Глава 1. Книга, которая не умела молчать
На рассвете деревня пахла – как всегда –смесью подгоревшей лепёшки, влажной древесины и свежего навоза. Внутри — вполне себе рай. Для тех, у кого хвост, уши и генетическое проклятие длиной в три века.
Я умывался у старой каменной чаши, в которой собиралась утренняя роса. Вода была холодной, как сочувствие нашего шамана, и не чище. Взгляд скользнул по поверхности — моё отражение дрогнуло и сжалось, словно не выносило само себя.
— Да... Красавец, — буркнул я.
На меня в отражении смотрел кот с лицом, в котором было слишком много человеческого.
Мех тёмный, как пыль после дождя — не чёрный, не серый, а выцветший. Такой, который не отсвечивает. Такой, каким становятся вещи, если жить рядом с трещиной в самой реальности.
На лбу — три метки.
Не знаю, откуда они. Может, от рождения. Иногда я чувствую, как они пульсируют. Словно кто-то внутри головы постукивает в дверь.
Тёмные волосы поверх кошачьей головы, сбившиеся в неуправляемый вихор. Жёлтые глаза с вертикальным зрачком. В глазах поселилась легкая усталость. Уши торчали из волос, напряжённые, будто ждали команды к бегству.
Мягкий мех на скулах, слишком тонкая шея, немного заострённые черты.
Я моргнул. В отражении — то же самое. Ни человек, ни зверь. Просто... Сай. Насмешка природы, умеющая злиться и наблюдать. Не то чтобы мне это нравилось, но я с этим живу. Пока получается.
Сбоку в чаше отразился купол, созданный аномалией — едва заметное искривление воздуха, охватывающее нашу деревню и полоски полей, где мы выращиваем еду. Когда-то здесь был центр мегаполиса. Теперь — осколки старого мира, склеенные нами в новое жилище. За пределами купола — пустые улицы, каркасы зданий, ржавые кости машин. А внутри — жизнь. Странная, ломаная, но наша.
Если присмотреться к границе купола — реальность будто моргает. Как предупреждение: «Не входи». И это не просто метафора. Люди действительно не входят. Делают шаг — их разрывает на куски. Видел подобное пару раз. Зрелище... на любителя.
Именно благодаря этой штуке мы тут и живём. Безопасно. Тихо. Без гостей. Ну разве что иногда кто-то загорается без спички или начинает предсказывать, когда у кого отвалится хвост. Аномалия странная. Она не только убивает. Она нас создала. Причудливая смесь из людей и животных. Мы зовём себя демихуманы.
А ещё аномалия иногда... выбирает.
У некоторых проявляются «дары». Пирокинез. Электроконтроль. Пророчества. Или вот — телекинез, как у меня. Только у меня — слабенько. Один камешек. Иногда. И только если он не сопротивляется.
Но этого почему-то оказалось достаточно, чтобы старый шаман, Бонду, начал смотреть на меня, как на свою завтрашнюю смену. И каждый раз, когда он говорит: «Сай, ты особенный», мне хочется уронить на него тот самый камешек. С трёх метров. С ускорением.
Я вздохнул, выпрямился и оглядел деревню.
Мы жили в тени прошлого. Руины города — полуразрушенные дома, вросшие в землю куски стекла, прогнившие корпуса машин, на которых теперь растут цветы. Всё это — наш мир. В центре — деревянные дома, обшитые металлом. Башня шамана. Архив, содержащий обрывки знаний о былом мире. Магазин, который когда-то был банком. Всё приспособлено. Всё живёт. Всё дышит — даже если с хрипом.
И тут, конечно, появляется он.
— О, великий Сай, провидица среди котят, ты снова разговариваешь со своим отражением? — голос Арута был как всегда на месте, то есть — в неправильное время и в неправильной голове.
Я повернулся к нему с самым светлым выражением презрения.
Арут был демихуманом-бульдогом — крупный, широкоплечий, как складная крепость, с вечно нахмуренными бровями и подбородком, которому позавидовала бы скала. Его морда походила на выбитую плитку: всё под углом, всё жёстко, всё вызывает доверие, только если ты любишь удары в грудь. Короткая серая шерсть, обломанные уши и взгляд, как у охранника, который знает, что ты спрятал что-то под рубашкой.
На плече — привычная броня из гильз и цепей, скрипящая при каждом шаге. Он мастерил её сам, с той же нежностью, с какой другие воспитывают детей. Это была его личная философия: если тебя не слышат — звени. Я понятия не имел, зачем ему была нужна броня в месте вроде нашей деревни.
