До рассвета - ни мира, ни покоя
Он меня держит. Всё ещё. И я, кажется, не спешу вставать. А когда всё-таки отстраняюсь, он сразу делает шаг назад, как будто между нами ничего не было. Как будто это просто инцидент. Как будто я не слышала, как он выдохнул моё имя — не “Флетчер”, не “рыжая бестия”, а именно моё имя, шепотом, почти неуверенно.
Мы не говорим об этом. Конечно же, нет. После матча он исчезает куда-то в замке, я получаю от профессора Макгонагалл похвалу за ловкость, и всё возвращается на круги своя. Почти...
***
На следующий день после матча нас вызывают в кабинет профессора Флитвика. Меня — прямо с обеда, Тео — откуда-то из подземелий. Мы встаём в дверях почти одновременно, и он сразу косится на меня:
— Что опять?
— Не я, клянусь, — поднимаю руки. — Пока.
Флитвик приветствует нас с обычной своей доброжелательной улыбкой, но мне сразу не нравится его выражение лица — слишком миротворческое.
— Мистер Нотт, мисс Флетчер, как представители двух факультетов, которые, скажем так, часто пересекаются в неподобающих формах, вы оба были выбраны для особой формы сотрудничества.
— Сотрудничество? — Тео приподнимает бровь, и я вижу, как у него начинает дёргаться уголок губ. Это его “я заранее против” лицо.
— Вы будете вместе патрулировать коридоры, — продолжает Флитвик, будто вообще не замечает, что мы оба начали хмуриться. — Несколько раз в неделю, вечерние смены. Совместная ответственность, равное участие. Вдвоём. По двое — знаете, как авроры.
— Простите, что? — вырывается у меня. — Я должна... патрулировать замок с этим слизеринцем?
— А я — с твоей рыжей головной болью? — парирует Тео, не хуже.
— Это отличная возможность укрепить связи между факультетами, — мягко говорит профессор, хотя в голосе звучит железо. — И, полагаю, после того как мистер Нотт проявил себя героем на матче, он заслуживает, чтобы вы были немного… сдержаннее, мисс Флетчер.
Я поджимаю губы. Он что, теперь будет вспоминать об этом каждый раз?
— Да она, наверное, сама прыгнула, — ворчит Тео, — чтобы потом это ей припоминали.
— О, ты правда думаешь, что я рискнула шеей ради твоего геройства?
Флитвик хлопает в ладоши, разрубая наш диалог.
— Отлично. Значит, вы оба свободны вечером в пятницу. Начнёте тогда. Список маршрутов получите у мадам Пинс.
Мы с Тео выходим из кабинета, как два проклятых. В коридоре он бурчит:
— Это кара за грехи из прошлой жизни. Наверное, я был гриффиндорцем.
— А я, выходит, слизеринкой, — фыркаю в ответ. — Надо же, как всё испортилось.
Он криво улыбается. И всё равно, пока идёт рядом, никуда не уходит.
И я — тоже.
***
Три раза в неделю, два часа вечером, начиная с ближайшей пятницы. Мера дисциплинарная, по словам Флитвика — якобы “для укрепления взаимодействия между факультетами”.
— “Укрепление”, конечно, — бурчит Тео, когда мы впервые встречаемся у лестницы на третьем этаже. — Это чтобы я не забыл, как ты чуть не убилась на метле.
— Не убилась, — огрызаюсь. — Это была продуманная акробатика.
— Ага. Как и твоя привычка швыряться в меня перьями на зельях.
— Прекрати жаловаться. Это был один раз.
— Четыре. Я считал.
И вот так — с обмена уколами и подколками — начинается наша странная, почти тайная дружба. Или как это ещё назвать?
В первый вечер мы спорим час. О политике. Об оценках. О том, чья команда всё-таки выиграла матч (я, конечно). Потом, к моему удивлению, разговор переходит в болтовню. О книгах. О том, как он не выносит клубничное варенье. О том, как я боялась тролля в первом классе. Мы смеёмся. Настояще, громко. Он впервые улыбается по-настоящему — не с ехидцей, не с надменностью, а просто… потому что ему весело.
Во второй вечер мы просто говорим. Без ссор. Без перьев и колкостей. Говорим до того момента, пока в окна не начинает пробиваться рассвет, и я не понимаю, что стою с ним у той самой старой картины с феями уже четвёртый час подряд. А он смотрит на меня как-то слишком внимательно. Как будто я больше не хаос, а что-то другое. Что-то, что его пугает.
— Ты устала, Флетчер, — говорит он, наконец.
— А ты — занудный, Нотт.
Но оба мы не двигаемся. Потому что слишком страшно — сделать шаг назад. Или шаг вперёд.