Крёстный отец

Тихо. Вокруг ни души, хотя, может где-то и бродит одна-две неупокоенных. Наверняка.

Арсений стоит над мраморным надгробием. «Просто, но со вкусом» — хмыкнул Матвиенко, выбирая ещё тогда, где-то вечером среды этой же недели.

С плиты улыбается Майя. Она всегда улыбалась, на каждой фотографии, даже в паспорте видно, как уголки губ вздёрнуты вверх.

— Живём пока. — вздохнул Попов, сев на согнутых ногах рядом с песчаной насыпью.

Он отчитывается ежедневно, каждый раз по пути домой, будто бы это что-то меняет.

Сегодня даже стыдно как-то смотреть в вырезанные на мраморе глаза.

Попов оставил мальчишку дома и уехал. Уехал только для того, чтобы побыть тут.

Компания тишины и тесное знакомство со смертью Арсения никогда не пугали.

— Слушай, — Попов поднял лицо к плывущим мимо облакам, — ты же не осудишь. — снова опустил и наконец посмотрел на портрет. — Сын у тебя – ничтожество проблемное, только вот..— над его головой пролетел ворон, преследующий голубя. — Почему-то хочется его защищать.

Голубь скрылся в частых ветках лысых кустов, ворон остался ходить рядом.

Арсений поехал домой. Он думал об истоке тех  эмоций, которые внезапно появились и, вероятно, так же внезапно угаснут. Антон – просто случайный мальчишка, ничего примечательного в нем нет, разве что, глаза такие...красивые, зелёные, на оленьи похожи.

— Бемби, блять. — цокнул Попов, вдавливая педаль газа в пол.

Штрафа не будет, а если и будет, то все быстро замнётся – налажен контакт с местными блюстителями порядка.

Мужчина пришёл к выводу, что давно (примерно никогда) не испытывал тёплых чувств, вот и вспыхнул что-то. Он, как и в прошлые разы, разочаруется. Шастун забудется, и все вернётся на круги своя. Они будут просто соседями по квартире, пока Арсений его не пристроит учиться.

* * *

Антон только осознал всё в полной мере, что произошло в стенах Развалины.

Противно? Нет.

Страшно? Нет.

Стыдно? Нет.

Ну, может немного.

Хочется повторить? Определённо.

Не сегодня, даже не завтра, но Антон готов пожертвовать своей гордостью и упросить Арсения ещё раз проделать эту манипуляцию. Ему ничего не стоит, верно?

Единственное, чего Шастун не понимал – как до этого дошло. Ладно Арс, он никогда не был похож на человека стройных моральных принципов, но как в такую яму угодил Антон – загадка.

Открылась и закрылась на множество замков входная дверь.

— Шастун, я дома.

— Я тоже. — машинально откликнулся мальчишка, не показываясь из комнаты.

Теперь, когда Попов пришёл, щёки загорелись, и в глазах, кажется, чертенята затанцевали. Дичайшее смущение, которого только что не было.

Арсений прошагал в кабинет и закрылся на замок.

Антон не задумался зачем и просто раскинулся по кровати. В его кудрявой голове, пожалуй, отродясь столько пошлостей не было, поэтому вместо того, чтобы подумать о великом, он думал, каков же секс с мужчиной в деле. Мозг рисовал примерную картину, но не так красочно, как обычный, стандартный и «традиционный», который по своей банальности Антон всегда и смотрел на просторах порнхаба. Секс с Арсением, таким властным и грубым, наверное, больше похож на какое-то обоюдно-согласованное изнасилование, как бы странно это не звучало. Он бы схватил за руки, вжал в стену, искусал и трахнул, только...как? Антон был бы снизу, наверное. Попов никогда ни под кого не ляжет, это слишком очевидно.

Шастун надел наушники, послушал, перед тем, как вставить их в уши, не вышел ли Арсений, и залез в Яндекс великий и могучий, да только пальцы отказались вбивать в поисковик «жесткое гей порно». Можно было бы оставить эту идею и жить дальше, но любопытство берет верх, и Антон вспоминает, что Оксанка рассказывала о нарисованном порно. Манго, монги, ман...Манга!

Это уже не так постыдно звучит, не похоже на приговор, потому Шастун тычет на ссылку первого же сайта, и поражается обилию каких-то романтичных историй каких-то корейско-японских педиков.

Почему одни тут похожи на шифонер с посудой, а другие на спичек? Ну, может, потому, что это гиперболизация, и выбрал он не самую качественную работу из всех возможных.

Какие-то огромные у Пак Шкафа сиськи..как силиконом накачанные, а Кам Мыш так и горит желанием их облапать. Может, это приколы такие у геев? Может, у Арсения такие же, он просто под рубашкой посвободнее прячет, чтобы никакому идиоту вроде Антона в голову помять не пришло?