— Арутик. Как мило, что ты нашёл время между пинанием мелких и тренировками в самовлюблённости. Ты специально встаёшь на рассвете, чтобы к завтраку уже всех выбесить своей гениальностью?
Он прищурился, прицеливаясь в мою самооценку. Но без злобы. Мы часто так разговаривали. Он — громоздкий, прямой, уверенный в себе, как кирпич. Я — царапина на стекле.
— Шаман снова звал тебя вчера. Говорил, ты "созрел".
— Надеюсь, это не о фрукте. Или хотя бы не о банане, — фыркнул я. — Он просто хочет, чтобы кто-то другой начал получать видения про чью-то смерть и объяснял это «предназначением».
Арут пожал плечами.
— Всё равно. Видимо, он считает, что ты подходишь. Ты... другой.
— Спасибо, что напомнил. Я почти забыл о шерсти, кошачьей морде и том, что разговариваю с книгой, — бросил я и сжал ремень сумки. Книга была со мной уже две недели.
Я нашёл ее случайно. Или это она меня нашла? В любом случае, в ней время от времени появлялись загадочные надписи, которые мне ничего полезного пока что не говорили. Но почему-то хотелось верить, что таким образом она разговаривает со мной.
У меня заурчало в животе. Будто внутри меня проснулся демон, решил, что я — пустой сосуд, и требует жертвы. Желательно из муки. Или мяса.
Я вздохнул и повернул обратно в сторону дома. Деревня просыпалась в своём обычном ритме: кто-то латал крышу, кто-то варил что-то подозрительное в железной бочке, кто-то кричал и пытался выменять нож на сушёную морковку. За углом два деда спорили о температуре кипения воды — оба были неправы, но не останавливались. Воздух пах гарью, жиром и ссорой.
Мимо пронёсся мальчишка с тазом на голове, визжа так, будто в него вселился дух стиральной машины. За ним — Рила, жрица молний, чьё чувство юмора умерло ещё до того, как родилось.
— Сай! Ты видел этого паразита?! — крикнула она.
— Паразита? Видел. Сегодня утром в зеркале.
Она рявкнула и исчезла за углом. Там что-то громко треснуло. Предположительно, таз.
Покойся с миром, медный шлем.
Дом наш стоял на границе деревни, у самого склона, где начинались обломки старых зданий. Плитка под ногами была местами тронута мхом. Дверь держалась на петлях, молитвах и молчаливом уважении к законам физики.
Я толкнул её плечом.
— Мам, я умираю! — сообщил я на входе. — Но не волнуйся, пока это от голода.
На кухне что-то зашипело.
— Умираешь каждый день — и каждый день оживаешь, — отозвалась мама. — Ты бы поработал лучше.
— Могу. Вот прямо сейчас: поем — и принесу пользу обществу хотя бы тем, что не умру.
Она поставила на стол миску. Что-то горячее и подозрительно зелёное.
— Что это?
— Нормальная еда. Не выпендривайся.
— Это не еда, мама. Это концепт. Это художественное высказывание о страдании.
Она закатила глаза. У мамы был талант: она могла смотреть на тебя так, что ты чувствовал себя виноватым за то, что вообще родился. И при этом — всё равно любил её. Чудо, не иначе.
Я жевал в тишине. Снаружи — звуки деревни. Внутри — уют, трещащая плита и...
— Сай?
Я обернулся.
В дверях стояла моя сестра Тэя. Тонкая, как тень. На ней — рубашка с чужого плеча, свисающая почти до колен, и взгляд, которым можно было резать стекло. Не злобный — просто очень наблюдательный.
— Здорово, слизняк, — сказал я.
Она села на табуретку и подтянула ноги к груди.
— Ты опять всю ночь где-то шлялся?
— Я был в медитации. Сливался с духом природы. Ищу гармонию с этой безумной вселенной, — мрачно ответил я.
Она фыркнула, но не улыбнулась. Просто наблюдала, как я ем. Я чувствовал себя как-то неуютно.
— Хочешь? — кивнул я на миску.
Она покачала головой. Потом, немного помедлив, прошептала:
— Ты стал... тише. Внутри.
Я замер. Ложка зависла на полпути к рту.
— Что?
— Не знаю. Просто чувствуется. Раньше у тебя всё внутри громыхало. Сейчас — тишина.
Я пожал плечами, вернул ложку в миску.
— Наверное, взрослею.
— Надеюсь, нет. Было весело.
Она встала, подошла, обняла меня за плечи. Слегка. На секунду.
Потом — ушла вглубь дома, не сказав больше ни слова.
