Крёстный отец

Арсений чувствует. Чувствует и дразнит нарочно, наказывает непослушного мальчишку, который уже в голосину готов завыть от Поповской бесцеремонности и своего стыда.

Рука творит всё, что угодно, не позволяя даже закинуть ногу на ногу, с силой надавливая на неё при любой попытке подняться или сдвинуться. Антон елозит на стуле, тихо поскуливая, не теряя надежды на спасение. Голоса стали стихать, в отличие от прикосновений Арсения. Ладонь все ещё была в опасной близости к основному показателю возбуждения, а звуков издавать никак нельзя. Все молчат.

- Что ж, значит на этом всё. - кивнул Попов, с великим удовольствием тиская шастуновское бедро.

Конечно, он ни видом, ни взглядом, ни даже тоном этого не выдавал. Многие догадались, что происходит под столом, но сохраняя субординацию, промолчали и спешно ретировались, когда Арсений закончил и озвучил, - Всем спасибо, можете идти.

Были те, кто уходил медленно. Часто причиной этого были травмы, но Антон молился всем богам, присущим атеисту, чтобы они излечились и растворились поскорее. Когда ушёл последний человек, он с болезненным стоном выдохнул и дернулся встать, но снова был пригвождён к стулу.

- Да все же ушли, пусти. - заныл Антон снова, пытаясь отцепить от себя Попова.

- Нет. - отрезал Арсений, роняя мальчишку на ковёр, - Оу, надо же, какая неожиданность. - хмыкнул он и издевательски изогнул бровь, глядя на слишком уж явную «складку» на джинсах Шастуна.- На мужиков стоит, да?

- Нет! - пропищал Антон, тут же зажав рот руками, - Ты просто трогал там где..где..- он потерялся в потоке собственных слов.

- Да там же, где любую сучку, чтобы она потекла. - Арсений саркастично склонил голову, потянув ногу в направлении Антона.

Он шугнулся и отполз, а Арс рассмеялся. Впервые за эту неделю. Шастун нервно сглотнул и пополз к стене. Член предательски упирается в ширинку, и это больно. Нет, не столько больно, сколько обидно. Арсений издевается над ним, а он даже сделать ничего не может, от того и на глазах скопилась влага.

Попов, смерив пол парой широких шагов, оказался перед ним и сел рядом на согнутых ногах.

- Ну, тщ-щ, Шастун, - он большим пальцем смахнул слезинку с припухшего века, уложив ладонь на пушистую щёку, - не надо плакать.

Антон увёл глаза и шмыгнул. Невозможно стыдно. Ещё и сукой обозвали вполне обоснованно.

- Ну всё, всё, иди сюда, - Попов прижал его к груди, расставив колени по бокам длинных выпрямленных ног.

Антон вцепился в атласную рубашку пальцами и всхлипнул, оставляя на ней же влажные следы щёк.

- Хочешь, помогу тебе? - прошептал Арсений где-то у красного уха.

Антон не понял. Это шутка какая-то?

Округлыми оленьими глазками он вцепился в совершенно спокойное, безразличное даже лицо.

- Да не издевайся, - с дрожью в голосе пробормотал он.

- И чё глаза по пять копеек? - Попов серьёзно возмутился? Блять, да что у этого типа в голове? - Рожай быстрее «да» или «нет», а то так и поедешь домой со стояком.

Шастун замешкался и даже потерялся. Он точно с Арсением разговаривает?

- Ну и все значит. Руки в карманы и пошли. - Арс встал, собрался уходить, но Антон пиявкой прицепился к рукаву.

- Нет, постой, я..- неумение подбирать слова играет злую шутку. Он не знает, что ответить, и как. Что правильнее? - я хочу.

Арсений ухмыльнулся и снова сел рядом, не давая возможности двигать ногами.

- Ещё раз подумай, Шастун, это серьёзное заявление. Ты просишь мужчину подрочить тебе.

- Этот мужчина сам предложил! - вспыхнул мальчишка и осёкся под синим взглядом. Замолчал.

Арсений прижал его ноги.

- Никогда, - расстегнул ремень, - не повышай на меня, - вытянул из дужиков, - голос. - расстегнул ширинку.

Антон задрожал. То ли от волнения, то ли от предвкушения, то ли даже от страха.

- Или я убью тебя. - горячий шёпот под ухо заставляет живот прилипнуть к пояснице, а лёгкие шумно вытолкнуть воздух.

Страшно?

Да нет.

Мозг отключился полностью.

Убей, только кончить сначала дай.

Арсений запускает руку под красную резинку трусов с кроличьими мордами, ухмыляется, нащупав холодными пальцами горячую плоть. По телу Шастуна пробегает табун мурашек и останавливается на бёдрах; их Антон сводит вместе.

- Подожди, руки холодн..- просит мальчишка, но Арсений игнорирует, плотным кольцом пальцев проводя от головки к основанию, и Антон запрокидывает голову назад и стонет, зажмурившись.