Хм..

Странно, но мальчишка настолько погрузился в сюжет и чтение этой японской сантабарбары, что не заметил, как стемнело. И тут, наконец-то, закончились выпущенные главы. Обречённо вздохнув, Антон сел и посмотрел на подушку. Интересно, на ощупь похоже? Попробовал. Нет, хуйня какая-то. Синтепон, всё таки, общего с силиконом не имеет.

Подошёл к зеркалу, задрал футболку. Плоский, как ДВП-шная полка в шкафу, только соски торчат. М-да. Ткнул пальцем в грудь, разочаровался.

— Хуйня какая-то. — вздохнул Шаст.

А Арсений? Он какой на ощупь? Раз у него накачанная спина, значит и передняя часть тела должна быть..хоть немного выпуклее, чем Антошкина.

На цыпочках, по удивительно не скрипучему полу, Шастун зашагал к спальне Попова.

— А-арс, — он просунул голову в приоткрытую дверь, — спишь?

Арсений молчал и не двигался. Видимо, действительно спал, убрав одну руку под голову, сгиб локтя второй уложив на глаза, чтобы белая питерская ночь, пусть и за плотным шторами, не мешала выработке мелатонина. Перекрестив мысленно свою атеистичную дурь, Антон зашагал к его кровати и сел рядом, чтобы набраться ещё немного смелости и проверить заодно, не проснётся ли. Попов не подавал признаков жизни никаких, кроме еле заметного вздымания груди под серой футболкой.

Силу в кулак, волю в узду, и перемахнув через  пресс Арсения, Антон расставил ноги по обеим сторонам и повис над ним, чуть качнувшись.

Давай, упади, и он тебя сожрёт с потрохами, перед этим вырезав и сердце, и печень, и обе почки.

— Ну, с богом, — буркнул Антон беззвучно, задирая футболку почти до шеи.

Дела определённо повеселее, чем у Шастуна, но не так прекрасны, как у того Пак Шкафа. Точно силикон.

Ну, и ради чего все это было? Ради обычной человеческой груди, не больше чем у Ким Кардашьян и не в крапинку, как у леопарда. Может, она хоть на ощупь какая-то особенная?

Антон осторожно, кончиками пальцев касается сперва одной, потом другой. Ну, мягонько. И Арсений, вроде, спит. Шаст укладывает обе ладони на его грудь, жамкает, не догадываясь, что Попов изначально не спал, и даже входит во вкус. Ну, ради чего-то же это всё было.

Мальчишка зевает и сползает чуть пониже, с таза на бёдра. Его инстинкт самосохранения почти равен нулю, поэтому он ложится на арсеньевскую грудь и выдыхает, прислушивается. Спит? Вроде спит. Значит и Антон будет спать.

Как только длинноногая проблема засопела, она стала мёрзнуть. В квартире не жарко, а этот обалдуй пришёл опять в одних трусах да футболке и заснул поверх одеяла. Попов приобнял его за плечи и стянул на кровать, уложил рядом с собой, под бок, укрыл одеялом и отвернулся к противоположной стене. Его несколько ночей мучает бессонница, но сегодня никакого желания ехать и работать, как в предыдущие дни, нет.

Шастун ворочался, во сне катался по всей кровати, едва ли не поменял полюса своего лежания, и Арсений зашипел, прижав его раскрытой рукой.

— Да усни ты уже, шило.

Антон подвинулся ближе, закинул ногу на его бедро, и так остался спать, ограничивая любое движение Попова, но вместе с тем прекратив и свои танцы.

* * *

Проснулся Антон один, в своей кровати, в обнимку с длинной подушкой, обычно служащей продолжениеим изголовья, чтобы такие «балеруны» , как он, ночами не долбились о кровать. Приснилось что ли? Жаль даже как-то.

Снилось, что с Арсением спать тепло и мягко, он обнимает..или не снилось. Или снилось.

Без суда и следствия не разобраться, а спросить как-то..стремно. Разозлится ещё.  Не хочется портить то, что между ними вдруг выстроилось.

— А-арс, — зовёт Шастун, потягиваясь. Никто не отвечает. Арсения дома нет. — А-арс! — он проходит по квартире, но никого не находит, и только подходит к двери, как она открывается, ему прилетает по лбу, а он отлетает назад, взвизгнув.

Попов смерил его равнодушным взглядом и протянул руку, за которую Антон не особо торопился схватиться.

— Вставай, со мной едешь.

— Опять? — мальчишка потёр лоб, копчик. Больно.

— Не опять, а снова. — Арсений поднял его за локоть и поставил на ноги. — Одевайся.