Я допил бульон, вытер рот рукавом. Снова заурчало — на этот раз в голове. Как будто кто-то тихо, вежливо, но настойчиво постучал изнутри.
— Ну да, — пробормотал я. — Наверное, стоит сходить к Бонду. Послушать, чего он там напророчил.
Я взял куртку, перекинул через плечо сумку — и вышел. Мир снаружи выглядел усталым.
Я — чуть бодрее. Но скверное предчувствие меня не покидало.
А книга в сумке снова чуть нагрелась. Как будто слышала мои мысли.
————-
Шаман Бонду жил в самой высокой башне деревни. Технически — в груде бетона и дерева, которая пыталась выглядеть вертикальной. Она уже выиграла борьбу с гравитацией, но всерьёз рисковала проиграть дождю.
Я постучал. Один раз. Потом просто вошёл — вдруг он умер, пока ждал.
Внутри пахло сухими травами, влажной пылью и, возможно... козлом?
Он сидел на подушке в центре комнаты, обняв посох. Длинная шея чуть подрагивала, как у птицы, которая не уверена, жива ли. Пёрышки на щеках выцвели до серого. Белый хохолок лежал сбоку, будто устал стоять. Ноги — старые, с толстыми перепонками, одна поджата, вторая подрагивала сама по себе.
Он смотрел в миску с мутным отваром, не мигая.
— Привет, — сказал я. — Проверяю, не умер ли ты.
Он не двигался.
— Бонду?
— Тш-ш, — прошептал он. — Я вспоминаю, зачем я здесь.
— Ты здесь живёшь.
— А, — кивнул он. — Тогда рано уходить.
Он моргнул, как будто включился. Поднял на меня взгляд. В нём было... всё. Усталость, гнев, его фирменное безумие и, кажется, знание, что в этом отваре нет ни капли съедобных ингредиентов.
— Видения были туманны, — сказал он. — Я думал, ты останешься. Станешь следующим. Примешь посох.
— Да, мечта всей жизни — умереть на подушке от скуки и ответственности.
— Но теперь вижу яснее. Ты должен уйти. Покинуть деревню... Спасти мир.
Я замер.
— Ты это серьёзно?
Ты — ключ, — пробормотал Бонду, не открывая глаз.
— Прелестно... — буркнул я. — Слушай, твои предсказания обычно никогда не выходили за пределы бытовых проблем местных жителей. Откуда теперь эти разговоры про избранных? Ты перечитал старых сказок из деревенского архива?
— Читал, — лениво откликнулся он. — Особенно понравилась сказка про упрямого кота, который думал, что знает всё лучше старого гуся.
— Ха! Смотрю, ты ещё и справочник по сельскому юмору успел изучить.
Бонду не ответил. Он начал странно кряхтеть, и я с тревогой прислушался, не плохо ли ему. Но вскоре в этих звуках проступил ритм, что-то отдалённо похожее на мелодию. Старую, кривую, словно выцветшую вместе с миром, который её сочинил.
— Бонду... Вернись в наш бренный мир на минутку и к теме нашего разговора... Ты не хочешь об этом сообщить маме? Или Тэе? Расскажи им, как после очередного отвара тебе привиделось, что я должен отправиться на верную смерть.
— Нет.
Он хрипло втянул воздух.
— Если скажу — решат, что я окончательно выжил из ума.
Пауза.
— Просто уходи. Без слов. И без пафоса.
— Я же погибну. Ты видел мир за пределами деревни, которую хранит аномалия? Как думаешь, как поступит первый встречный рейдер при виде мальчика-кота?
— Может, и погибнешь.
Он наклонился ближе.
— Но у тебя есть книга.
Я опустил глаза. Книга. Её обложка излучала тепло, как раскалённый камень на солнце. Иногда — открывалась сама. Иногда — словно ловила мысли.
— Она не даёт ответов, — сказал я.
— И не должна. Она ведёт.
— Всё остальное — твоё.
Я хотел что-то ответить, но он снова уставился в угол. Там стояла пустая чаша.
— Ты опять завис?
— Я вспоминаю, как мы хоронили твоего прадеда.
— У меня не было прадеда. Мой дед — первый демихуман в моём роду.
— Вот именно, — сказал он и надолго замолчал.
Я поднялся.
— Было... странно. Спасибо за этот опыт.
— Слушай, — сказал он, не глядя на меня. — Если не выживешь... Постарайся хотя бы умереть эффектно.
Я молча направился к выходу. Старый гусь продолжал напевать что-то под нос, словно больше ничего в мире его не интересовало.