Чужая ладонь ощущается совсем не так, как своя, от этого спирает дыхание и чувства кажутся острее. А Попов, сука, ещё и холодный. Не только физически. Он всем своим видом показывает, что это обычное дело, ничем не выделяющееся из дневной рутины, будто бы, блять, каждый день дрочит каким-то мальчишкам в стенах Развалины, перед этим их облапав. Может, так и есть. Может, это способ выказать благодарность?

Абсурд.

- А-арс..- выстанывает Антон, обхватывая жилистую руку чуть выше запястья. - холодно!

Арсений наблюдает за тем, как Антон смущается и сводит брови, хотя ничего сверхъестественного не происходит. Нет, он не помогает снимать возбуждение рандомным подросткам, но ничего особенного нет в том, что он сейчас делает. А он дразнится, потирая подушечками пальцев головку. Антон пытается согнуть ноги и скрыться, но упирается в Попова: план провален.

- Арсений, н-не..- он пытается оттянуть от себя его бесстыдные руки, но очевидно, Арсений сильнее, а потому в следствии неудачи тощие ручёнки Антона оказываются в свободной Поповской, и он хнычет снова, упираясь взмокшим лбом в плечо мужчины. - не та-ак, пожалуйста!..

Звуки растягиваются сами, невольно, от того, что в голосе и теле дрожь, в душе ни капли уверенности, а в голове ни одной приличной мысли. Только Арсений, запах его парфюма, кстати, весьма приятного, отдающего то ли солью моря, то ли пряными нотками хереса, его плечо, его рука и ебучий стояк, совсем не вовремя, как и в любой другой момент.

Попов нарочно делает всё медленно: сжимает у основания пальцы, ведёт вверх, сдвигая крайнюю плоть, надавливает слегка на головку и снова ведёт вниз. В конце концов - это все ещё наказание болтливого Антона, а не снисхождение до проявления какой-то странной ласки.

Шастун скулит, пытаясь двинуться бёдрами навстречу, но не может - они крепко прижаты к полу; потому от безысходности он кусает плечо вместе с тканью рубашки.

- Скорее! - умоляет он, растекаясь по телу Попова бесформенной субстанцией.

- Проси лучше, - шепчет Арсений грудным басом, от которого буквально умереть хочется - прекрасен, и Антона снова захлёстывает.

Он рычит сквозь стон, сильнее кусает и непривычно сильно выгибается в пояснице, плотнее прилегая к тёплой груди. При других обстоятельствах он бы задумался, почему не хрустнул или не сломался пополам, но сейчас совершенно некогда.

- А-арс, умоляю! - он почти срывается на крик, но что-то внутри напоминает: «не повышай на меня голос», и Шастун снова выстанывает всё, что хотел сказать.

Попов довольно хмыкает и всё же ускоряет движения. Антон кусается и, наконец, кончает в широкую ладонь, как только темп выравнивается. Осталось отдышаться.

Арсений отпустил побелевшие запястья мальчишки и вздохнул, взглянув на свою руку в липковатой белёсой жидкости.

- М-да. Вылижешь?

Антон в удивлении захлопал влажными ресницами.

- Нет. Мерзко же..

- Ну и все тогда. - Попов встал. Собрался встать, но Шастун обхватил его за шею тощими ручонками и повис.

- Постой..- Антон пробубнил ещё что-то невнятное и замолчал.

Видимо, пытался аргументировать своё поведение, но не нашёл достойных причин.

Он просто хотел, чтобы Арсений остался с ним.

Арс мог бы пойти так, не особо отягощённый тушей, болтающейся на нём, но почему-то не захотел и остался на месте.

- Если уж говоришь, то не забывай включать речевой аппарат. - усмехнулся Попов, уперевшись подбородком в мятые кудряшки, и приобнял мальчишку чистой рукой. - Домой пора, очухивайся.

Теперь он разогнулся, сняв петлю Шастуновских лап с себя, и, видимо пошёл искать, чем вытереть его же сперму. Не сказать, что противно её наличие, но ощущение липкости...фу.

Не найдя ничего подходящего, он все таки взял носовой платок, стёр на ходу, а потом кинул его в Антона.

- Лови, дети твои.

* * *

Салон автомобиля. На улице уже рассвело, хоть и пасмурно. Арсений едет молча, следит за дорогой, а Антон ломает пальцы, глядя в окно. Все мысли вернулись слишком резко и даже грустно как-то стало. Арсений ничего не чувствует, он ему просто подрочил, ни к чему себя не обязывая. Он не чувствует того, чего хотелось бы Антону. Глупый мальчишка уверен, что это самая паршивая влюблённость в его жизни.

- А у тебя теперь будут руки волосатые. - Шастун пытается отшутиться, чтобы забыться хоть на минуту. - Как жить будешь?

- Крем для депиляции, Антош. - на лице Попова появляется кривая улыбка. - А вообще мастурбация ближнему не входит в перечень смертных грехов, значит не вырастет ничего.

Да, Арс, ничего, кроме привязанности.