их собственным космосом.
Возвращалась Гермиона под утро. Улыбалась. Щёки розовые, волосы спутаны, в глазах — звёзды.
Она тихо открыла дверь в спальню.
— ГЕР-миона, — пробормотала Джинни, не открывая глаз, — Где. Тебя. Носило?
Гермиона скинула кардиган и залезла под одеяло:
— Потом, Джин. Потом.
— Он там был?
— Мммм…
— Сволочь, скажи!
— …потом.
— Гермионаааа…
Но она уже спала. Её дыхание выровнялось, губы растянулись в едва заметной улыбке.
Во сне ей снился Фред.
Он смеялся. Обнимал. Гладил по волосам.
И шептал:
— Ты — моя самая любимая шутка, Гермиона Грейнджер.