И хорошо.
Мне не нужны были чужие пророчества. Особенно от того, кто последние сто лет решал в основном проблемы вроде нехватки репы в деревне.
Уже на выходе из башни я почувствовал, как сумка на боку дрогнула.
Не сильно. Едва заметно.
Я замер. Сердце коротко споткнулось в груди.
Медленно расстегнул клапан сумки. Книга сама рванулась наружу — словно ожила.
Она раскрылась прямо в моих руках, и я увидел...
Деревню.
Нашу деревню.
Разрушенные дома, вывороченные поля, кровь, тела демихуманов, раскиданные на серой земле, как сломанные игрушки.
Беззвучный крик расползался по страницам. Книга впитывала их смерть.
Я сжал книгу так сильно, что побелели костяшки пальцев.
Потом захлопнул её и сунул обратно в сумку — пытаясь спрятать увиденное.
——————
Ночь была подозрительно тёплой. Прямо как из тех, что случаются перед катастрофой или очень плохим решением. Книга лежала рядом. Спокойная. Умная. Немая.
Я сидел на краю деревни, прикусив губу так сильно, что почувствовал вкус крови.
Слёзы текли сами — медленно, упрямо.
Я не вытирал их. Просто смотрел в пустоту перед собой.
Книга снова открылась сама. Не резко. Не драматично. Просто: вот страница, глянь сюда.
Надпись:
«Войди туда, куда не ступает никто. Выйди другим. И веди её следом»
На развороте — карта.
Деревня, контуры защитного купола и само сердце аномалии.
Я моргнул. Один раз. Потом второй.
Слова не исчезли. Чёрт.
Нехотя побрел к центру деревни. Передо мной чёрная тишина — плотная, как забытая мысль.
Беззвучный узел, свернувший в себе пространство, время и, кажется, сам смысл.
Похоже на дыру в мире — на миниатюрную чёрную дыру.
Но, в отличие от тех, о которых рассказывали древние книги, эта почти не тянула.
Она не рушила стены, не срывала крыши, не всасывала живое в себя.
Её сила была другой.
Она просто... стояла.
И всё вокруг стояло вместе с ней.
Сделал шаг.
И — ох да, это было ощущение.
Будто меня одновременно отшлёпали током, перекроили кости и при этом вежливо спросили: «Всё ещё хочешь жить, красавец?»
Я очнулся.
Внутри. Аномалия не жрала меня. Удивительно.
Вокруг — пустота, которая пахла... возможностью. И горелым проводом.
Потом пришло ощущение, как будто тело спросило: «А если я — не только это?»
Я сжался. Кости сгладились.
И вот — четыре лапы. Хвост. Мягкие подушечки.
Обычный чёрный кот.
Лёгкий. Тихий. И впервые за долгое время — по-настоящему незаметный. Как будто мир наконец забыл меня. Приятно.
Сменил форму снова.
Рост. Когти. Полусгиб. Знакомое тело.
Потом ещё раз.
На этот раз — человек.
Кожа гладкая, без шерсти. Хвост исчез.
Непривычно. Неловко. Но сойдёт.
Теперь я мог быть собой. Или кем-то другим. Или... вообще никем.
Потрясающе.
Книга раскрылась вновь. На странице — другая карта. Путь. Местность, которой я никогда не видел.
И голос. Не в голове — внутри всего, что я есть:
«Покинь место, где ты вырос. Веди ту, что несёт пламя. В её шаге — начало»
Ага. Спасибо, загадочный сверхразум. Очень конкретно. Прямо чувствую, как мне это облегчило задачу.
Я вернулся домой под утро.
Тэя спала калачиком, как всегда. Вся в себе.
Маленькая. Тихая. Самая настоящая часть меня.
Я сел рядом. Наклонился. Поцеловал в щёку. Осторожно. Почти незаметно.
Она шевельнулась, но не проснулась. И хорошо. Я бы не справился.
— Жди, — прошептал я, — просто жди. — Я вернусь. Наверное. С новыми шутками. Или как кот. Посмотрим.
Прошёл мимо кухни.
Мама спала, уронив голову на руки. Её лицо — усталое, но живое.
Хотел было сказать что-то...
Но в горле встал ком. Тот самый, который не проглатывается.
Я посмотрел. Запомнил. И пошёл.
Сумка на плече. Книга внутри. Ночь — зовёт.
— Бонду, — буркнул я, — красиво умирать — для героев сказок. Я проживу так, чтоб потом мир пришлось собирать по осколкам.
Я шагнул за границу.
И она меня не остановила.